Страница 40 из 47
Даже куклы-марионетки в эту напряженную минуту застыли.
Вдруг Ларри сделал решительный шаг и выкинул вперед сжатую в кулак руку, но Брайан ловко отклонился в сторону в то же время легко подтолкнув Ларри к столу. Потеряв равновесие и пытаясь за что-то схватится, Ларри потянул на себя край скатерти. Бокалы опрокинулись, еще до падения на пол окрасив белую ткань в темно-голубой. Некоторые из них столкнулись друг с другом, и брызги тонкого стекла хаотично осыпали скатерть. Дорогое Джоанне и ее дочери вино, тарелки и столовые приборы полетели на пол. Но страшнее всего, как неуправляемый скоростной поезд, несся тяжелый голубой торт. Он упал плашмя, и это падение было негромким, но очень эффектным. Крем разлетелся в самые отдаленные уголки комнаты, некоторые холодные брызги долетели до ног Джоанны.
В считанные секунды шум стих. Из одного из лежащих на боку уцелевших бокалов тихо выливались остатки вина. Годами выдержанная голубая жидкость растекалась по щелям в паркетном полу. Джоанне вдруг подумалось, что крысы теперь еще смелее будут ходить по дому, чуя запах сладостей и фруктов. Весь праздничный вечер вдруг развалился, растекаясь голубым пятном из-под столовой скатерти.
Ларри удалось устоять на ногах, но для этого пришлось сделать несколько неуклюжих шагов, чтобы удержать равновесие. Положение нападающего было идиотским, он это чувствовал. И поэтому злился еще сильнее.
Раздраженная Эмма резким движением подняла дочь со стула и отнесла ее в сторону, туда, где располагалось фортепиано.
– Папочка... – вырвалось у маленькой девочки. Она не желала видеть происходящего и лишь уткнулась лицом в мамино плечо.
– Уведи ее, – прошипел сквозь зубы Ларри.
Он стоял посреди гостиной и с ненавистью рассматривал противника. Несмотря на то, что Брайан не оказал почти никакого физического воздействия на нападающего, рубашка Ларри частично вылезла из-за пояса, а верхняя пуговица куда-то отлетела. Воротник теперь висел ассиметрично.
Маленькая девочка вдруг разрыдалась нервным и громким плачем. Джоанна, все еще молча наблюдая за происходящим, вдруг поняла, что не помнит имени внучки. Возможно, никогда даже его не знала. Это отдалось странной горечью в ее груди.
– Сейчас же прекратите оба! – возмущенно крикнула Эмма, прижимая плачущую дочь к себе. – Вы забыли, зачем сюда пришли и кто в доме хозяин! Мама, пожалуйста, скажи им что-нибудь.
Джоанна довольно размеренными шагами, не спеша, прошла через всю гостиную, затем вверх по лестнице. Ее не волновал третий звонок во входную дверь.
28. Конфликт
___
Тот не поймет, кто не любим,
Тоску разлуки с девой милой,
Когда лобзание мы длим,
Прощаясь с той, кем сердце жило.
Джордж Гордон Байрон
___
Стремительно темнело. На улице перед домом горел яркий фонарь. Из занавешенного окна на дневник падала прорвавшаяся между штор узкая полоска света. Оскар все так же сидел на полу между кукольным домиком и окном. Он держал раскрытый дневник близко перед собой, стараясь повернуть его к тусклому свету из окна. Любопытство не давало ему покоя, и, невзирая на скудное освещение, он перечитывал одну за другой страницы из жизни девушки. Как они ездили по национальным паркам, какие традиции были в семье на каждый праздник. Он узнавал все новые и новые подробности из жизни Джоанны. Комната совсем провалилась во мрак, оставляя лишь отблеск желто-оранжевого оттенка на блестящих поверхностях.
На одной из последних страниц была зарисовка сцены в госпитале, где молодой человек дотрагивается до груди девушки. Рядом с описаниями прикосновений были изображены яркие лучи света. Ниже значился комментарий: “Сегодня музыка достучалась до моего сердца, и я ей доверяю. Это и есть человек, с которым я готова идти дальше. Это мой Оскар!”.
