Вилла Пальмьери

Выйдя из-под опеки, Фердинандо II, как подобает христианскому государю и почтительному сыну, прежде всего отправился в Рим, чтобы поклониться главе католической церкви, своему соотечественнику Урбану VIII, а оттуда — в Германию, чтобы получить там благословение от своего дяди по материнской линии.

Вернувшись, он принял власть над своим государством.

Впрочем, в его время, как еще и сейчас, управлять тосканцами было нетрудно. Кипящий страстями город Фа-ринаты дельи Уберти и Ринальдо дельи Альбицци исчез без следа, подобно тем древним городам, которые были погребены под пеплом и на месте которых отстроили новый город, а они из глубины своей могилы не напомнили о себе ни единым движением, ни единым вздохом. Со времени правления Фердинанда I у Тосканы, если можно так выразиться, не было истории. Так Рейн, начав свой бег среди ледников и потухших вулканов, низвергнувшись с огромной высоты в Шаффхаузене, прокатив свои сумрачные, грозные, ревущие воды через теснины подле Бингена, среди крутых утесов Драхенфельса и возле скалы Ло-релей, разливается широкой, спокойной, прозрачной волной на равнинах близ Везеля и Нимвегена, чтобы затем, даже не достигнув моря, затеряться в песках вокруг Горин-хема и Вандрейхема. Надо полагать, что в своем нижнем течении он безопаснее и приносит больше блага; однако люди стремятся увидеть лишь его истоки, его водопад и часть русла между Майнцем и Кёльном, где он с такой неукротимой силой прорывается сквозь сжимающие его берега.

И потому все долгие годы своего царствования сын Козимо II заботился не о том, чтобы сохранить мир в собственном государстве, а о том, чтобы не допустить раздоров у соседей. Он защищает герцога Неверского от гнева императора Фердинанда; пытается помочь герцогу Одоар-до Пармскому сохранить его владения; защищает Лук-кскую республику от посягательств Урбана VIII и его племянников; старается примирить герцога Фарнезе и папу и, наконец, выступает посредником между Александром VII и Людовиком XIV; так что если порою он все же готовится к войне, то лишь с одной целью — любой ценой сохранить мир: только ради этого он восстанавливает военный флот, затевает бесконечные маневры войск и заканчивает возведение укреплений в Ливорно и Порто Феррайо.

Все остальное его время отдано наукам и искусствам. Галилей — его наставник, Карло Дати — его оракул, Джованни да Сан Джованни и Пьетро да Кортона — его фавориты. Брат герцога Фердинандо, кардинал Леопольдо, помогает ему в деле покровительства искусствам, как раньше помогал в делах правления. В Тоскану приглашаются ученые, литераторы и художники со всего света; и не вина этих двух братьев, по сути, вдвоем управлявших государством, если Италия стала оскудевать талантами, потому что она была уже чересчур дряхлой, а другие государства плохо откликались на их призыв, потому что были еще слишком молоды.

Вот что Фердинандо и Леопольдо сделали для науки.

Они основали Академию дель Чименто, назначили содержание датчанину Николаусу Стенону и фламандцу Тильману. Вместе с тем они сделали богатым человеком Эванджелисту Торричелли, последователя Галилея, и пожаловали ему золотую цепь с медалью, на которой было выбито: «Virtutis praemia[8]». Они помогли механику Джованни Альфонсо Борелли с изданием его сочинений. Они назначили Франческо Реди своим главным медиком. Они определили пенсию Винченцо Вивиани, чтобы он мог спокойно, не отвлекаясь на заботы о хлебе насущном, заниматься математическими расчетами. Наконец, они учредили ученые сообщества в Пизе и в Сиене, чтобы Тоскана, по слабости своей вынужденная играть в европейских делах лишь второстепенную роль, могла бы зато стать научной столицей мира.

Вот что они сделали для изящной словесности.

Они приняли в круг своих ближайших друзей (а для бескорыстного, но тщеславного племени поэтов это и поощрение, и награда) Габриелло Кьябреру, Бенедетто Фьо-ретти, Алессандро Адимари, Джироламо Бартоломеи, Франческо Роваи и Лоренцо Липпи. Их частыми гостями были Лоренцо Франчески и Карло Строцци, которых Фердинандо сделал сенаторами, а также Антонио Малате-сти, Джакомо Гадди, Лоренцо Панчатики и Фердинандо дель Маэстро, которых Леопольдо сделал своими камергерами: всех этих людей братья вызывали к себе в любое время дня, даже в часы трапезы, чтобы, как они выражались, разом напитать и свой дух, и свое тело.

