Страница 26 из 83
— И когда денег на исследования стало не хватать, вы предложили свои услуги, верно? — догадался я. — Понемногу перетянули проект от правительства в какую-нибудь частную контору…
— Все было честно, герр Горчаков, — буркнул фон Браун. — Канцлер получил чертежи и образцы, а мы — деньги.
— Вы?
— Доктор Оппенгеймер. Его интересовала только наука. Знание ради знания.
На лице фон Брауна мелькнуло что-то одинаково похожее и на восхищение, и на полное пренебрежение. Похоже, он ценил своего американского коллегу за ум и талант ученого, но едва ли мог назвать способным руководителем — или хотя бы дальновидным человеком.
— Он не считал денег и даже не пытался узнать, откуда они берутся. — Фон Браун усмехнулся и покачал головой. — Вряд ли Оппенгеймер вообще задумывался, что именно из всего этого получится.
— Зато вы задумывались, верно, доктор?.. Впрочем, хватит истории. — Я легонько хлопнул себя по колену. — Вы можете построить машину вроде тех, что ударила по Варшаве и уничтожила Белый дом?
— Построить машину может любой болван с чертежами и парой сотен тысяч марок в кармане. — Фон Браун хитро усмехнулся. — Но для работы блоку управления установкой требуется…
— Магнитная лента с программой, — кивнул я, — припоминаю.
— Верно. И у подобного сочетания есть одна весьма интересная особенность: программа, та самая последовательность операций всегда отстраивается вручную, под конкретный прибор. — Фон Браун явно заметил на моем лице недоумение — и почему-то даже не поленился объяснить: — Подозреваю, это связано с несовершенством элементов — ламп, транзисторов… Даже поставщики компаний вроде IBM пока еще не силах добиться абсолютной воспроизводимости свойств — а машина Оппенгеймера намного сложнее любого табулятора. Иными словами, одно устройство — одна лента, и никак иначе.
— Одна копия ленты, — уточнил я. — Вряд ли так уж сложно размножить запись.
— Я уничтожил все копии до единой. — Фон Браун радостно оскалился. — Так что вашим дружкам из Соединенных Штатов досталась груда мертвого металла.
— Ну… подозреваю, они что-нибудь придумают, доктор. — Я пожал плечами. — А если нет — вы ведь подскажете, где раздобыть новую ленту?
— Нигде, — усмехнулся фон Браун. — Сейчас это уже невозможно.
— В каком смысле? — Я понемногу начинал терпение. — Вы не…
— В прямом! Для создания кода нужен разум, способный превратить цифры в симфонию чистой энергии. Над проектом за долгие годы работали в общей сложности сотни людей — лучших умов эпохи. Но одного таланта, даже самого выдающегося, здесь недостаточно… Только попробуйте представить себе, герр Горчаков:мне иметь врожденного Дара, но при этом суметь смоделировать и изобразить потоки сложнейшей в мире структуры. — На лице фон Брауна на мгновение мелькнуло что-то почти одухотворенное. — Это все равно, что слепому нарисовать картину совершеннее холстов Рафаэля или Леонардо да Винчи. На это был способен только гений. Один-единственный человек во всем мире.
— Доктор Оппенгеймер… — пробормотал я.
— Да! Неужели вы так и не поняли, что гоняетесь за призраком, герр Горчаков? — Глаза фон Брауна торжествующе засверкали. — Во всем мире существует всего две машины большой мощности — и одна из них принадлежит моей стране, а вторая — больше никогда не заработает!
Закончив говорить, фон Браун рассмеялся — громко, в голос, запрокинув голову и едва не потяряв очки. Будто то ли несказанно обрадовался моей неудаче, то ли вовсе спятил… А может, и то, и другое сразу — я действительно ощущал себя не то, чтобы обманутым, но разочарованным — уж точно. Долгий забег, погоня за призраками прошлого, можно сказать, закончилась ничем. Последний рывок — и на этот раз награда не выскользнула из пальцев, а вовсе исчезла, растаяв туманной дымкой.
Тайну я разгадал — но легче от этого определенно не стало.
Фон Браун водил меня за нос две недели, дразнил, а рассказанная им правда на деле не стоила и выеденного яйца. Секрет чудо-оружия умер вместе с создателем, и владельцем единственной рабочей установки оказался чертов рейхсканцлер Каприви. Не то, чтобы я вернулся к самому началу, но сердцевина у орешка, который я раскалывал весь последний год, определенно оказалась с гнильцой.
И мне еще предстояло рассказать об этом Кеннеди, Павлу и остальным.
От злости на мгновение захотелось как следует приложить хохочущего фон Брауна — или кулаком в челюсть, или Даром — так, чтобы выложил мне все, что осталось в его плешивой черепушке. Впрочем, там едва ли нашлось хоть что-то по-настоящему ценное… теперь. Так что мне оставалось только вздохнуть, подняться из кресла, собрать все мрачные мысли в охапку и уже с ней направиться к двери.
За которой меня поджидали — и, похоже, уже давно.
— Наконец-то, князь. Вижу, беседа с мсье доктором не закончилась ничем хорошим… снова.
— Даже не представляете — насколько, ваше величество, — вздохнул я.
Жозеф Бонапарт и раньше не отличался благодушием и добрым нравом, а теперь и вовсе выглядел так, будто готов был сожрать меня живьем. Кто-то или что-то изрядно рассердило французского монарха.
И я, кажется, уже догадывался — что именно.
— Оставьте подробности при себе, князь. — Жозеф махнул рукой. — Видимо, мне уже пора привыкнуть, что вы всякий раз приносите с собой проблемы. Сначала войну в Эльзасе и Лотарингии, а теперь — Герберта фон Брауна, на которого охотятся британцы.
— Плевать, — отозвался я. — У них нет никаких доказательств, что…
— Уже есть. Или они уже никому и вовсе не требуются. Может, вы и не в курсе, князь, но сегодня утром его величество король Георг официально заявил, что Франция укрывает опасного преступника, который при невыясненных обстоятельствах, — Жозеф сделал многозначительную паузу и посмотрел на меня, — сбежал с туристического лайнера “Олимпик”. Который следовал в порт приписки под флагом Великобритании, а значит…
— Вот как? — поморщился я. — И что же вы ответили его величеству.
— А какой у меня был выбор, князь? — Жозеф пожал плечами. — Я заявил, что мсье доктор на данный момент прохлаждается на территории российского посольства. А значит, все подобные обвинения впредь следует предъявлять вашему императору.
— Разумное решение, — улыбнулся я.
— И у вас даже будет время его обсудить… Завтра его величество Павел прибудет в Версаль. — Жозеф мрачно усмехнулся. — Признаться, я вам не завидую, князь.