Страница 156 из 178
— Что ж, пусть будет полмиллиона, — сказал приезжий из Лукки, — но, честное слово, я не думал, что цифра будет так велика.
— Потому что ваш управляющий вас обкрадывает; что поделаешь, дорогой господин Кавальканти, это наш общий удел!
— Вы открыли мне глаза, — серьезно заметил приезжий из Лукки, — придется прогнать негодяя.
Монте-Кристо продолжал:
— "Для полного счастья ему недостает только одного…"
— Боже мой, да! Только одного! — сказал со вздохом приезжий из Лукки.
— "…найти обожаемого сына…"
— Обожаемого сына!
— ".. .похищенного в детстве врагом его благородной семьи или цыганами".
— В пятилетием возрасте, сударь! — сказал с тяжким вздохом приезжий из Лукки, возводя глаза к небу.
— Несчастный отец! — сказал Монте-Кристо. Потом продолжал читать:
— "Я вернул ему надежду, я вернул ему жизнь, граф, сообщив, что вы можете помочь ему найти сына, которого он тщетно ищет вот уже пятнадцать лет".
Приезжий из Лукки взглянул на Монте-Кристо с каким-то смутным беспокойством.
— Я могу это сделать, — подтвердил Монте-Кристо.
Майор выпрямился.
— А, — сказал он, — значит, все в письме оказалось правдой?
— Неужели вы сомневались в этом, дорогой господин Бартоломео?
— Нет, нет, ни одной минуты! Что вы! Такой серьезный человек, в духовном сане, как аббат Бузони, не позволил бы себе подобной шутки, но вы еще не все прочли, ваше сиятельство.
— Ах да, — сказал Монте-Кристо, — имеется еще приписка.
— Да… — повторил приезжий из Лукки, — приписка…
— "Чтобы не затруднять майора Кавальканти переводом денег из одного банка в другой, я посылаю ему на путевые расходы чек на две тысячи франков и перевожу на него сумму в сорок восемь тысяч франков, которую вы оставались мне должны".
Майор с видимой тревогой следил за чтением этой приписки.
— Так, — сказал граф.
— Он сказал мне, — пробормотал приезжий из Лукки. — Так что… граф… — продолжал он.
— Так что? — спросил Монте-Кристо.
— Так что приписка…
— Что приписка?..
— Принята вами так же благосклонно, как и все письмо?
— Разумеется. У нас свои счеты с аббатом Бузони; я в точности не помню, должен ли я ему именно сорок восемь тысяч ливров, но несколько лишних ассигнаций в ту или другую сторону нас не обеспокоят. А что, вы придавали большое значение этой приписке, дорогой господин Кавальканти?
— Должен вам признаться, — отвечал приезжий из Лукки, — что, вполне доверяя подписи аббата Бузони, я не запасся другими деньгами; так что, если бы мои надежды на эту сумму не оправдались, я оказался бы в Париже в очень затруднительном положении.
— Полно, разве такой человек, как вы, может где-либо попасть в затруднительное положение? — сказал Монте-Кристо.
— Но если никого не знаешь… — заметил приезжий из Лукки.
— Зато вас все знают.
— Да, меня знают, так что…
— Я вас слушаю, дорогой господин Кавальканти.
— Так что вы вручите мне эти сорок восемь тысяч ливров?
— По первому вашему требованию.
Майор вытаращил глаза от изумления.
— Да присядьте же, пожалуйста, — сказал Монте-Кристо, — право, я не знаю, что со мной… Я держу вас на ногах уже четверть часа.
— Помилуйте!
Майор придвинул кресло и сел.
— Разрешите что-нибудь предложить вам, — сказал граф, — рюмку хереса, портвейна, аликанте?
— Аликанте, если позволите, это мое любимое вино.
— У меня найдется отличное. И кусочек бисквита, не правда ли?
— И кусочек бисквита, раз уж вы настаиваете.
Монте-Кристо позвонил, Явился Батистен.
Граф подошел к нему.
— Ну что?.. — тихо спросил он.
— Молодой человек уже здесь, — ответил так же тихо камердинер.
— Отлично, куда вы его провели?
— В голубую гостиную, как велели ваше сиятельство.
— Превосходно. Подайте бутылку аликанте и бисквиты.
Батистен вышел.
