Страница 16 из 22
Благородные времена Австро-Венгерской монархии, где в сумасшедших домах можно было делать всё что хочешь и которые так живописно описал Ярослав Гашек, давно канули в лето. Сейчас вся жизнь пациентов психоневрологических санаториев расписана поминутно и находиться под неусыпным контролем медперсонала и старшего по палате, которые имея пусть и небольшую, но власть, над больными, злоупотребляют ею безо всякого зазрения совести — от отъёма передач и денег, поступающих пациентам от родственников, до прямого помыкательства и полового извращения..
Индивидуальные палаты, на одного, максимум на двух человек, практически отсутствуют. Есть несколько напоказ проверяющим, а так все пациенты живут в больших палатах по двадцать, тридцать человек. Койки стоят так близко, что разминуться в проходе двум людям практически не возможно. Тумбочка одна на пять человек, Холодильник отсутствует, так же, как и двери в палату. Вместо них стоит решётка, (кстати, как и на окнах) которая открывается только тогда, когда надо отвести группу больных на работу или в туалет. По одиночке выход с палаты запрещён. За нарушение — «вертолёт».
И даже при такой скученности и тесноте, мест всем на кроватям катастрофически не хватает. Многим больным приходится либо покупать себе место на койках, либо спать под ними, хорошо, что ещё дают подушки и матрасы.
Вот в такой частный пансионат, в надежде вернуть свои деньги и отправил на «лечение» дежурный врач Бармендаль своего старого знакомца.
Продержав, для начала, пациента сутки, привязанным ремнями к голой панцирной сетке, в карантинной палате, убедившись, что он ведёт себя адекватно, его отвязали и отмыв от мочи и кала в холодной бане, перевели в общую палату.
А там его уже ждал старший по палате Мордоворот со своей стаей товарищей. Мордоворот не родился конечно старшим по палате, он вообще не родился в дурдоме, он воспитывался в детском доме и не имея там ничего своего дал себе зарок разбогатеть во чтобы-то не стало. А где в совдепии можно было разбогатеть? Правильно в торговле и общепите. Поступить в торговый у него ума не хватило, а вот в училище вполне. И начал он свой трудовой путь к обогащению с рядового халдея-официанта, с мальчика подай-принеси-пошёл вон. За время своей карьеры он сменил много кафе и ресторанов, плавал даже на круизных лайнерах — автор не опечатался — если моряки по морям ходят, то такое дерьмо, как Мордоворот плавает. К зрелому возрасту он уже многого добился, открыл даже свою торговую марку и,..заскучал. А, как лечатся от скуки все православные? Правильно — запоями. В во время такого запоя его посетила «белка», да так крепко поселилась у него в голове, что произошло раздвоение личности. Одна его суть жила тихой мирной, трезвой жизнью, зато вторая нажравшись самогона, превращалась в ветерана афганца и начинала гонять дурку. Как-то на Дне празднования вывода советских войск из Афганистана он в пьяном виде, стал бахвалиться своими подвигами. Через некоторое время поняв с кем они имеют дело, ветераны его жестоко избили, пописав «розочкой» лицо, а один шутник вставил ему в анус пивную бутылку — «На память о службе в ДРА», как он сказал. Не надеясь на то, что он выздоровеет, родственники сдали его в пансионат, где он сумел не только поправить своё здоровье, но и стать старшим по палате.
Мордоворот, со шрамом на лице, ражий детина, увидев, как новенький переступил через чистое полотенце, лежащее вместо половой тряпки, на полу, скривился и цвиркнув сквозь прореженные в драках зубы процедил:
— Понятно сявка. Как и говорил лепило. Надо будет прописывать. Ты кто такой красивый к нам въехал, есть чем заплатить за прописку?
— Ну, ты, отвечай гнида, — закрутились возле него, мелкими чертями шестёрки старшего по палате, — не видишь что ли, старшой нервничает! Есть бабки, сигареты, хавчик или сразу в рыло? Что молчишь, как рыба об лёд или хочешь познакомиться с нашим Минотавром? Так он тебя живьём сожрёт — не подавится.