Музыкант закрыл дневник и некоторое время просидел в задумчивости. В который раз он начинал с вопроса к себе «Что он мог сделать по-другому?». Мог ли он обещать Эмме больше, когда у самого дома была счастливая семья? Для него она неизбежно должна была жить дальше. На тот момент были другие условия. Давая Эмме надежду на их будущее, делая ее счастливее, он делал бы несчастной свою жену и дочь. Некоторое время Оскар пытался разобраться, правильно ли он поступал в прошлом, когда Эмма еще была жива.
Пока он всматривался в текст дневника, освещенный узкой полоской света, на улице окончательно стемнело. Дверь едва просматривалась в слепой мгле, и Оскар медленно пошел к ней. Он боялся задеть невидимые в темноте вещи и наделать много шума. Его руки были вытянуты вперед на уровне пояса, чтобы нащупать любой случайно подвернувшийся под ноги предмет мебели. Вдруг, стоя почти у самой двери, молодой человек услышал еле уловимые шаги. Оскар мгновенно сориентировался и за пару прыжков бесшумно очутился на прежнем месте, между окном и кукольным домиком. Как мог, он втиснулся через узкую входную дверь сооружения, поджав ноги как можно ближе к себе. Хоть они и выглядывали, но со стороны окна, а не двери. Если вошедший не пройдет в глубину комнаты, то не заметит непрошенного гостя. Он корил себя за то, что увлекся и не услышал, как пришла хозяйка.
Ручка повернулась, дверь отворилась. Свет из коридора протянулся ровной линией и почти достиг игрушечного домика. Музыкант втянул голову, чтобы не выглядывать из убежища, но продолжал наблюдать за происходящим через крошечное окошко. Джоанна вошла в комнату и целеустремленно повернула направо, к гардеробу. Шумно отодвинув раздвижную дверь, она быстрым, решительным движением достала ружье.
Женщина развернулась к окну, отчего Оскару показалось, что она смотрит именно на него. Он нелепо замер в скрюченной позе. Все его тело в миг обессилело, благо он почти лежал и некуда было падать.
Раздался щелчок. На пол упали две давно отстрелянные гильзы. Два новых патрона тихонько вошли в ствол, и он закрылся. Повисла страшная тишина. В окошко не было больше видно, что именно делает Джоанна, поскольку она сделала несколько шагов по направлению к музыканту. Он не знал, что подумает Джоанна, если обнаружит его в такой позе в чужой комнате. Для него самого это было бы страшным позором. Представляя направленное на него дуло готового к стрельбе оружия, музыкант медленно повернул голову к другому окошку детского домика. Джоанна молча стояла рядом, а блестящий ствол смотрел точно в пол. Она, видимо, над чем-то задумалась.
– Брайан не виноват, – тихо сказала женщина сама себе.
Значения этой загадочной фразы Оскар так и не понял. Ему все еще казалось, что осмелься он поднять голову, их взгляды тотчас пересекутся, и женщина хотя бы даже от неожиданности или испуга спустит курок. Тогда заряд полетит прямо в него. Ноги затекли, спина болела, занемело правое запястье, на лбу выступил пот. Оскар сидел в очень неудобной и неестественной позе. Он попробовал немного перенести массу тела с заболевшего локтя, и в плече предательски хрустнула косточка.
Джоанна прислушалась. Дуло ружья медленно поднялось, и теперь смотрело на домик. Оскар уже готов был выскочить и признаться во всем, понимая чудовищную нелепость ситуации. Кто знает, зарядила ли она оружие холостыми и теперь, как раньше? Уши нестерпимо горели, тишина была невыносимой.
В противоположной от кукольного домика стороне, под кроватью, закопошились крысы. Джоанна сделала еще один шаг. Музыкант открыл глаза и увидел, как ствол ружья стал медленно поворачиваться в сторону кровати.
Даже при тусклом свете молодой человек успел разглядеть крыс. Его взгляд на секунду пересёкся с испуганным взором одной из них. Грызуны, уже зная опасность, исходящую от сверкающих металлических трубок, запищали и стали хаотично бегать, перепрыгивая друг через друга. Считанные секунды – и все они куда-то подевались. Под кроватью наступила тишина. Джоанна, так и не выстрелив, развернулась и вышла из комнаты.
– Ларри во всем виноват, – донеслось из коридора, по всей видимости, то, над чем она задумалась в комнате.