— Право, сударь, — заметил приезжий из Лукки, — я очень смущен, что доставляю вам столько хлопот.
— Ну что вы! — сказал Монте-Кристо.
Батистен вернулся, неся вино, рюмки и бисквиты.
Граф наполнил одну рюмку, а в другую налил только несколько капель того жидкого рубина, который заключала в себе бутылка, вся покрытая паутиной и прочими признаками, красноречивее свидетельствующими о возрасте вина, чем морщины о годах человека.
Майор не ошибся в выборе: он взял полную рюмку и бисквит.
Граф приказал Батистену поставить поднос рядом с гостем, который сначала едва пригубил вино, потом сделал одобрительную гримасу и осторожно обмакнул в рюмку бисквит.
— Итак, сударь, — сказал Монте-Кристо, — вы жили в Лукке, были богатым человеком, благородного происхождения, пользовались всеобщим уважением, у вас было все, чтобы быть счастливым?
— Все, ваше сиятельство, — отвечал майор, поглощая бисквит, — решительно все.
— И для полного счастья вам недоставало только одного?
— Только одного, — ответил приезжий из Лукки.
— Найти вашего сына?
— Ах, — сказал почтенный майор, беря второй бисквит, — этого мне очень не хватало.
Он поднял глаза к небу и сделал попытку вздохнуть.
— Теперь скажите, дорогой господин Кавальканти, — сказал Монте-Кристо, — что это за сын, о котором вы так тоскуете? Ведь мне говорили, что вы холостяк.
— Все это думали, — отвечал майор, — и я сам…
— Да, — продолжал Монте-Кристо, — и вы сами не опровергали этого слуха. Грех юности, который вы хотели скрыть.
Приезжий из Лукки выпрямился в своем кресле, принял самый спокойный и почтенный вид и при этом скромно опустил глаза — не то для того, чтобы чувствовать себя увереннее, не то чтобы помочь своему воображению; в то же время он исподлобья поглядывал на графа, чья застывшая на губах улыбка свидетельствовала все о том же доброжелательном любопытстве.
— Да, сударь, — сказал он, — я хотел скрыть эту ошибку.
— Не ради себя, — сказал Монте-Кристо, — мужчинам это не ставится в вину.
— Нет, разумеется, не ради себя, — сказал майор, с улыбкой качая головой.
— Но ради его матери, — сказал граф.
— Ради его матери! — воскликнул приезжий из Лукки, принимаясь за третий бисквит. — Ради его бедной матери!
— Да пейте же, пожалуйста, дорогой господин Кавальканти, — сказал Монте-Кристо, наливая гостю вторую рюмку аликанте. — Волнение душит вас.
— Ради его бедной матери! — прошептал приезжий из Лукки, пытаясь силой воли воздействовать на слезную железу, дабы увлажнить глаза притворной слезой.
— Она принадлежала, насколько я помню, к одному из знатнейших семейств в Италии?
— Патрицианка из Фьезоле, граф!
— И ее звали?..
— Вы желаете знать ее имя?
— Бог мой, — сказал Монте-Кристо, — можете не говорить: оно мне известно.
— Вашему сиятельству известно все, — сказал с поклоном приезжий из Лукки.
— Олива Корсинари, не правда ли?
— Олива Корсинари!
— Маркиза?
— Маркиза!
— И, несмотря на противодействие семьи, вам в конце концов удалось жениться на ней?
— В конце концов удалось.
— И вы привезли с собой все необходимые документы? — продолжал Монте-Кристо.
— Какие документы? — спросил приезжий из Лукки.
— Да ваше брачное свидетельство и метрику сына.
— Метрику сына?
— Метрику Андреа Кавальканти, вашего сына; разве его зовут не Андреа?
— Кажется, да, — сказал приезжий из Лукки.
— То есть как это кажется?
— Видите, я не смею этого утверждать, он так давно исчез.
— Вы правы, — сказал Монте-Кристо. — Но документы у вас с собой?
— Граф, я должен вам с прискорбием заявить, что, не будучи предупрежден о необходимости запастись этими документами, я не позаботился взять их с собою.
— Черт возьми! — сказал Монте-Кристо.
— Разве они так нужны?
— Необходимы!
Приезжий из Лукки почесал лоб.
— A, per Вассо![33]—сказал он. — Необходимы!
33
Клянусь Вакхом! (итал.)