Страница 25 из 66
В Радзине Бухман не старался скрыть своё мнение. Наоборот, он «возмущался отношением к евреям и открыто выражал свою позицию при любой возможности».315 Для всех вокруг было очевидно, что Бухман «сдержанный», «утончённый» человек, «типичный гражданский» без какого-либо желания быть солдатом.316
Тальчин стал для Бухмана последний каплей. По его возращению вечером в барак, офисный служащий попытался было передать ему доклад, но Бухман «сразу же ушёл в свою комнату и заперся в ней. Четыре дня со мной не разговаривал, хотя мы вроде бы хорошо друг друга знали. Он был очень зол и горько жаловался, говоря что-то в духе: „Всё, отныне я этим дерьмом не занимаюсь. С меня довольно“».317 Бухман не только жаловался. В конце сентября написал напрямую в Гамбург, прося срочного перевода. Задачи его отряда в Польше — «чуждые полиции» — он больше выполнять не мог.318
Если поведение Бухмана Трапп терпел и защищал, то его люди реагировали смешано. «Среди моих подчинённых многие понимали мою позицию, но другие делали пренебрежительные комментарии обо мне и смотрели на меня свысока».319 Некоторые его люди следовали его примеру и говорили старшему сержанту Каммеру, «что они и не могут, и не хотят больше принимать участия в подобных событиях». Рапорт на них Каммер не составлял, вместо этого он кричал на них, называл «ни на что не годными» и «говнюками». Но по большей части он всё же освобождал их от участия в еврейских акциях.320 Поступая так, Каммер следовал заданному с самого начала Траппом примеру — пока нет нехватки готовых убивать по приказу, было проще терпеть Бухмана и его подражателей, чем разбираться с ними.
Глава 12
Возобновление Депортаций
К концу сентября 1942 года Полицейский Резервный Батальон 101 поучаствовал в расстреле примерно 4 600 евреев и 78 поляков, помог депортировать около 15 000 евреев в лагерь смерти в Треблинке. Эта кровавая деятельность включала в себя восемь независимых акций, раскинутых на три месяца. Три из них — первая депортация из Парчева, расстрелы в Ломазы и депортация из Мендзыжеца проходили при помощи отрядов Хиви из Травников. Другие пять — Юзефув, вторая депортация из Парчева, Серокомля, Тальчин и Коцк проводились полицейскими самостоятельно.
Полицейским удалось раздельно сохранить эти события у себя в памяти, так что они могли часто детально описать их и довольно точно назвать даты. Однако интенсивность событий между началом октября и началом ноября сильно увеличилась. Одна операция сразу следовала за другой в непрекращающемся потоке убийств, пока десятки тысяч евреев депортировались из района Радзиня повторяющимися чистками гетто. Следовательно, очень сложно точно реконструировать события тех беспощадных шести недель. В памяти полицейских всё перемешалось, одна акция смешивалась с другой. Они могли припомнить отдельные инциденты, но уже не могли разложить их в хронологическом порядке и на отдельные операции. Моя реконструкция этой стремительной серии событий, с которой следовало соотносить запутанные воспоминания полицейских, основана в первую очередь на исследовании, проведённом сразу после окончания войны польско-еврейским историком Татьяной Брустин-Беренштейн и Еврейским Историческим Институтом в Варшаве.321
В начале сентября изменилось распределение Полиции Порядка по округу Люблина — создали четвертую зону безопасности, включавшую в себя Бяла-Подляска, Хрубешув [Hrubieszów] и Хелм на восточной границе округа. Это позволило перевести первый и второй взводы второй роты Гнаде из района Бяла-Подляска в города Мендзыжец и Комарувка на севере района Радзиня.322
Последнюю неделю сентября оставшихся евреев в Бяла-Подляске захватывала именно вторая рота. Их собирали и отправляли в теперь уже почти пустое гетто Мендзыжеца.323 Так же «транзитное» гетто Мендзыжеца «пополнялось» в сентябре и октябре из городов района Радзинь напрямую из Комарувки, а также из Вохиня [Wohyń] и Чемерников через Парчев.324 Из всех этих депортаций полицейским запомнился лишь трансфер из Комарувки, где второй взвод второй роты регулярно располагался.325 Среди евреев Комарувки была женщина из Гамбурга, ранее владевшая кинотеатром — Миллертор-Кино [Millertor-Kino] — который полицейские часто посещали.326 Гетто в Лукуве служило вторым «транзитным гетто», получая евреев из малых посёлков округа Радзинь.327 Этот процесс концентрации, конечно же, служил зловещей прелюдией к возобновлению транспортов смерти в Треблинку и систематической кампании по очищению северного округа Люблина, превращения его в judenfrei, «свободного от евреев».
