Страница 13 из 15
Так не должно быть. Это исключительно неправильная реакция на уход человека, совсем неверно, неправильно так горевать, когда исчезают никчёмные пустышки.
Усевшись на пол, она зарылась пальцами в волосы, ощущая нервозность от происходящего события, от такого Саши, который всё понимал, без её лишних объяснений, а потом, внезапно, от самой себя, что она такая.
Сама лишает себя интересного собеседника, который так разгоняет мрак.
— Тебе кажется, что разницы нет.
Есть разница. Есть.
Тебе нужно это общение, нужно, чтобы имелся кто-то, кто понимает, с кем интересно говорить, кто-то, кто видел, как ты смеёшься искренне.
Как ты искренне смеёшься.
Совладать с телом казалось слишком тяжело, потому она решила в срочном порядке переключить личность, заставляя новую потушить пожар, но и приспешник Сатаны выказал свою неспособность в этом вопросе. Главенствующий властитель ада явился на место, а она, вместо того, чтобы совладать, опять же ничего не может.
Даже правитель низшего уровня не может ей помочь.
Задыхаясь от этой осмысленности, она подняла глаза на зеркало, своё красивое, ажурное чудо, вспоминая про греческие легенды, и, поднявшись на ноги, еле добралась до стула, усевшись на него.
Глядя на своё отражение, в синие глаза, длинные ресницы и белоснежную кожу, она испуганно понимала, что её слабо волнуют запутанные локоны, отдающие слабеньким оттенком злата. Мало беспокоит явно чуть потёртая тушь.
Внутренность её тревожила куда сильнее.
— А ты — дура, — произнесла она самой себе, будто даже не до конца понимая смысла выражения.
Это расставание её убивало, по-настоящему изощрённо губило мозг.
Стихотворения, которое они выдумали в секунду, перекликалось с песней Помпеи, и она питалась ими, на месте еды ощущая острое стекло, что крошило зубы и разрезало полость рта.
Soulmates. Они не были ими, нет.
Но это не отменяло того факта, что ей нужен этот глупый альтруист. Свет в кромешной тьме, который она не переманила к себе, а скорее за каковым последовала в добрые дали.
Нужен чёртов отвратительный не маг.
Глядя в зеркало волшебница иллюзий провела крайне много времени, что аж за окнами потемнело, а её бездвижие испугало родителей настолько, что в комнату постучались.
— Ты в порядке, душенька?
На вопрос никакого ответа.
Видя её практически неподвижное тело, Преслава чуть испугалась. Решив пройти вперёд, она медленно обошла чемоданы и пустые шкафы, оказавшись прямо подле своей дочери и, аккуратно, положила свои пухленькие пальчики к ней на плечи, обращаясь с вопросом прямо в мысли.
— Душенька…
— Мы с ним больше не пообщаемся, — прошептала коротко она.
Говорить что-то ещё излишне. Преславе не оставалось ничего другого, кроме как склониться чуть ниже, чтобы и её личико оказалось в зеркале, и, поглаживая одной рукой локоны дочери на плече, заговорить.
— Это нужно тебе?
— До этого дня казалось, что нет, — призналась она. — А вот сегодня представила, как без этого, и…
— Сидишь уже пару часов неподвижно.
Шутить женщине хотелось невозможно, но, видя эту опасную раздробленность, она понимала, что это лишь в минус сейчас всем. Да, она насытит себя, но совсем не поможет дитю с советом.
— Может, тогда не прекращать общение?
— Я ненавижу их. Ненавижу патруль, — продолжила изливать душу Любава. — По их вине произошло это, по их вине пострадали мы все. Ненавижу. Они это знают, — тяжело вздохнув, она продолжила. — Я не могу предать образ ради общения с ним.
— Неужели так сложно предать картинку, несуществующую, нереальную, ради дружбы?
На долю секунды она от этих слов подавилась.
— Мы — не друзья!
А голос такой сдавленный, будто сейчас польются слёзы.
— Что-то большее? — всё-таки не сдержавшись, кинула Преслава. — Попробуй объяснить мне, что ты к нему чувствуешь? Он — недруг, не враг, не злодей, не прислуга. Кто он тебе тогда? Что за чувства?
Восхищение, смешанное с теплом понимания и твёрдого осознания, что не будет скучно, что беседа будет поддержана и что, если что-то выпадет из твоего ротика, то он услышит каждое слово и никуда дальше не передаст. Там мешался интерес, имелось, что пугало, беспрекословное доверие, посыпалось это всё авантюризмом, и этот коктейль вместе не мог обозваться единым словом для неё, потому что она его не понимала.
Третья личность слишком много ощущала, и что-то молвить о её солянке невозможно.
Но вот первая и вторая обозначение отыскали.
— Я его уважаю, — бросила дитё ада, тут же поглядев чуть вверх, будто думая, что эти слова куда легче, чем «он мне нравится».
Как же она ошиблась.
— Поразительно! — слишком восхищённо крикнула женщина, когда улыбка разошлась по всему её лицу. — Ты никогда не говорила такого про преподавателей, не относилась подобным образом к окружающим, ни один король или королева такого не получали, и даже нам с отцом ты откровенно признавалась, что этого не испытываешь, но к Саше…
Теперь это казалось совсем не коротким признанием в симпатии, а чуть ли длительной одой в любви.
— Получается, что он — единственный в мире, кого ты уважаешь.
— Да, — вышло с тяжёлым тягостным вдохом.
— Так разве театр стоит того, чтобы такого лишаться?
Не желая как-то поганить эти выражения и такую весомую точку, Преслава чмокнула дочь в затылок и направилась прочь из комнаты, оставляя её наедине с её размышлениями.
Синие очи её отражения продолжали пилить её, пока она в ответ пилила их.
Но лишь закрой глаза… И ты увидишь, что разница тут есть.