Дневник твоих преступлений

Рывок мыслей, что это выглядит, как преследование, принудил меня отойти от двери и прильнуть к стене, чтобы голубые глазки, цвета ясного, такого горячо любимого ею неба, которые случайно обратятся в сторону двери, не заприметили моей фигуры.

От осознания, насколько мы с ней различны, словно две далёкие противоположности, мне резко перестало хватать воздуха. Это казалось такой сумасшедшей глупостью, будто я впервые осознал, что в самом деле сделал я и футуристы. Что я запустил пулю в другого человека, что у меня есть нож и мне не сложно им убить человека. Что для свершения своего главного плана я сдал единственного родного мне человека в центр, куда оставляют людей подыхать.

Я болел безразличием, а она болела чрезвычайной заботой.

Если бы её попросили бросить кого-угодно, да хотя бы того ж самого моего деда, она бы не бросила. Возле гаража она наливала молоко для бездомных кошек, но не брала их к себе, потому что у неё аллергия. Иветта подкармливала бездомных собак, Иветта заботилась о брошенных стариках.

Иветта бы никогда не запустила пулю человеку в голову.

В соответствии с этим, у нас с ней нет ничего общего.

Утопая в размышлениях, в попытках вернуть себе слишком тяжело дающееся дыхание, я не заметил, как та, с кем я так долго сравнивал самого себя, уже покинула комнату моего деда и оказалась в коридоре.

- Вильдан?! - мой приход её явно удивил. - Что ты тут делаешь?!

Комок в горле становился будто больше. Мерещилось, что от света больничных ламп, что располагались в коридоре, вокруг её слегка волнистых локонов образовался ореол.

Снова эти святые мотивы в башке у заядлого футуриста.

- Мне нужны ключи, чтобы попасть домой.

Слова дались мне с большим трудом, а её облик тоже будто жёг глаза.

С каких пор тебя губит осознание, что вы так различно противоположны?

- О! - пискнула она, готовая потянуться в свою куртку, внезапно вспоминая, что оставила её в гардеробе. - Они там… Эм… Слушай, мне немного здесь по времени осталось, только одна палата. Может ты меня подождёшь?

- Одна из двух?

- Из десяти.

Даже волонтёрской деятельностью она занималась куда больше, чем это необходимо. Ну что за сумасшедшее болезненное ангельское дитя?!

- Я что-то засиделась у Виталия Александровича, - печально заприметила она, медленно отходя от двери моего деда. - У него сказки стали куда более требовательными внимания, потому много времени там провела.

- О! - и, весьма очевидно, Кулаг был прав. - Что же в этих сказках?

- У него нет никого, кроме внука, и он постоянно рассказывает, что его внук - Юровский.

- То есть…

- Как один из стрелков царской семьи.

Челюсть мою снова можно искать где-то на полу. На полу самого нижнего слоя ада, чёрт её забери.

Этот ангелочек и такие мелочи знала прекрасно. Фантастика просто.

- Очень странные у него мысли, - продолжала в то же время она. - Постоянно вторит, что тот пытался убить Ники. И убил.

- Тебя не пугают эти вещи?

Впервые я поймал себя на мысли, что мне хотелось оградить её от этого. Не от своего деда, не от его рассказов, а о том, о чём конкретно он повествовал.

То есть от самого себя.

Я хотел отгородить её от самого себя, плетясь чуть ли не рука об руку с ней в коридорах центра, куда бы сам не пришёл, пока Кулаг бы не дал мне разрешение.

Ну не дебил ли?

- Его рассказы довольно обрывающиеся и спутанные, - пояснила Иветта, поглядывая на меня из-под вереницы своих красивых завораживающих ресниц и прядей, что выпали из её заплетённых Владой поутру двух косичек. - Жесты очень такие… Летающие. Это вполне может быть признак старческого маразма или деменции.

Или страха.

Сумасбродного страха, что никто в 21 веке не поверит в расстрел другого царя.

- У него, видимо, голова сильно повёрнута на убийстве семьи Николая 2. Ему нравится звать меня княжной Анастасией.