Вот что они сделали для искусства.

Они воздвигли на Пьяцца делла Сантиссима Аннунциа-та конную статую великого герцога Фердинандо I: работу над памятником начал Джамболонья, а завершил Пьетро Такка.

Они заказали ему также статую Филиппа IV, короля Испании, а затем послали ее в дар этому государю.

Они поручили отделку галереи Уффици художникам Курради, Маттео Росселли, Марио Баласси, Джованни да Сан Джованни и Пьетро да Кортона. Двум последним они заказали также фрески в залах Палаццо Питти.

В разных городах, где им пришлось побывать, они, с готовностью уплатив владельцам заявленную цену, приобрели более двухсот автопортретов известных живописцев: так было положено начало этому необычному собранию, которым обладает одна лишь Флоренция.

И наконец, по их распоряжению в Болонье, Риме, Венеции и даже в бывшей римской провинции Мавретания было куплено великое множество античных статуй и картин современных художников, в частности, великолепная мраморная голова, считавшаяся портретом Цицерона, «Гермафродит», бронзовый «Идол», а также шедевр, который и по сей день остается одним из драгоценнейших сокровищ Тосканы, — «Венера» Тициана.

Подобно тому, как братья правили вместе, они и умерли почти в одно и то же время и почти в одном возрасте: великий герцог Фердинандо в 1670 году, в возрасте шестидесяти лет, а кардинал Леопольдо в 1675-м, в возрасте пятьдесяти восьми лет.

В царствование Фердинандо, за день до рождения его второго сына, во Флоренцию, по пути в Рим, заехал Кольбер и остановился в Палаццо Питти. Он был послан Людовиком XIV к Урбану VIII, чтобы уладить некоторые разногласия, возникшие между папой и королем.

Великому герцогу Фердинандо наследовал Козимо III. Это была эпоха долгих царствований. Козимо правил Тосканой пятьдесят три года. И в эти годы стал явственно заметен упадок рода Медичи. Могучее древо Козимо I, давшее одиннадцать отпрысков, засыхает на корню и гибнет, лишенное жизненных соков.

Когда изучаешь эпоху правления Козимо III, приходит мысль, что Господь решил покончить с домом Медичи. Не политические бури и не гнев народа угрожают отныне этому дому: его сотрясают и губят семейные неурядицы. Словно жестокий рок поразил немощью всех представителей этого рода, одного за другим, — мужчины стали бессильными, а женщины бесплодными.

Козимо III взял в жены Маргариту Луизу Орлеанскую, дочь Гастона Французского. Жених, воспитанный матерью, Витторией делла Ровере, настолько надменной, мнительной и суеверной, насколько Фердинандо II был приветливым, открытым и свободомыслящим, обладал всеми недостатками своей наставницы и лишь немногими достоинствами отца. Это и понятно: великий герцог Фердинандо последние восемнадцать лет не жил с женой, на которую он по своей природной лености возложил все заботы о воспитании сына. Выросший в одиночестве и благочестивых размышлениях, юный герцог Козимо, стараниями своего наставника Бандинелли да Сиена, получил воспитание богослова, а не государя.

Невеста, красивая и жизнерадостная пятнадцатилетняя девушка, принадлежала к великому роду Бурбонов, засиявшему новой славой благодаря Генриху IV, который приходился ей дедом. Она выросла в неспокойное время, в годы двух гражданских войн. Все вокруг ее колыбели было проникнуто юной, кипучей силой, которая присуща государствам в пору их становления и которая в Тоскане после Козимо I уступила место сначала спокойствию зрелого возраста, а потом старческой слабости. Мысль об этом брачном союзе возникла у великого герцога Фердинан-до, а Гастон с радостью дал свое согласие, ибо, по его словам, он сам происходил из рода Медичи: несмотря на унаследованный им от этого рода семейный недуг — подагру, Гастон очень гордился таким родством.