Страница 35 из 40
Глава XII. Justice
Вскоре в гостиную входит Лоуренс Гилсон. Такой же бесстрастный, как и всегда. Близость смерти как будто совершенно его не страшит. Артур целится в него из револьвера. Какое-то время царит безмолвие. Все трое молчат, будто воды в рот набрали. Первым тишину нарушает детектив.
— Что же вы не стреляете? — спрашивает он, смотря на молодых людей спокойно и насмешливо.
Он ждёт выстрела. Думает, Артур застрелит его не задумываясь и без разговоров. К этому Лоуренс Гилсон готов. Он отважный человек и сумеет умереть достойно. Но Артур, похоже, стрелять не намерен.
— Не желаю брать пример с вас, — отвечает он. — Хотя, учитывая, что вас ждёт, когда прибудет помощь, застрелить вас было бы, пожалуй, милосерднее.
К тому же доброта и жалость порою могут быть самым тяжким наказанием. Мистер Гилсон после совершённого предпочёл бы стать предметом ненависти, а не сострадания.
— Скорее, мистер Андерсон, вы достаточно умны, чтоб понимать: если вы меня застрелите, то ни один суд не признает это самообороной, — говорит мистер Гилсон и добавляет с насмешкой: — Странно, что револьвер взяли вы, а не мисс Эванс. Это ведь в вашем стиле — свалить решение всех проблем на женщину, верно?
Анджела смотрит детективу Гилсону в лицо. Взгляд её попеременно выражает неприязнь — и глубокое сочувствие.
— Значит, мистер Гилсон, это вы всего лишь притворялись мёртвым, — произносит девушка. — Или, может быть, мне лучше называть вас мистером Джастисом?
Лоуренс Гилсон лишь пожимает плечами.
— Как вам будет угодно, мисс Эванс, — отвечает он.
— Мистер Лоуренс, — говорит Анджела, — вы ничего не хотите нам рассказать? Например, как вы убили десять человек.
Мистер Гилсон думает. Что ж, пожалуй, стоит рассказать им, отпираться он не хочет. Лгать он мог бы раньше, а теперь, когда они сами догадались, это подло. Да и, вероятно, бесполезно. Раз они сумели вычислить его, то, наверное, имеют право всё узнать. К тому же ему хочется с кем-нибудь поговорить о сделанном на острове. Пусть даже с ними.
«Лоуренс, — мыслит Артур. — Не „мистер Гилсон“, как обычно, а мистер Лоуренс. Почему она впервые за всё время назвала его не по фамилии, а по имени? И ведь она знакома с ним лишь пятый день, и Лоуренс Гилсон старше её лет на тридцать. Что это, фамильярность? Да, наверно. После всего, что пережила по его вине, Анджела имеет на это право. Она ведь за эти дни перенесла настоящий кошмар. Анджела видела, как погибают люди, и понимала, что в любой момент может стать следующей. Подумать только, что она почувствовала, когда подумала, будто мистер Джастис — это я! Что человек, которого она любит, хочет её смерти. Или это обращение по имени — проявленье сострадания?»
Мистер Гилсон скрещивает руки на груди.
— Не человек, мисс Эванс, а преступников, — поправляет он Анджелу. — Поверьте, я бы ни за что не убил невинных.
Детектив Гилсон садится в обитое бархатом кресло и вальяжно в нём раскидывается.
— Присаживайтесь, молодые люди, — молвит он, указывая им на диван.
«Я должна бы ненавидеть вас, мистер Джастис, — думает Анджела. — Вы хотели отомстить мне, наказать меня? Что ж, у вас получилось. Вы сделали мне так больно, заставив посчитать убийцей Артура, что смерть после этого была бы для меня наградой, а не карой. С моей душой произошло примерно то же самое, что случается с глазами, когда пытаешься смотреть на солнце; с ушами, когда из-за слишком сильного шума теряешь слух; со всем телом, когда от физической боли лишаешься чувств. Вы хотели убить меня. Что ещё хуже, вы собирались лишить жизни Артура — невиновного человека. И всё же я не чувствую к вам ненависти. Ведь вы считали, что он, как и я, виноват в смерти ребёнка. Что он хотел избавиться от племянника, чтобы получить наследство. Хотя, конечно, это не так».
Артур и Анджела садятся. Детектив Гилсон начинает рассказывать.