От подобного выражения я аж замер на месте, обернувшись к малышке.

Дедушка настолько полетел рассудком, что решил обозвать рандомную девушку, которая к нему ходит царской дочерью Анастасией. Возможно, он нашёл здесь взаимосвязь через то, что во время первой мировой войны спасённая княжна была партнёром в помощи своим старшим родственницам, которые работали сёстрами милосердия? Или же, всё-таки, внешность навела его на такую странную мысль?

Да, у Ив были русые локоны, но больше не с рыжим отливом, не огоньком, каковой гулял в крашенных прядях моей бывшей, а, скорее, с карим отблеском. Её нельзя назвать сильно худенькой, но и сильно плотной тоже. Её параметры даже лучше, чем Каринины, если поглядеть с определённой стороны. Никаких слишком узких талий, и, в то же время, большого охвата груди и бёдер. Даже рост у неё чуть выше параметра “крошка”, хоть и казался таковым из-за её джинсовых комбинезонов, который своей растянутостью сильно прибавляли ей в весе. В целом, она ниже меня, но точно не так, чтобы зваться полторашкой.

А вот глаза, голубые, как заявляли старые хроники, действительно сильно походили к описанию Настасьи. Как, в принципе, и даже в чем-то похожие линии лица: большие глаза, мягкие губы, вытянутое личико, на котором щёчки, которые, всё же, отличали её от царской обладательницы скул.

Что-то общее меж ними наблюдалось.

- Тогда я могу звать тебя швыбзиком? - произнёс я первое, что пришло на ум после сравнительного анализа.

- Что, прости? – переспросила она, смущённо распахнув свои прелестные розовые губы.

- Швыбзик, - повторил я. - Так Анастасию называли в семейных кругах.

Щёчки с веснушками на них пошли немного вверх, и Ив расхохоталась подобному очень странному словечку.

- Я думала, ты предложишь “княжна”.

У этой особи слишком много возможных прозвищ, но “ангелочек” мне нравился куда сильнее, чем остальные. Было в этом что-то чрезвычайно прелестное, милое, и… Такое её.

Очутившись возле последней комнаты, она попросила подождать её снаружи и забрела внутрь. Стоя за дверью, я сидел в телефоне, ожидая её возвращения, даже не подумывая о том, чтобы лезть своим дьявольским носом в её благородные занятия, пока не услышал громкий крик, доносящийся из спальни, который требовал не еды или таблеток, а стиха.

- Я рассказала всё, что знала, - старалась спокойным голосом донести мысль Иветта.

- Я хочу ещё!

Пациентка не могла угомониться. Лишь пищала и кричала, да так громко, что проходящие мимо медсестры зудели себе под нос проклятия, о том, зачем вообще явилась эта добродетельная девчонка, и что сейчас снова будут проблемы из-за её пришествия.

Судя по всему, божий агнец являлась единственным человеком, который исполнял просьбы окружающих, не плюя на них с высокой колокольни.

Водимый каким-то глупым порывом, я зашёл в комнату.

- Добрый день, - прошептал я, тут же садясь на противоположную кровать, прямо рядом с дитятком. - Швыбзик, к сожалению, больше не знает стихов…

- Я их и не знала, - прошептала очень быстро Ив мне прямо в ушко, прижавшись плечом ко мне. – Я на ходу придумывала.

Как работал её мозг, я понимал слабо. Она была невероятно чётка в ремонте автомобилей и техники, но забывала о банальных вещах, как выключить электроприбор из розетки или снять еду с плиты. Ей известно, кто такой Юровский, и первая версия гимна СССР, но она абсолютно не знала стихов.

Что такого с её головой?

- Давайте, я вам что-нибудь зачту, - предложил я, поглядывая на наглое личико старушки, которая рассматривала меня столь презрительно, словно я - мусорный мешок, а совсем не живой человек. - Есенина, Маяковского, Блока?

- Это твой любовник?

Старуха обратилась к Иветте, от вопроса которой она опешила так сильно, что я хохотнул. Абсолютно красное лицо и широко раскрытый рот, словно она обожгла всё тело и теперь горела в агонии.