Страница 12 из 15
7
Вещи собирались вовсю, чемоданы и саквояжи оказались полными, и, мерещилось, что они собираются не на месяц в приключение, а на долгие года. Преславе истинно грезилось, что её дочь пытается вынести замок.
Других причин такому количеству багажа она просто не имела.
Во всей этой суете, Саша даже на порог зайти не успел, как его тут же обратно в сад повела староста, указывая, что сегодня их посиделка пройдёт исключительно там, потому что уже завтрашний отъезд требовал сбора последних вещиц.
Выбрела парочка прямиком к тому месту, где располагались давным-давно, когда только проходило их первое, такое ненавистное ей занятие, и, сразу догадываясь о выражениях задиристой старосты, факир снял свою куртку, располагая её на траве, позволяя даме усесться на неё.
— Сколько вопросов будет у твоих родителей, если хоть какая-то зелёная травинка зацепится за ткань, — отозвалась девушка, поправив свой наскоро сделанный хвост.
— Я дружу с Машей, не забывай, — усаживаясь на траву, уведомил её одноклассник. — Им нечему удивляться. Я приносил маме букет свежих цветов от неё на новый год.
— Я прилагала все усилия, чтобы забыть девушку, по вине которой, оглохла, но, спасибо, что напомнил.
— Всегда, пожалуйста.
Выдав слова, его лица коснулась слабенькая улыбка, которая попросту принудила девушка зациклиться на очертаниях его мордашки и поддаться под странные мысли о том, что она видит его вот так вблизи последний раз.
Когда уши заработают, всё кончится.
— Я хочу, чтобы ты кое-что послушала, — внезапно произнёс Абрикосов, притянув к себе рюкзак и вытащив оттуда телефон с наушниками.
— Шутка древняя, как мир! — укоризненно протянула она. — Ещё что-нибудь более низкое имеется, не маг?
— Конечно! — выдал фокусник, отыскивая в мобильную необходимую вещицу. — Но ты не услышишь.
Как же ей хотелось в это мгновение пустить в него глюки, одарить хотя бы пару иллюзий, чтобы он ощутил её мощь, понял, на что она способна, будто вовсе не понимая, что ему прекрасно известно всё. От Вари, от Преславы, в конце концов, он лицезрел её способности на уроках, так что поражать его не надобно, как и касаться своей магией. Многие силы он мог претерпеть, но у неё всплывал вопрос о том, а сможет ли он их вообще пережить.
Этот пункт ей лишь громче твердил, что им вообще не по пути.
Воткнув наушники в уши, он постучал кончиком пальца по своему виску, указывая, чтобы она подключилась к потоку мыслей, а волшебница, закатив глаза, но послушалась его, внимая крайне знакомую песню.
«I was left to my own devices
Many days fell away with nothing to show[23]?»
Знакомая песня с земли, которую она не слушала уже столько месяцев, заиграла пред ней, а она, настолько отдалась этим ритмам, что подавилась наплывом, потерялась в нём, от насыщения широко улыбнувшись, готовая рыдать от восторга, что это снова пред ней.
Каждую строчку она могла пропеть, каждую знала наизусть, а Саша глядел на неё, и не мог поверить: это — та же самая девчонка, так гневно, яростно, выгонявшая его прочь из своего дома несколько месяцев назад. Сейчас она сидит на траве, в своей дорогой юбке прямо на его куртке и поёт песню, совсем не стесняясь того, что он рядом и всё видит.
Злая? Да в каком месте она такой была?!
Может, чуть ядовитая, каплю агрессивная, но не злая, никак.
Скрытная, наглая, властная, самовлюблённая… И удивительная.
По-настоящему удивительная.
— Но лишь закрой глаза, — пропела она последние строки.
— Тебе кажется, что разницы и нет, — закончил герой за неё.
Песня завершилась, пара улыбнулась, глядя прямо друг другу в лицо, ощущая ту же самую тонкую эмоцию, царившую в них, когда они договаривали друг за другом выражения, составляя стихотворения.
