Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 67

Букву она протянула долго, словно пытаясь старательно создать определённое напряжение от ситуации.

Зацепление на моменте сработало для меня очень хорошо, но я слишком хорошо знала свою проворную и саркастичную сестрёнку, которая не могла без каких-либо весомых причин начать говорить так цинично и холодно. Это была её хорошая маска для отказа парням, для матерных слов и для случаев, когда она мечтала напугать человека.

Вот только чем и для чего?

С детства познавшая, что куда больше информации узнается, пока стоишь за стенкой и молчаливо подслушиваешь, я снова не вышла на помощь товарищу, а лишь притаилась в ванной открыв дверь пошире и аккуратно выглянув лишь одним глазом. Предварительно убедившись, что никто меня не заметил, я продолжила слушать беседу.

- Послушай, а где ты живёшь?

- Зачем тебе эта информация? - испуганно спросил Прохор.

- Просто интересно, всего-то, - вымолвила она, резко взяв руки в нож и начиная нарезать яблоко.

Вот такой жест никогда не был к добру.

- Всего-то хочу знать, как долго тебе добираться до Красного конника.

Напряжённая и абсолютно мне непонятная пауза явно вставлена для драматизма, но к чему она мне не понятно.

Зато Антошка заметно побелел, ныне глядя на сестричку, как на устрашающую сумасшедшую бестию.

- Так долго, Сосо?

То, насколько сильно изменился вечно счастливый мальчишка было ужасно пугающе. Зрачки уменьшились, брови замерли в напряжённом положении, а кожа будто и вовсе стала не мертвенно-бледной, а скорее даже сине-серой. Словно кровь вся целиком сказала прощальное слово, оставляя на стуле лишь кожу да кости на дальнейшую беседу с моей сестричкой.

- Где дверь знаешь или показать, а? - указания Влады казались такими острыми, что даже мне стало неприятно, но чудилось, что она выгоняет его не из-за не симпатии, а совсем по другой причине. - Уходи.

Прохор хотел подскочить с места. Он правда встал со стула, делая шаг к коридору, чтобы, верно, попрощаться со мной и испариться прочь от недружелюбной девчонки, но сделать этого попросту не успел, потому что звонок предательски затрезвонил, оповещая о приезде отца, которого я так сильно ждала.

- Папа!

Стоило мне только выбежать в коридор, как я увидела, что дверь на кухню захлопывается, будто ребята искренне желали так выиграть себе время, а точнее один из них.

Только вот зачем?

Не успела я и минуты постоять в руках своего родного папы, касаясь его лица, на котором уже было много так морщинок и родинок, выдавающих его немолодой возраст, как кухня снова открыла свои врата, и на пороге оказалась счастливая Влада, ринувшись в объятия сразу после того, как из них вышла я.

- Моя вторая дочка!

Максимально постаравшись приблизиться губами к папиному лицу, сестричка явно желала, чтобы фраза осталась услышана только отцом, но мои слишком внимательные ушки не смогли проигнорировать такую странную попытку передачи секретной информации.

- Пообещай, что ты никого не убьёшь.

Что, простите?

- Папа, у меня в гостях друг. Прохор!

Надев на личико явно наигранную улыбку, папа двинулся следом за мной в маленькую комнатку, где располагался Антошка, глядящий в свою чашку с чаем, будто то адский котёл. Мерещилось, что он сошёл с ума, потому что настолько внимательно, как он следил за этим травяным настоем, за ним не наблюдали даже его китайские выдумщики.

- Папа, это Прохор, - буркнула я, желая, чтобы мужчины пожали друг другу руки. - Прохор, это мой папа, Герасим.





Увы, ладонь свою отец не потянул, потому что её придерживала Влада, крепко сжимая его большие пальцы, словно искренне тревожась, что он нападёт на моего друга.

Абсолютно непонятная сцена.

- Я…

Вроде как, папа сделал шаг в сторону к Антошке, но сестричка тут же потянула его на себя, шепча наперебой то “папа”, то “Герасим”, то “дядя Гера”. Будто бы настолько сильно боялась, что он прямо сейчас рванёт на моего любимого рыжеволосого друга.

Я совсем не понимала, почему все так?! Почему папа так зол, а вечно счастливый юнец так испуган?

- Дядя Гера, он любит Блока! - выкрикнула Влада истошно, явно затормаживая реакцию отца. - Давай мы отдадим ему наши сборники, которые лежат в зале?!

Подобное предложение ей пришло повторить много раз, прежде чем папа, повернув свои голубые глаза на неё, смог вымолвить хоть какой-то более-менее адекватный собранный ответ, вместо непонятных мычаний.

- Хорошая идея. Идём?

Когда Прохор вставал, его ноги заметно тряслись. Это было видно по его несчастным коленкам, которые слишком предательски выдавали его напряжение.

Я не понимала совсем ничего, и всё стало лишь хуже, когда, поясняя грязной посудой и уборкой в комнате, сестричка заперла меня на кухне, сама тоже рвясь в зал на беседу к мужчинам.

Как будто бы она действительно верила, что я - любительница подслушивать даже чужие телефонные диалоги, усижу на месте, чтобы не внять эту странную беседу сквозь небольшую решётку между двумя комнатами, которая была создана вообще по непонятным для меня причинам, но которая крайне помогла в данном деле.

Я нуждалась в ответах, хоть каких-то.

Нельзя сказать, что подслушивание диалога мне их дало, но зато оно назвало чёткие причины, почему после наша дружба с Прохором сошла на нет.

Громкий прозвучавший треск явно значил, что отец схватил мальчишку за шею и притянул к себе, чем свидетельствовал ещё и неостановимый грай Влады, которая молила его отпустить, чтобы не было так подозрительно и странно, на что я лишь невольно тяжело испуганно вздохнула.

Непонятно вовсе ничего, но при этом я понимала, что, кто-кто, а Прохор точно ощущает какую-то свою вину в происходящем.

- Ты посмел ухлёстывать за Авильяновой?! - цедил сквозь зубы папа, кажется, разгневанно плюя это, как обвинение Прохору прямо в лицо.

- Я понятия не имел, что она - Авильянова!

- Но зато кто ты, ты помнишь хорошо, да?!

- Дядя Гера!

- Уродец - юнец, возрешивший, что имеет право запрятать меня под землёй!

- Папа!

- Гребаный ублюдок!

- Герочка!

Судя по всему, из всех молебных зовов сработал только последний, давно забытый, ибо, лишь после него я услышала ещё один треск и тяжёлый сдавленный выдох, каковым явно обозначалось нахождение моего друга на земле, на которой он даже стоял своими собственными ногами.