Страница 26 из 66
Людей в Мендзыжеце подняли в 5 утра. К ним присоединились второй взвод Дракера из Комарувки и значительный контингент Хиви. Судя по всему, люди Дракера организовывали кордон гетто, пока Хиви и остальные из Полиции Порядка выгоняли евреев на главную площадь. Гнаде и другие плетями принуждали евреев к тишине, из-за побоев некоторые умерли ещё до марша к железнодорожной станции.335 Хайльманн смотрел, как вытаскивали и уводили евреев, запертых в тюрьме подвала штаба Полиции Безопасности — они были покрыты экскрементами и явно много дней ничего не ели. После сбора необходимого количества евреев, начался марш к станции. Не способных к передвижению казнили на месте, охрана безжалостно стреляла в колонну евреев каждый раз, как та замедлялась.336
Небольшой контингент полицейских уже располагался на станции, держа польских зевак подальше. Погрузкой евреев в поезд руководил Гнаде. Людей набивали в вагоны как скот, стрельба и избиения применялись без каких-либо ограничений. Двадцать два года спустя старший сержант под командованием Гнаде сделал необычное признание, учитывая выраженное ранее нежелание свидетелей критиковать бывших товарищей: «К моему сожалению, я должен сказать, что старший лейтенант Гнаде создал у меня ощущение, будто всё происходящее приносило ему много удовольствия».337
Но даже самое необузданное насилие не могло превозмочь недостаток вагонов в поезде, так что когда двери наконец намертво закрылись, около 150 евреев — по большей части женщины и дети — остались снаружи. Гнаде вызвал Дракера и сказал ему вести тех на кладбище. У входа на кладбище один полицейский разгонял «любопытных наблюдателей»338 и ждал, пока не прибудет старший сержант Остман* с грузовиком водки для стрелков. Остман упрекал одного из своих людей, кто до этого избегал участия в расстрелах: «Давай пей, Пфайффер*, настала твоя очередь, потому что еврейки должны быть расстреляны. Пока что тебе удавалось улизнуть, но теперь ты должен сделать это». Сформировали расстрельную команду — где-то 20 человек, евреев приводили группами такого же размера. Сначала мужчины, затем женщины и дети. Их заставляли лечь лицом вниз около ограждения кладбища, и затем убивали выстрелами в шею. Каждый полицейский произвёл семь или восемь выстрелов.339 У ворот кладбища один еврей набросился на Дракера со шприцем, но был быстро повязан. Даже когда евреев группами уводили на расстрел и раздавались выстрелы, остальные евреи тихо сидели и ожидали своей участи. «Они были весьма истощены и выглядели голодными до смерти», — вспоминал один охранник.340
Не может быть точно установлено количество жертв депортаций 6 и 9 октября в Мендзыжеце, а показания свидетелей сильно различаются.341 В любом случае, в середине октября гетто снова пополнилось, когда туда перевезли от 2 000 до 3 000 евреев из Радзиня. Этих людей ранним утром 14 октября собрали и погрузили в караван из более чем сотни фургонов с лошадьми. Охраняемый польской полицией, этническими немцами «самообороны» и несколькими полицейскими первой роты караван медленно пустился в путь в Мендзыжец, в двадцати девяти километрах к северу, куда прибыл уже поздно ночью. Пустые фургоны потом вернули в Радзинь.342
В последующих акциях 27 октября и 7 ноября гетто Мендзыжеца отчистили от около 1 000 рабочих-евреев. Эти акции должно быть были меньше в размахе, чем предыдущие, потому как ни Хиви, ни отряды Полиции Безопасности Радзиня не оказывали помощь полицейским. Теперь всем заправлял Гнаде. По-видимому, он ввёл дополнительную процедуру в депортации — «быстрый обыск». После сбора на рынке, депортированных загоняли в барак, раздевали и обыскивали ради ценностей. Несмотря на холодную осеннюю погоду, им позволяли надеть обратно только исподнее. В этой скудной одежде их гнали маршем на железнодорожную станцию и загоняли в вагоны для скота в предназначенном Треблинке поезде.343 В период с конца августа и с завершением акции 7 ноября из города «человеческого ужаса» в лагерь смерти Треблинка отряды Полицейского Резервного Батальона 101 депортировали как минимум 25 000 евреев.