Невесомая связь, странная, необъяснимая, словно то один мозг на двоих или одно властное облачко мыслей в астральном мире. Теперь Любаву не пугало.
Её это суматошно согревало.
Сняв наушники, парень обратился к ней словами.
— Но лишь закрой глаза, тебе кажется, что разницы и нет, — повторил факир. — Твои не слышащие уши — далеко не проблема. Ты можешь с ними, и лишь стоит посмотреть иначе, ты поймёшь, что мир — такой же, как и был раньше.
Карие пристальные очи запустили её механизм, включили центрифугу, властители полетели в суматошном ритме, из-за чего язык взял себя в свою власть.
— Я уезжаю, чтобы восстановить себе слух.
Она проговорила это крайне быстро, больше даже протараторила, но при этом и без крошечной нотки эмоций, словно оповещая о супер важных требуемых новостях, а после замолкла, внезапно понимая, что покусывает в нервном припадке губу, ожидая дальнейших слов и глядит на него так, будто и впрямь убеждена, что видит последний раз.
Парнишка воспринял примерно также.
— Значит, в конце этой встречи, я скажу тебе «прощай».
Объяснять Александру что-то… Зачем? Он же знал её, знал Любаву. Он прекрасно понимал, что за пределами этого дворца они — не друзья, даже не знакомые.
Просто прохожие.
— Мы учимся в одном классе…
— Да, учимся, — согласился он с ней. — И я состою в группе «Патруль», которую ты называешь командой бесхребетных убогих уродов.
— Да.
Две буквы грезились исключительно слабыми, сдавленными. Мерещилось, что они жгут язык.
— Психея, я — альтруистичный герой, готовый отдавать себя ради других, но я — не идиот, — продолжал пояснять Абрикосов то, что очевидно. — Мои знания психологии честно осознают, что это — конец. Я тебе помог, и я этому рад, а большего и не надо.
В каком месте создали это изощрённое сердце? Какой художник так накосячил, что изваял ангела? Кто?!
— Да, — лишь смогла согласиться Любава в ответ.
Большего собрать ей слова не позволяли. Всё, что ощущала душа, слишком сильно путалось, доводя её до обездвижения и полной потерянности.
Она даже пояснить это никак не могла, не то, что выдать что-то в стиле: «давай продолжим общаться». Она крайне далека от этого бреда, не позволит своей гордости упасть так низко, не посмеет. Совсем не её грань, чуждое, далёкое.
Это конец.
Сидели они ещё совсем ненадолго, и, проводив парнишку до порога в замок, она готовилась с ним прощаться, воспринимая это чуть ли не как смерть. Она встретится с ним, как только вернётся в колледж, но никто, кроме неё и Ветровой, понятия не имел об этих похождениях, что запрещает ей болтовню и диалоги. Он будет близко, теперь постоянно.
Но поболтать она не может.
— Удачи вам, богиня, и прощай, Психея, — молвил факир, показывая это же самое пальцами.
— Удачи, не маг, — лишь сумела вытянуть она из себя, вертя руками, и видя, как он испаряется в портале, оставляя её одну на этой лестнице.
Это конец.
Глотая комок в горле, она ощутила страшную слабость, которая не поддавалась никаким объяснениям, и, опустив глаза вниз, заметила, что кончики её пальцев слегка дрожат.
От подобной потери она заметно потряхивалась.
Не желая терпеть мамины комментарии, она удалилась в комнату, предупредив родителей, что соберёт оставшиеся вещи там, и, поразительно для себя самой, забежала в спальню и тут же начала крайне быстро дышать, будто ощущая, что лишается воздуха.
Предательски неподдающиеся лёгкие, трясущиеся руки. Если ты продолжишь поддаваться этому ритму, этой слабости и боли, то эмоциональная магия выбросится сама по себе, совсем без твоей воли, а это, в первую очередь, опасность для тебя.
— Но лишь закрой глаза, — зашипела она сама себе, прикрывая веки и падая вниз.