Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 83

— Я тебе дам — судьба! — Дед шутливо замахнулся тростью — но тут же улыбнулся и склонил голову. — Ладно уж, Сашка. Сам бы на твоем месте не остался — такая уж у нас порода Горчаковская… Так что полезай в “Муромца” — и к вечера жду от тебя вестей из Вены.

— Так точно! — гаркнул я, подхватив винтовку, как на параде.

Долго обнимать деда я не стал — слишком уж это все начало напоминать какую-то предсмертную беседу. Видимо, он и сам сообразил, что слегка перегнул палку с нравоучениями. Насупился, отступил на шаг, оперся на трость обеими руками — и стоял так, пока я не развернулся и не зашагал к аэроплану.

— Добро пожаловать на борт, ваше сиятельство. — Оболенский протянул здоровенную лапищу и одним движением втащил меня через дверь. — Взлетаем.

Я не успел сделать и двух шагов, как “Илья Муромец” задрожал, качнулся и принялся набирать ход. Сначала неторопливо, будто даже четырем моторам было едва-едва под силу сдвинуть с места такую громадину — но с каждым мгновением все быстрее. Мне даже пришлось поспешить, чтобы успеть занять свое место рядом с командиром.

Кресла — всего три штуки — остались только в кабине — из грузового отсека их вытащили, чтобы облегчить аэроплан и взять на борт чуть больше людей. Пришлось избавиться от запасных топливных баков, вооружения, части инструмента и даже пары человек экипажа — в общем, всего, что не было смертельно необходимо для полета и весило хотя бы килограмм.

— Хорошо идет. — Я опустился в кресло. — Взлетим?

— Взлетим, ваше сиятельство. Не извольте беспокоиться. — Командир усмехнулся в прокуренные усы и взялся за рукоять справа от штурвала. — Ну, с Богом.

“Илья Муромец” уже успел выровняться, подняв хвост при разбеге — а теперь снова чуть завалился назад. Скрипнул — не жалобно, а скорее сердито, будто ему не очень-то хотелось покидать уютное поле — а потом все-таки задрал нос — и в то же самое мгновение шум прямо под ногами вдруг затих. Колеса оторвались от земли, и теперь я слышал только гул двигателей.

Поначалу мы шли совсем низко — так, что я успел даже испугаться зацепить колесом или одним из здоровенных пропеллеров верхушки деревьев за полем. Но обошлось — и над лесом “Илья Муромец” вдруг принялся набирать высоту так резво, что меня буквально вдавило в кресло. Ничего подобного я не испытывал даже за рулем самых мощных автомобилей. Пожалуй, в каком-то смысле это можно было назвать страхом — и, чтобы отвлечься, я принялся смотреть, что творится за стеклами кабины.

Земля уже успела отдалиться настолько, что теперь напоминала клетчатое одеяло — зеленое, серое, коричневое, бежево-желтое и кое-где бурое, сшитое из неровных кусков грубыми стежками и разделенное надвое черной полосой Дуная. Регенсбург остался позади, но где-то вдалеке уже мелькали домики — то ли городишко по соседству, то ли одинокая коммуна среди полей.





— Вроде чисто, — командир осторожно потянул штурвал в сторону, закладывая вираж. — Говорят, у немчуры на западном фронте совсем аэропланов не осталось, но мало ли…

Небо действительно не выглядело угрожающим — и пока что все шло настолько хорошо, насколько вообще могло. И все же я никак не мог отделаться от ощущения, что мы где-то обсчитались. Напортачили, подставив под удар всю операцию еще до ее начала. К примеру — забыли на земле что-то важное…

Или наоборот — прихватили лишнего.

Приборная панель и даже командир “Ильи Муромца” едва ли могли подсказать хоть что-то — и я развернулся к десантникам. Каждого из которых выбирал сам и уже давно знал лично — и атташе из российского посольства, и французских солдат, и эльзасцев. И даже тирольских стрелков, успевших повоевать под Регенсбургом.

Из новых знакомых на борту были только члены экипажа — усатый командир, механик, штурман и второй авиатор — невысокий парень в фуфайке с высоким воротом и летном шлеме с очками.

Который каких-то пять минут назад махал взлетевшему аэроплану с земли.

Я вскочил с кресла и одним прыжком перемахнул через половину грузового отсека. Так быстро, что никто не успел даже вскрикнуть — а мой “кольт” уже упирался дулом авиатору под гладкий подбородок.

— Тихо, тихо, Горчаков. Убери от меня эту штуку, пожалуйста.

— Ты?! — выдохнул я.

— Конечно. Без меня за штурвалом вы все покойники. — Хельга подняла руку и стащила с головы шлем. — Да и к тому же — разве я могу пропустить такое веселье?