Психея и не маг

Эпилог

Как только колдуны провели свои процедуры, к девушке возвратился слух, и она, лишь вернувшись домой, мгновенно закрылась в комнате, прослушивая все имеющиеся песни, сходила на спектакль и пыталась внять в уши по максимум приятной звуковой сладости, прежде, чем снова оказаться в плену золотой совы волшебного колледжа и стука мельтешащих ботинок, которые там её ожидали на каждом шагу.

Лишь очутившись в знакомом помещении, она сделала один крупный вдох, внимая эту атмосферу, свою же родную комнату, с её розовыми обоями и знакомыми пледами, наваленными друг на друга, наслаждаясь им, и лишь учебная форма дарила ей неимоверное разочарование.

Снова впрягаться в наряды, без права выбора на ношение стильных избранных образов.

Каждый учитель и ученики выказывали ей своё уважение и радость её возвращению, от преподавателя боевых искусств и до отряда уродов, каковые произнесли своё приветствие в столовой, пока староста уселась за отдельным столом, ожидая, когда её вновь возвратившиеся протеже[24] принесут поднос с едой и накормят задиристую старосту.

Манипуляции работали также искусно, также мощно. Не придерёшься, слова гневного не выскажешь.

— Мы рады, что ты вернулась! — воскликнула главарь, стоя возле Сатаны с подносом.

— Если вы хотите призвать из недр старой магии ещё монстра, то, пожалуйста, сообщите мне заранее, чтобы я удалилась прочь и не страдала из-за ваших решений!

Прощение волшебница иллюзий выдавать команде по-прежнему не желала, как и слушать их долгие монологи о величии дружбы, так что, выказав предостаточно гнева в их лица, она возвратилась к своим тарелкам с едой, ставя точку в сем спектакле.

Мирно сыграв и мирно расставшись с жильцами отряда, она в первый же день обеда поймала себя на мысли, что слишком часто смотрит на фокусника, пытаясь, сквозь метры, что их разделяли, внять мысли, что давалось ей ужасно плохо. То и дело, проходящие мимо студенты прогоняли такую возможность, а он, как идеальный ученик её матери, начал ставить щиты на свои размышления.

Мало того, что сам Александр вовсе не подавал никаких знаков, знаменовавших, что он бывал в её обители и спасал её из глухого плена, так он ещё и не впускал её в свои территории, загораживая рассудок. От этого Любава бесилась так сильно, что, тренируя эмоциональную магию в своей опочивальне, за долю секунды взорвала пачку со своим излюбленным соком, приняв решение больше никогда его не пить.

Как оказалось, он вовсе не отстирывается.

На уроках помещения меньше, что позволяло ей чуть лазить в голову, но это, опять же, оказывалось крайне далеко от их обычных диалогов обсуждений, с попутным кормлением огромным количеством токсичных комментариев.

Не хотел бы он всё возвратить? Желал до сумасшествия снова кататься в волшебное королевство и вести беседы с той Психеей.

Но только, проблема: та девушка — Психея, запертая в своём доме, который считала истинной крепостью и открытой вселенной, что отыскивала в нём единственного собеседника, и оттого не стыдилась раскрывать душу. Она в его голове представлялась богиней, и эта особь оказывалась крайне далека от этой девчонки с агрессивным взором, которая звалась старостой.

Каждая намеченная встреча в классе оборачивалась для неё в пытку, потому что личности начинали менять пост, пытаясь понять, как действовать верно в этой ситуации.

Что сказать, что предложить, как продолжить это их странное общение? Как?

Под этим больным, абсолютно неадекватным стремлением и своим чувством уважения к нему, она протянула лишь неделю, прежде чем окончательно сдалась под напором, готовая признать своё поражение.

Как только преподаватель объявил в конце занятия, что земным мальчишкам стоит остаться за дополнительным материалом, она возрадовалась. А, когда тот так удачно позвал Васю в закрома кабинета за дополнительными книгами, волшебница иллюзий восприняла это за идеально подходящий момент, и, сделав пару шагов до части, где они с другом обычно сидели, состроив типичное лицо вальяжной заносчивой красотки, заговорила.

