Страница 22 из 66
По Парчеву прошёл слух о крупной депортации, и многие евреи сбежали в леса,257 но большинство, однако, осталось в городе. Всего два дня после событий в Ломазы — утром 19 августа — в Парчев прибыли первая и вторая роты Полицейского Резервного Батальона 101 вместе с отрядом Хиви. Трапп выступил с очередной речью, проинформировав людей, что евреев следует отправить на железнодорожную станцию в двух или трёх километрах от города. Он «не напрямую», но недвусмысленно намекнул, что старых, немощных и непригодных к маршу предстоит расстреливать на месте.258
Вторая рота установила кордон, а первая устроила обыск еврейского квартала.259 К полудню от рынка до железнодорожной станции растянулась длинная колонна людей — в тот день депортировали около 3 000 евреев Парчева. Операция повторилась несколькими днями спустя, но уже без помощи Хиви. Оставшихся 2 000 евреев так же отправили в Треблинку.260
В воспоминаниях полицейских депортация из Парчева прошла без каких-то особенных событий. Всё прошло гладко, стрельбы было мало, Хиви не отличались обычной для них жестокостью и алкоголизмом. Из-за предположительно малого количества «грязной работы» на вторую депортацию Хиви вовсе не отправили. Полицейские, конечно же, точно не знали куда отправляют евреев и что именно с ними делалось, но «нам всем было ясно и понятно», — как признал Генрих Штайнмец, — «что депортированные евреи отправляются на смерть. Мы подозревали, что их убьют в каком-нибудь лагере».261 Избежав прямого участия в убийствах, люди Полицейского Резервного Батальона 101 не кажутся обременёнными этим знанием, хоть депортированных и было больше, чем жертв в Юзефуве и Ломазы вместе взятых. „С глаз долой из сердца вон“. И действительно, для некоторых членов взвода Штайнмеца самым ярким воспоминанием стало несение службы в болотистых лугах к северу от Парчева, где им приходилось весь день стоять с мокрыми ногами.262
Намного более запоминающимся для Полицейского Резервного Батальона 101 стала депортация 11 000 евреев из Мендзыжеца в Треблинку 25-26 августа.263 В августе 1942 г. Мендзыжец, в сравнении с 10 000 евреями Лукува и 6 000 Радзиня, был крупнейшим гетто района Радзинь, с еврейским населением более 12 000. В июне 1942-го администрация гетто в округе Люблина передала гражданскую администрацию СС, таким образом, оставив эти гетто под руководством людей, назначенных из Радзиня Полицией Безопасности.264
Как и Избица с Пяски на юге округа Люблина, Мендзыжец был определён как «транзитное гетто», в которое собирали евреев с окрестностей перед отправкой в Треблинку. Для получения евреев ещё откуда-либо, гетто в Мендзыжеце периодически освобождалось от жителей. Первая и крупнейшая такая чистка состоялась 25-26 августа объединёнными силами первой роты, третьего взвода второй роты и первого взвода третьей роты Полицейского Резервного Батальона 101, отряда Хиви и Полиции Безопасности Радзиня.265
Когда в конце июля штаб батальона переместился из Билгорая в Радзинь, людей первой роты расположили там же, а так же в Коцке [Kock], Лукуве и Комарувке [Komarówka]. Первый взвод третьей роты расположился в районе Радзиня в городе Чемерники [Czemierniki], а третий взвод второй роты в Парчеве. Все эти пять взводов мобилизовали для акции в Мендзыжеце. Часть полицейских прибыла туда ночью 24 августа, один отряд с конвоем фургонов привёз дополнительных евреев.266 Большинство людей, однако, собралось под командованием старшего сержанта Каммера в Радзине ранним утром 25 августа. Отсутствие Волауфа объяснилось, когда конвой грузовиков остановился перед его частной резиденцией на выезде из города. Волауф и его молодая невеста на четвёртом месяце беременности, с военным пальто на плечах и фуражкой на голове, вышли из дома и залезли в грузовик. «Когда капитан Волауф сел рядом с водителем», — вспоминал один полицейский, — «мне пришлось уступить своё место его жене».267
До вступления в Полицейский Резервный Батальон 101 Волауф испытал несколько серьёзных проблем в своей карьере. В апреле 1940-го его посылали в Норвегию вместе с Полицейским Батальоном 105, но его командующий потребовал его отзыва. Тот отмечал, что Волауф был энергичным и умным, но недисциплинированным и с большѝм самомнением.268 Дома в Гамбурге следующий командир Волауфа оценил его как человека без интереса к службе на домашнем фронте и требовавшим постоянного наблюдения.269 В этот момент весной 1941-го, когда тот только вернулся из Лодзе, Волауфа назначили в Полицейский Резервный Батальон 101, и его профессиональная удача резко переменилась. Всего через несколько месяце новый командир батальона Трапп рекомендовал Волауфа к повышению и к командованию ротой. Трапп писал: Волауф — человек с военной выправкой, энергичный, полный жизни и обладает качествами лидера. К тому же он старался действовать согласно принципам национал-социализма и инструктировал своих людей соответственно. Он был «готов в любое время и не сдерживаясь выступить за национал-социалистическое государство».270 Волауфа повысили до капитана, он принял командование первой ротой и стал заместителем командующего Траппа.
Людям Волауф казался претенциозным. Один полицейский помнил, как тот ездил в машине стоя будто генерал. Другой, что его пренебрежительно называли «маленький Роммель».271 Старший секретарь272 первой роты упоминал его энергичность, решительность в командовании и способность выполнять поставленные задачи.273 Его более сдержанный командир взвода лейтенант Бухман описывал его как не очень ярого антисемита и более «прямого и искреннего» человека, чем лейтенант Гнаде (стоит признать, не очень высокий стандарт для сравнения). Он был офицером, серьёзно относившимся к своим обязанностям, но прежде всего он был молодым человеком, и женихом, поглощённым романом.274
Внезапная отправка Полицейского Батальона 101 в Польшу застала Волауфа врасплох, расстроив планы на свадьбу 22 июня. Только прибыв в Билгорай, он сразу же начал умолять Траппа позволить ему на время вернуться в Гамбург на свадьбу к его беременной девушке. Трапп поначалу отказывался, но затем всё же дал ему специальный отпуск. Волауф женился 29 июня, а в Польшу вернулся как раз к Юзефуву. Когда его рота расположилась в Радзине, Волауф устроил себе визит своей невесты и медовый месяц.275
Как предположил Бухман, Волауф привёл с собой невесту на депортацию в Мендзыжец, потому что не мог расстаться с ней в расцвете их медового месяца. С другой стороны, претенциозный и самодовольный капитан мог пытаться впечатлить невесту, показав ей как он управляет жизнью и смертью польских евреев. Люди явно думали второе — их реакцией было единогласное возмущение и негодование тем, что женщина становилась свидетелем их ужасной деятельности.276 Члены первой роты, если не их капитан, всё ещё могли испытывать стыд.
Операция уже шла полным ходом, когда конвой с большей частью первой роты, Волауфом и его невестой прибыл в Мендзыжец, менее чем в тридцати километрах к северу от Радзиня. Хиви и Полиция Безопасности производила сбор евреев, раздавались крики и выстрелы. Его люди остались ждать, пока Волауф пошёл получать инструкции. Он вернулся спустя двадцать или тридцать минут и раздал приказы роте — часть людей отправилась на внешний кордон, но большинству было приказано присоединиться к Хиви в зачистке. По обыкновению был отдан приказ расстрела любого пытавшегося сбежать, а также больного, старого или немощного, неспособного к маршу до железнодорожной станции за чертой города.277