Страница 18 из 42
— А что бы вы ей ответили?
— Я ответила бы так: «Дорогая, несчастная государыня! Вы не совет мне даете, вы прочитали мне лекцию по истории; я вас выслушала, а теперь я жду совета».
— Если бы вы, ваше величество, не отказались последовать этим советам, — сказал Барнав, — вам их дали бы не только мертвые, но и живые.
— Мертвые или живые — пусть говорят те, кому надлежит говорить! Кто знает, может быть, я и последую советам, если они будут хороши.
— Ах, Боже мой, ваше величество! И мертвые и живые могли бы дать вам только один совет.
— Какой же?
— Сделайте так, чтобы вас полюбил народ!
— Да уж, с вашим народом это совсем нетрудно!
— О, ваше величество, народ этот скорее ваш, нежели мой, а доказательством служит то, что, когда вы только приехали во Францию, этот народ вас обожал.
— Ну, сударь, вы заговорили о весьма недолговечном: о популярности!
— Ваше величество! Ваше величество! — вскричал Барнав. — Если я, никому не знакомый адвокат, вышедший из безвестности, сумел завоевать популярность, то насколько вам было бы проще ее сохранить, насколько легче завоевать вновь! Но нет, — все более оживляясь, продолжал Барнав, — ваша цель, цель монархии — самая святая, самая прекрасная, и кому вы ее доверили? Чьими голосами и чьими руками вы ее защищали? Можно ли до такой степени не понимать время, в какое мы живем, до такой степени забыть о духе Франции!.. Знаете, я, к примеру, сам добивался, чтобы меня послали вам навстречу, с одной лишь целью, и вот я вас вижу, я с вами говорю… а сколько раз — Боже мой! — сколько раз я был готов предложить вам свои услуги, свою жизнь…
— Тише! — шепнула королева. — Сюда идут; мы еще обо всем этом поговорим, господин Барнав; я готова увидеться с вами еще раз, выслушать вас, последовать вашим советам!
— Ах, ваше величество! Ваше величество! — пришел в восторг Барнав.
— Тише! — повторила королева.
— Ваше величество, кушать подано! — появившись на пороге, доложил лакей, чьи шаги они только что слышали.
Они направились в столовую. Король вошел туда же через другую дверь; он беседовал с Петионом все то время, пока королева разговариала с Барнавом, и казался очень оживленным.
Оба телохранителя стояли неподалеку, по-прежнему настаивая на привилегии прислуживать их величествам.
Шарни держался несколько в стороне от всех, стоя у окна.
Король огляделся и, пользуясь тем, что он остался в окружении домашних, а также обоих телохранителей и графа, обратился к последним:
— Господа! После ужина мне необходимо с вами поговорить. Поэтому прошу вас пройти вслед за мной в мои апартаменты.
Трое офицеров поклонились и стали, как обычно, прислуживать королевской семье за столом.
Ужин был накрыт в доме одного из богатейших епископов королевства, но стол был сервирован вечером в Мо столь же плохо, сколь превосходно это было сделано днем в Шато-Тьерри.
Король, по своему обыкновению, ел с большим аппетитом и, несмотря на скудное угощение, поужинал весьма плотно. Королева съела лишь два сырых яйца.
Дофин недомогал и второй день просил земляники; но прошли те времена, когда предупреждались малейшие его желания. Уже второй день все, к кому бы он ни обращался, отвечали либо «Нету!», либо «Не могли найти».
Однако он видел у дороги простых деревенских ребятишек; они ели землянику прямо со стебельков, нарвав их в лесу.
И тогда несчастный мальчуган позавидовал этим белоголовым розовощеким деревенским мальчишкам, ведь им не нужно было просить землянику: когда им хотелось ягод, они шли в лес, отлично зная земляничные поляны, как птички знают поля, где цветет сурепка и конопля.
Королева сильно опечалилась, оттого что не могла исполнить этого желания сына, и, когда мальчик, отказываясь от всего, что ему предлагали, снова попросил земляники, на глаза матери навернулись бессильные слезы.