Пока Гнаде занимался депортациями в Мендзыжеце, такую же работу выполняла первая рота в Лукуве, однако капитан Волауф ею больше не командовал. Его отношения с Траппом неуклонно ухудшались, пока майор открыто не высказал свою тревогу по поводу эпизода в Мендзыжеце, в котором Волауф привёл свою невесту посмотреть на чистку гетто.344 После резни в Серокомле Волауф сопровождал свою невесту в Гамбург, где оставался несколько дней. Вернувшись в Радзинь в середине октября, Волауф заболел желтухой. В начале ноября был убит его единственный брат — пилот Люфтваффе, а несколькими днями позже в Дрездене погиб отец. Волауф отправился на похороны в Дрезден, рапортовал о болезни и снова поехал в Гамбург, теперь уже на амбулаторное лечение. Выздоравливая, он узнал, что одобрили его запрос о трансфере с «фронта» как единственного выжившего сына. В январе 1943 г. ненадолго вернулся в Радзинь забрать свои вещи.345
Если Волауфу удалось вырваться из Полицейского Резервного Батальона 101, то его людям так не повезло. Совместно с людьми Штайнмеца из Ломазы и Парчева (третий взвод, вторая рота) и отрядом Хиви они провели две депортации из Лукува. 5 000 человек 5 октября и 8 ещё 2 000. Воспоминания об этом резко расходятся. Часть заявляла, что стрельбы было минимум и никого не убивали.346 Другие вспоминали множество расстрелов.347 Одного едва не подстрелили свои же.348 Мало что говорит заключение одного полицейского о том, что депортации из Лукува были «несомненно более организованными и человечными», чем депортации в августе из Мендзыжеца, учитывая несравнимую жестокость последней.349 На месте сбора во время первой депортации — Швайнемаркте [Schweinemarkt] или «рынке свиней» — главу еврейского совета вместе с другими важными евреями убили на месте. Избежавших первой операции евреев нашли и депортировали тремя днями позже.350
После первых операций взвод Штайнмеца вернулся в Парчев, а штаб батальона переместился из Радзиня в Лукув. 6 ноября лейтенант Бранд и сержант Юрих руководили трансфером последних 700 евреев Коцка в Лукув. Когда Юрих обнаружил отсутствие большого числа евреев, он застрелил главу еврейского совета в голову. Как и при транспортировке из Радзиня в Мендзыжец, использовались запряжённые лошадьми фургонами и достигнуть Лукува удалось лишь поздней ночью.351
Заключительная депортация от 3 000 до 4 000 евреев из Лукува началась следующим утром 7 ноября и растянулась на несколько дней.352 Уже не имея сомнений о своей судьбе, евреи на марше пели «Мы путешествуем в Треблинку». Полиция Порядка расстреляла от 40 до 45 человек в отместку за неспособность еврейской полиции гетто доложить о спрятанных евреях.353
Судя по всему, евреи упорно скрывались во время последней депортации. Чтобы выманить их из укрытий, Полиция Безопасности придумала уловку — по всему гетто объявили, что будут выпущены новые удостоверения личности. Пришедшие за новыми документами будут помилованы, а всех, кого найдут без них, убьют. Надеясь хоть на небольшую передышку между депортациями, отчаявшиеся евреи вышли из укрытий и пошли за новыми удостоверениями. После сбора как минимум 200 евреев, 11 ноября их вывели из Лукува и расстреляли. Вторую группу собрали и казнили 14 ноября.354
Члены Полицейского Резервного Батальона 101 участвовали в одной, а может и в обеих казнях. Потому как Трапп и большинство первой роты находились где-то в другом месте, Бухман временно остался без защитника. Он и буквально все доступные люди, включая штабных кадров — клерков, связистов и водителей — все, кто до этого избегал прямого участия в казнях — оказались под давлением к выполнению задания местной Полицией Безопасности. В сравнении с расплывчатыми воспоминаниями тех, кто к осени уже был утомлённым ветераном многих еврейских акций, воспоминания о расстреле евреев в Лукуве у новопосвящённых были очень яркими.355 Один полицейский вспомнил, что слух о неизбежном расстреле распространился ещё предшествующей ночью.