— А, ну брысь шавки по шконкам, не видите пассажир нервничает. Так, что сявка будем прописываться? — нахмурился вопросом Мордоворот.
— Как это?
— Каком кверху, — заржал Мордоворот, — будем тебя до тех пор подкидывать на одеяле вверх, пока ты не закукарекаешь, или нам не надоест тебя подбрасывать. Налетай братва — скомандовал он своим шестёрках, — не то и до вечера с ним не управимся.
И не успел прораб опомниться, как налетевшие со всех сторон пациенты, сбили его с ног и связав по рукам и ногам, стали подкидывать на одеяле. Кажется невинная забава, подумаешь подкинут несколько раз вверх на одеяле — это если не забудут поймать. А его не только забыли поймать, но и ещё заботливо подставили под него табурет.
Завёрнутое тело, с треском упало на табурет, получая средней тяжести телесные повреждения, и тут же от туда раздался утробный рёв.
— Закукарекал петушок, — заржал Мордатый, — проведите ему членом по губам и отправьте в петушиный закуток к Забаве, пусть его обустроит, а ночью мы с ним пошалим не по децки, а пока он пусть посидит, подумает где взять бабки.
Несмотря на сопротивления, прораба опустили и через некоторое время он оказался в отгороженном простынями углу, где на полу кучковалось несколько опущенных особей.
— С приездом петушок. — приветствовал его довольно миловидного вида юноша. — Давай знакомиться, я Абсолютик, старший этого петушатника, чуть дальше лежит Забава, рядом с ним Вишенка, Цыбулинка, а вон тот, самый старший — лакей или ликей, не знаю, как правильно — поломойка и шнырь Сухарь. В карты с ним играть не садись — мухлюет и долги не отдаёт. Говорят, что в прошлой жизни от проиграл в карты свой книжный магазин и чтобы не отдавать его, кинувшись шлангом, лёг в больничку. Это он глупость сморозил — его нашли и здесь. Мордоворот над ним поработал и он всё вернул, даже с процентами. Теперь живёт под койкой в петушином углу. Ну и стоили того, те деньги? Тебя-то, как величать мил человек?
— Меня зовут Але…
— Ты не понял петушок, — не дав ему назвать своё имя, перебил его старший петушатника, — здесь никого уже не интересует, как тебя звали в той жизни, называй свою кличку.
— Тогда Прусак.
— Ну Прусак, так Прусак — не стал с ним спорить старшой. В беду ты попал Прусак. Вернее сказать на большие бабки…
— На какие бабки? — перебил его Прусак. — Я никому ничего здесь не должен.
— Это ты так думаешь. А меня попросили, очень настойчиво попросили, растолковать тебе, что если ты не найдёшь к вечеру ста тысячи евро, тебя будут пичкать серой, и насиловать всем дурдомом, до тех пор, пока ты не окачуришься.
— Так где же я их здесь возьму!? — ужаснулся от такого известия Прусак.
— Где возьмёшь? не знаю — это не моё дело. Но, краем уха я слышал, что у тебя есть хата в Питере. Вот и думай. А это тебе, чтобы думалось веселее, — сказал Абсолютик и ткнув опешившему Прусаку в руку баночку вазелина.
— Хату я вам не отдам. — мрачно ответил Прусак. — И не надо меня пугать. Я не первый год живу на белом свете, только троньте, я вам ночью поперегрызаю шеи.
— Я передам, но тогда тебя ночью отдадут Минотавру.
— Кто это?
— Людоед, точнее несколько людоедов скованных одной цепью, проживающий в подвале этого санатория. Чтобы не тратиться на похороны им сбрасывают тела умерших. Падальщики. От них уже не откупишься — живьём сожрут.
— Ты, сам-то, от куда и как Абсолютик оказался в этом болоте?
— Я-то? — задумался старший пидор, — С Украины я. Приехал сюда на музыкальный рок-фестиваль, И, как видишь, до сих пор не могу уехать. Но дело не во мне, а в том, что тебе по любому, придётся отдать деньги… Иначе сам понимаешь — в подвал к Минотавру.
Поняв в какую он попал беду Прусак в ужасе от предстоящей экзекуции, впал в ступор и потерял сознание.