Канцлер (Горчаков-7)

Глава 21

— Проклятье… Интересно, здесь глубоко?

Гвардеец снял с плеча винтовку и, присев на корточки, опустил ее вниз. Осторожно, дулом вниз, чтобы не намочить затвор. В мутной воде исчез сначала штык, потом ствол, потом цевье чуть ли не до середины… Дальше экспериментировать владелец оружия благоразумно не стал, но по мрачному выражению лица я понял — дно он так и не нащупал. Значит, глубина по колено, не меньше — а то и по пояс.

Отлично. Только этого не хватало.

Дорога и без этого была не из легких — и к тому же нам приходилось спускаться чуть ли не в полной темноте. Конечно, у гвардейцев были фонарики, но я запретил ими пользоваться — не хватало еще выдать себя раньше времени и напороться на пулемет или трещотку вроде томми-гана. В узком проходе катакомб одна такая игрушка за считанные мгновения могла уменьшить мой и без того весьма скромный отряд вдвое.

Оставалось только полагаться на магию, и даже больше — на чутье Одаренного, позволявшее если не видеть, то хоть как-то двигаться даже в кромешной темноте. Мартин без особого труда поспевал за мной, а вот рядовым бойцам приходилось куда хуже — то и дело то один, то другой цеплял макушкой низкий свод коридора и с тихой руганью принимался потирать ушибленное место.

Но никакой другой дороги здесь, похоже, не было.

— Интересно, откуда взялась вода? — Я влил чуть побольше магии в Свечу и заозирался по сторонам, пытаясь отыскать хоть что-то похожее на проход. — И где мы вообще, капитан?

— Хотел бы я знать, — отозвался Мартин. — В этих катакомбах заблудился бы сам Святой Петр. Но, кажется, последние четверть часа мы шли в сторону Тибра — и больше не сворачивали…

— Река? — Я втянул ноздрями воздух. — Тогда понятно, откуда этот запах.

Рим возник раньше родного Петербурга на две с лишним тысячи лет — и уж точно не уступал российской столице красотами и всякими архитектурными изысками. Местами его пейзажи, пожалуй, были даже интереснее тех, что я наблюдал почти восемнадцать лет своей жизни. Древние развалины, замки, узенькие улочки, мощеные камнем — все это определенно имело свой колорит.

Но Тибр с Невой не стоял и рядом. Дома река безраздельно властвовала над центральной частью города — а то и над всем Петербургом целиком. Особенно весной — и разливалась так широко, что гранитные набережные едва сдерживали ее густую темно-синюю мощь, а золоченые шпили и купола будто росли прямо из воды.

А Тибр… Тибр просто неторопливо тянул воду к морю откуда-то с севера — тихо, безмятежно и как будто даже чуть сонно. Он и в самом широком месте едва набирал сотню метров, а в этой части города и вовсе превращался во что-то весьма невыразительное. Узкое, мутное, грязное и — чего уж там — не слишком ароматное.

— Запах? — улыбнулся Мартин. — Видимо, вам не приходилось бывать в Венеции, principe.

— Как скажете, капитан. — Я пожал плечами. — Но что все это значит? Мы что, уже спустились ниже уровня реки?

— Едва ли. Лестница не такая уж и крутая. Камни только поддерживают свод, но сама земля рыхлая. — Мартин для пущей убедительности легонько стукнул по стене прикладом. — Будь Тибр совсем рядом — коридор бы уже давно затопило целиком… Нужно идти дальше, principe — другого пути мы не найдем.

— Значит, туда? — Я с изрядным сомнением посмотрел на мутную жижу под ногами. — Что ж, никто не говорил, что быть гвардейцем легко…

Вода оказалась чуть маслянистой на ощупь — зато куда теплее, чем можно было ожидать от декабря. Видимо, она как-то попала сюда из реки и успела застояться и хотя бы немного прогреться. И все же заходить было, мягко говоря, неприятно — особенно когда нога погрузилась по самую середину бедра, а дно провала все еще уходило дальше вглубь.

— Подтяните ремни, сеньоры. Лучше не мочить патроны. — Я закинул винтовку на плечо. — Кто знает, сколько их может понадобиться.

К счастью, выше пояса вода все-таки не поднялась. Мартин уже успел уйти чуть вперед, но я поспешил его обогнать. Чутье Одаренного наверняка предупредило бы об опасности, и все же рисковать не хотелось: у моего Щита были хоть какие-то шансы выдержать полноценный обстрел из нескольких пулеметных стволов.

Теоретически.

— Вы удивительный человек, principe.

Как и любой уроженец Люцерна, Мартин всю свою жизнь говорил по-немецки, но мой титул почему-то произносил на итальянский манер. Видимо, посчитал положенное по этикету “ваше сиятельство” слишком чопорным, а Prinz на родном языке — наоборот, чересчур фамильярным.

— Удивительный? — переспросил я. — И почему же?

— Идете впереди… Мартин на мгновение задумался, подбирая слова. — Да и вообще — идете. По пояс в воде — с нами, простыми солдатами.

— Может, я и не солдат — но мне тоже приходилось носить форму, капитан.

— Не сомневаюсь ни минуты, principe, — кивнул Мартин. — Но теперь ваше положение едва ли предполагает что-то… такое. Вы вполне могли остаться с его высокпреосвященством и не рисковать жизнью в катакомбах.

— Моя жизнь не так уж и дорого стоит… И ее не так уж просто отнять. И если даже что-то и случится — мой император и ее высочество принцесса справятся и без меня. — Я усмехнулся и покачал головой. — В конце концов — кто-то же должен прикрыть ваших людей, если начнется заварушка.

— Спасибо, principe, — тихо отозвался Мартин. — Я бы принес вассальную клятву роду Горчаковых — если бы уже не поклялся служить Святому Престолу.

— Вот как? — Я поудобнее перехватил винтовку. — В таком случае — я бы и сам не отказался стать гвардейцем Ватикана… Если бы уже не был князем Горчаковым.

Обмен любезностями завершился, и дальше мы шагали уже молча. К счастью, идти пришлось недолго: через пару минут Мартин разглядел в полумраке какой-то выступ — а за ним и проход — явно искусственного происхождения. Аккуратный, ровный и куда просторнее, чем узкие коридоры катакомб.

— Похоже, это строили уже куда позже. — Я провел ладонью по заросшим зеленоватой плесенью камням. — Кладка совсем другая.

— Верно, principe. — Мартин заглянул мне через плечо. — Не удивлюсь, если мы выбрались в канализацию… Или что-то в этом роде.

Действительно — здесь все изрядно отличалось от подземелий собора Святого Петра. И не только габаритами прохода и материалом — даже самой атмосферой. Там от каждого камня веяло чем-то древним и таинственным. Любой плиты, любого глиняного черепка и даже вековой пыли на полу мог когда-то касаться сам апостол — или кто-то из его последователей.