— Моя мама обижается, что ты не приходишь.

Испуганный фокусник резко развернулся, поглядывая на её образ, отчасти не веря в её слова и само явление колдуньи.

— Злится, что её любимый Сашенька не навещает её бедную в столь отдалённом месте…

— Меня туда не зовут, — буркнул лишь в ответ парнишка, поглядывая на девушку, с её безупречным, практически идеальным обликом с широко открытым ртом.

Макияж, что не придерёшься, причёска без единого изъяна. Ничего общего с той малышкой, что зачахла, сидя пред своим отражением, и в помине не отыскивалось.

Но она видела её, ту себя слишком чётко: несчастную манипуляторшу с запутанными локонами, бледным, как мел, лицом, что выражало своё поражение, и правдой, которая оказалась выжженной на её губах прочнее, чем тату на коже.

Бездарная необходимость в этом мелком человеке.

— А сейчас я чем занимаюсь? — язвительно отозвалась она, как всегда приспустив веки, поглядывая на Абрикосова с прикрытым восторгом.

Синие очи незаметно пробегались по изученным чертам лица, вновь радуясь тому, что они так близко.

Тот слабенько усмехнулся, карие зрачки чуть сверкнули, а три души сделали сальтуху в её голове. Волна восхищения вновь накрыла её.

— Я не думаю, что меня там хотят видеть.

— Ты глухой, не маг?! — уже куда возмущённее воскликнула она, заставляя парня усмехнуться. — Ты слышишь вообще, что тебе говорят?! Моя мама тебя ждёт!

— Извини, Психея, но я скорее глуп, чем глух.

Психея и не маг.

Даже от прозвища у неё внутри всё адским пламенем горело.

— Ну, как ты знаешь, за глупость из нашего замка не выгоняют, — шептала Бабейл, отчего-то, совсем не чувствуя, что испепеляет свою гордость. — Приходи. Мы тебя ждём.

— Мы?

Каштановые брови упали вниз в вопросительном жесте, выказывая всё недоверие к выражениям богини.

— Мы все, — повторила она, одарив его слабенькой, натуральной улыбкой. — Поговорим об уродливом человеческом мире…

— И о его восхитительных греческих романах.

Со стороны лишь еле-еле исполненный кивок, после которого дама сразу поправляет свои хвостики, кладя в наилучшее расположение.

Самооценка не падала, гордость её не покидала, уверенность в себе и своих силах тоже. Приглашение они оба совсем не воспринимали за слабость, за её разрушение роли, а, скорее, за крошечный уступок пред общением, которое им обоим казалось крайне важным.

Нечто и сам Саша находил в Любаве, что не мог отыскать ни в ком ином, и оттого её призыв на территории замка лишь его обрадовал. Что-то имелось в её остроте, в её токсичности, неуправляемом гнёте над другими, что он находил тошнотворным, отвратным, кривым… Но что не хотел покидать.

Он судорожно понимал, что скучал по этому. По тому миру и, в частности, по ней.

Дверь стукнула, в аудиторию выползли преподаватель и Вася, который нёс большую стопку книг, а Сатана, изящно блеснув хвостом, повторила послание таким тоном, что ни один человек в мире бы не воспринял, что она к собеседнику с дружескими намерениями.

— До встречи, не маг!

В глазах прелестного мальчишки с белокурыми кудрями говор грезился оскорблением, а обращение — настоящим унижением, но его товарищ воспринимал его совсем иначе. Игнорируя упавшие на глаза, слишком выросшие каштановые волосы, он провожал принцессу вплоть до двери, и даже после того, как её красно-розовый наряд исчез за ставнями помещения, всё ещё пилил взором место, где видел её последний раз, ощущая, как на него, как и на неё, накатывает волна восхищения.