Она поискала взглядом, к кому можно было бы обратиться, и увидела Шарни, стоявшего по-прежнему неподвижно и в полном молчании.
Она знаком приказала ему подойти один раз, другой, но он был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил ее жестов.
Наконец хриплым от волнения голосом она окликнула:
— Господин граф де Шарни!
Шарни вздрогнул, словно его разбудили, и хотел было подойти к королеве.
Но в это мгновение дверь распахнулась и на пороге появился Барнав с тарелкой земляники в руках.
— Прошу прощения, ваше величество, — обратился он к королеве, — за то, что я явился без приглашения; надеюсь также, что и король меня извинит… Я несколько раз сегодня слышал, как его высочество дофин просил земляники; на столе у епископа я увидел эту тарелку, взял ее, и вот она перед вами.
Тем временем Шарни обошел стол и направился к королеве, однако она остановила его на полпути:
— Благодарю вас, господин граф, господин Барнав угадал мое желание, мне ничего больше не нужно.
Шарни поклонился и, не проронив ни слова, возвратился на прежнее место.
— Спасибо, мой друг Барнав! — обрадовался юный дофин.
— Господин Барнав! — промолвил король. — Наш ужин не очень хорош, но если вы хотите принять в нем участие, вы доставите этим довольствие королеве и мне.
— Государь, — отвечал Барнав, — приглашение короля — приказ для меня. Где вашему величеству угодно, чтобы я сел?
— Между королевой и дофином, — отозвался король.
Потеряв голову от любви и гордости, Бранав занял указанное место.
Шарни наблюдал за всей этой сценой, но ни тени ревности не возникло в его сердце. При виде этого несчастного мотылька, летевшего на свет королевского сияния, он лишь проговорил вполголоса:
— Вот и еще один готов себя погубить! А жаль: этот был лучше других.
И, возвращаясь к неотступной мысли, прошептал:
— Письмо! Письмо! Что же может быть в этом письме?!
IX
ГОЛГОФА
После ужина три офицера, следуя полученному приказу, поднялись в комнату короля.
Юная принцесса, его высочество дофин и г-жа де Турзель были в своей комнате; король, королева и мадам Елизавета уже ждали офицеров.
Когда молодые люди вошли, король попросил:
— Господин де Шарни! Будьте любезны, заприте дверь, чтобы никто нам не помешал: мне необходимо сообщить вам нечто чрезвычайно важное. Вчера в Дормане господин Петион предложил мне, господа, дать вам возможность, переодевшись, бежать; однако мы с королевой воспротивились, опасаясь, что это не более чем ловушка и что вас пытаются от нас удалить либо для того, чтобы убить, либо для того, чтобы выдать военному суду в каком-нибудь провинциальном городишке, где никто не сможет вам помочь и вас расстреляют. Итак, мы с королевой взяли на себя ответственность и отклонили это предложение. Но сегодня господин Петион стал настаивать на своем, ручаясь честью депутата, и я счел себя обязанным поделиться с вами его опасениями и предложениями.
— Государь, — перебил его Шарни, — прежде чем ваше величество продолжит, — я говорю сейчас не только от своего имени, но надеюсь, что выражаю чувства этих господ, — прежде чем король продолжит, не угодно ли ему будет пообещать оказать нам одну милость?
— Господа! — возразил Людовик XVI. — Вы отважно защищали королеву и меня, три дня подряд рискуя своими жизнями; вот уже три дня вам ежеминутно угрожает страшная расправа; вы ежеминутно разделяете с нами наш позор, на вас сыплются предназначенные нам оскорбления. Господа, вы вправе не просто просить милости, но изложить ваше желание, и если оно не будет исполнено незамедлительно, то лишь в том случае, если это окажется не в нашей с королевой власти.
— В таком случае, государь, — продолжал Шарни, — мы нижайше, но настойчиво просим ваше величество, какие бы предложения ни исходили от господ депутатов по нашему поводу, предоставить нам возможность самим принимать или отвергать эти предложения.
— Господа, — отозвался король, — даю вам слово, что не стану оказывать никакого давления на ваш выбор: как вы пожелаете, так и будет.