— Хотите знать, с чего всё началось? — говорит он. — Один мой знакомый врач как-то заметил, что есть множество преступлений, остающихся безнаказанными. Человека ведь можно убить, не пролив ни капли его крови, даже не прикасаясь к нему. Для этого порой достаточно эгоизма и жестокосердия. В качестве примера доктор привёл случай из своей практики: пациентку, как он полагал, погубил племянник. Причём его коллега, который умышленно не дал ей вовремя лекарство. Услышанное вызвало во мне такую бурю гнева, что я решил узнать и о других подобных случаях и покарать преступников. Одного убитого мерзавца было бы мне мало. Я остановился на числе двенадцать: двенадцать месяцев в году, двенадцать присяжных в суде, двенадцать апостолов, двенадцать подвигов Геракла — столько будет и убийц, над которыми я совершу возмездие.
— Как вы узнали о нас? — спрашивает Артур.
— Очень просто, мистер Андерсон. Истории мисс Далтон, Расселов, Фейбера, Стивена, Макадама, Блера (как выяснилось, он сказал Питеру Ларкинсу, что жена ему изменяет, а сам признавался этой женщине в любви) — от моих коллег, расследовавших убийства и самоубийства. Вашу — от кухарки, некогда служившей в доме Андерсонов. Амелии Миллер — от молодого человека по имени Вильям Мейсон. Он был убеждён, что его Элинор погубила Амелия, которая могла спасти утопающую, но не захотела. Не смогла смириться, что ей предпочли её подругу. Во время разговора с путешественником я узнал о некоем Чарльзе Саймоне.
Через Баррингтона я инкогнито приобрёл этот остров. В первый день, когда вы слушали обвинения на пластинке, я внимательно наблюдал и пришёл к выводу, что все вы без исключения виновны. Подойдя к столику с выпивкой, стоящему у двери, я незаметно подсыпал в бокал Мередита Макадама цианистый калий. На следующий — улучив подходящий момент, я проник в комнату Амелии Миллер и подготовил декорации к её приходу. Увидев верёвку с готовой петлёй, девушка, как я и предполагал, впала в истерику и повесилась. Расселу я отрубил голову топором, который тот хранил на кухне. Дворецкий готовил обед и не заметил меня. Что касается мисс Далтон, я постучался к ней и, когда та открыла, ударил ножом в сердце. Эдгара Фейбера я задушил, спрятавшись в шкафу в его комнате и незаметно подкравшись сзади. Благо, выходя из комнат, двери вы не запирали. Аналогичным образом я перерезал горло Ланселоту Блеру. Джорджа Стивена я, кстати, не убивал. Это сделала миссис Рассел. Я догадался об этом по тому, как странно она смотрела на него, по тому, каким тоном произнесла это «специально для вас» и «будете спать как убитый». Помните, как она облила его кофе и принесла другую чашку? Полагаю, миссис Рассел добавила в неё смертельную дозу снотворного, несколько упаковок которого я нашёл в её комнате в корзине для бумаг. Я оставил женщине записку, что знаю о совершённом ей поступке, и та покончила с собой.
Кроме того, Лоуренс Гилсон велел Расселам сделать дубликаты ключей от всех комнат. Правда, сейчас никаких дубликатов у него с собой нет.
— А где вы спрятали револьвер? — спрашивает Анджела.
— Под телом миссис Рассел.
— А ковёр на лестнице? — продолжает она. — Его убрали вы?
— Я отнёс его в ванную Расселов. Ведь вас, мисс Эванс, как я указал, поместили в комнате на втором этаже? И вас, мистер Андерсон, тоже? Винтовые лестницы без перил весьма опасны… Оставалось только смазать маслом верхние ступени.
Через друзей и родственников детектив Гилсон даже сумел раздобыть фотографии будущих жертв.
— А позже, — говорит Анджела, — вы инсценировали свою смерть.
Лоуренс Гилсон рассказывает, как сговорился с доктором Картером, что притворится мёртвым. Убедил того, что это напугает убийцу, а заодно поможет легко его выследить. Гилсон взял с собою вещество, вызывающее нечто вроде комы: двигаться не можешь, более того, почти не дышишь. План удался, но, разумеется, только лишь для Лоуренса Гилсона. Ночью он назначил Картеру встречу на скале, при встрече же нагнулся и сказал, что внизу, похоже, виден вход в пещеру. Предложил и доктору в этом убедиться. Картер, ничего не заподозрив, наклонился, и Лоуренс Гилсон столкнул его в море. Из окна комнаты бедной Амелии (в котором тоже было обычное, прозрачное стекло) детектив Гилсон увидел, как Чарльз Саймон идёт к дому, застрелил мужчину, а револьвер бросил рядом с телом, оставив записку. Лоуренс Гилсон надеялся, что или Артур застрелит Анджелу, или же, наоборот, выстрелит девушка. Здесь он просчитался. Игра окончена.