Координационным центром октябрьского «наступления» против гетто района Радзинь служило местное отделение Полиции Безопасности под командованием унтерштурмфюрера Фрица Фишера [Fritz Fischer]. Администрации гетто Радзиня, Лукува и Мендзыжеца в июне 1942 г. перевели под управление офицеров Полиции Безопасности328 , однако количество кадров на местах было сильно ограничено. Отделение в Радзине и его аванпост в Лукуве насчитывали в сумме возможно всего 40 членов немецкой Полиции Безопасности и этнических немецких «помощников». Фишеру так же был доступен на постоянной основе отряд из 20 Хиви. Мендзыжец, Лукув и Радзинь насчитывали на своей территории не больше 40 или 45 членов Жандармерии.329 Очевидно, что такие ограниченные силы Полиции Безопасности и Жандармерии, даже с учётом Хиви Фишера, в чистках и депортациях евреев гетто полностью зависели от помощи извне. И вновь Полицейский Резервный Батальон 101 предоставил большую часть рабочей силы, без которой чистки гетто невозможно было бы осуществить.
Депортации в Треблинку возобновились 1 октября, когда отправили 2 000 евреев из гетто Радзиня. Из Лукува депортировали 5 октября 5 000 евреев и 8 октября ещё 2 000. Параллельно с этим депортировали тысячи евреев из Мендзыжеца 6 и 9 октября. Поезда из Лукува и Мендзыжеца, предположительно, соединялись после погрузки, хоть этому и нет показаний свидетелей. Между 14 и 16 октября чистка гетто Радзиня завершилась отправкой от 2 000 до 3 000 евреев в Мендзыжец. Остановка там продлилась недолго — их повезли дальше 27 октября и 7 ноября. 6 ноября последние 700 евреев Коцка отправили в Лукув. На следующий день зачистили гетто в Мендзыжеце, отправив 3 000 евреев в Треблинку.330 В депортации вносили разнообразие периодическая казнь и ликвидация тех евреев, кому удалось избежать чисток спрятавшись, или кого оставили сознательно из-за нехватки места в поездах или для работ в гетто. По завершению шестинедельного «нападения» члены Полицейского Резервного Батальона 101 в восьми отдельных операциях помогли депортировать более чем 27 000 евреев в Треблинку и убили возможно около 1 000 во время захватов и в как минимум четырёх «завершающих» расстрелах.
Что полицейские помнили обо всем этом варьируется неимоверно. Начальная операция — депортация 2 000 евреев из Радзиня 1 октября — совершалась совместными силами людей первой роты и двадцати Хиви унтерштурмфюрера Фишера. Судя по всему, расстрелов там было мало, хоть Хиви для подгона евреев часто использовали предупредительные выстрелы на пути к железнодорожной станции.331 На следующий день 2 октября третий взвод второй роты сержанта Штайнмеца по приказу Гнаде завершил расстрелами ликвидацию гетто Парчева — по всей видимости, более сотни евреев привели туда слишком поздно для их транспортировки в Мендзыжец.332
После этого одновременные депортации из двух транзитных гетто Лукува и Мендзыжеца выполнялись первой и второй ротой соответственно. С начала сентября в Мендзыжеце располагался новый штаб роты лейтенанта Гнаде. Дабы избежать проблем с польским произношением, члены второй роты называли это место подходящим немецким прозвищем «меншеншрек» [Menschenschreck], или «ужас человеческий»333 . Водитель Гнаде Альфред Хайльманн* вспоминал, как отвозил лейтенанта вечером на пятичасовое заседания в здании на главной площади Мендзыжеца, служившем Полиции Безопасности штабом и тюрьмой. Во время заседания из подвала раздался кошмарный крик. Два или три офицера СС вышли из здания и разрядили свои пистолеты-пулемёты в окно подвала. «Теперь будет тихо». — сказал один, заходя обратно в здание. Хайльманн попытался осторожно подойти к окну, но запах был настолько отвратительным, что он повернул обратно. Шум с верхних этажей всё усиливался, пока около полуночи пьяный Гнаде не вышел и не сказал Хайльманну, что следующем утром будет чистка гетто.334