Страница 19 из 66
Этическую позицию для оправдания своего отказа занял Лейтенант Бухман — как офицер запаса и бизнесмен Гамбурга, он не мог стрелять в беззащитных женщин и детей. Однако объясняя отличие своего положения от положения других офицеров, он так же подчёркивал свою экономическую независимость: «Я был немногим старше и к тому же офицером запаса, так что для меня не было важно повышение или продвижение по службе, у меня был процветающий бизнес дома. Командиры роты ... с другой стороны, были молодыми людьми, амбициозными полицейскими, желающими кем-то стать». Бухман так же признался во взглядах, которых нацисты без сомнения заклеймили бы «космополитскими» и про-еврейскими. «В моем опыте ведения бизнеса, особенно с учётом его протяжённости за границу, я получил лучшее представление о вещах. Более того, благодаря моей предыдущей деловой деятельности я уже знал многих евреев».210
После Юзефува негодование и горечь распространились на всех членов батальона, даже на тех, кто занимался расстрелами весь день. Громкое заявление старшему сержанту Каммеру от одного полицейского — «Я сойду с ума если мне придётся ещё раз это делать» — выражало настроение многих.211 Однако лишь малая часть пошла дальше жалоб в своей попытке избежать повторения опыта. Группа людей постарше с большими семьями воспользовалась регуляцией, требовавшей от них письменного согласия на несение службы в зоне боевых действий. Один, не подписавший ранее, теперь отказался её подписывать, а другой аннулировал её действие. Обоих впоследствии перевели обратно в Германию.212 Самым драматичным ответом опять оказался ответ лейтенанта Бухмана, который попросил Траппа перевести его в Гамбург и заявил, что исключая прямого приказа от Траппа, он не будет больше принимать участия в операциях против евреев. В конце концов он написал в Гамбург, открыто прося об отзыве со службы из-за своей «непригодности» для выполнения «чуждых полиции» задач, которые проводились его подразделением в Польше.213 Бухману пришлось ждать до ноября, но его усилия по переводу в конечном итоге были успешны.
Таким образом, перед Траппом и его руководителями стояла не проблема политически и этически настроенного против них меньшинства, а ясно выраженная деморализованность большинства. И тех, кто стрелял до конца, и тех, кто не смог выдержать. Прежде всего это была реакция на сущий ужас самого процесса убийства. Чтобы Полицейский Резервный Батальон 101 продолжал предоставлять так необходимую рабочую силу для имплементации Окончательного Решения в округе Люблина, психологическую нагрузку на людей следовало в дальнейшем учитывать и по возможности снимать.
В последующих акциях ввели на постоянную основу (с некоторыми заметными исключениями) два главных изменения. Во-первых, большинство будущих операций Полицейского Резервного Батальона 101 включали в себя чистки гетто и депортации, но не казни на месте. Таким образом, полицейских освободили от ужаса массовых убийств, которые проводились в лагере смерти Треблинка (именно там казнили депортированных из северной части округа Люблина). Во-вторых, хоть депортация и характеризуется нуждой в ужасном насилии, необходимым для загона людей в поезда смерти, а также в систематическом убийстве нетранспортируемых, подобные акции обычно производились совместными отрядами Полицейского Резервного Батальона 101 и Травников — тренированных СС вспомогательных отрядов, набранных в лагерях военнопленных на территориях Советского Союза, обычно назначаемых на самые худшие задания по зачисткам гетто и депортациям.
Обеспокоенность психологической деморализацией после Юзефува является наиболее вероятным объяснением загадочного инцидента в Александруве несколькими днями спустя. Возможно Трапп был убеждён, что расстрелами займутся Травники, а когда те не явились, то он решил отпустить собранных его людьми евреев. Иными словами, облегчение психологической ноши для интеграции Полицейского Резервного Батальона 101 в процесс по убийству достигалось двойным разделением труда. Большая часть убийств перенесли в лагеря смерти, а худшие части «грязной работы» — убийств на месте — обязали выполнять Хиви из Травников. Это изменение показало свою эффективность и позволило людям Полицейского Резервного Батальона 101 привыкнуть к своему частию в Окончательном Решении. Когда настало время снова убивать, полицейские не «сошли с ума». Вместо этого, они стали эффективными и безжалостными палачами.
Глава 9
Падение второй роты
Приказ о передислокации полицейских батальонов в округ Люблина пришел ещё 13 июля, до резни в Юзефуве.214 Округ разделили на четыре «сектора безопасности» — южный, восточный, центральный и северный. В последний назначали Полицейский Резервный Батальон 101. Сектор включал в себя районы [Kreise]215 с запада на восток: Пулавы, Радзинь [Radzyń] и Бяла Подляска [Biała Podlaska].216 Вторую роту лейтенанта Гнаде назначили в Бяла Подляска, а штаб расположился в административном центре района Бяла. Первый взвод разделили между деревнями Пишац [Piszczac] и Тучна [Tuczna] на юго-востоке, второй взвод назначили на юг в Вишнице [Wisznice]. Третий располагался в Парчеве [Parczew] на юго-западе, по соседству с районом Радзинь.
10 июня 1942 года стартовало Окончательное Решение в районе Бяла Подляска, когда 3 000 евреев депортировали из Бялы в Собибор. Сотни евреев из малых коммун собрали в деревне Ломазы [Łomazy] — располагающейся по середине между Бялой и Вишницей — именно эти евреи стали первой целью для совместной казни Полицейским Резервным Батальоном и Травниками.217 Пока не прибыла вторая рота лейтенанта Гнаде, кровавая компания приостановилась. Эта рота должна была предоставить бóльшую часть людей для захвата, а главной функцией Травников являлось формирование расстрельных команд, таким образом, облегчая ношу немецких полицейских, испытанную ими в Юзефуве.
Ранним августом в Ломазы расположился один отряд третьего взвода под командованием сержанта Генриха Бекемейера* — от пятнадцати до восемнадцати человек. Насколько известно, отряд Бекемейера без происшествий провёл несколько недель в городе, наполовину населённом поляками, а наполовину евреями. Хоть те и жили раздельно, еврейская часть города не охранялась и не обносилась забором.218 Немецкие полицейские расквартировались в школе в еврейской части.
16 августа, за день до предстоящей операции, Генриху Бекемейеру в Ломазы поступил звонок от лейтенанта Гнаде. Тот информировал его, что следующим утром предстоит «переселение» евреев, и в четыре утра уже следует быть готовым. Для Бекемейера было «ясно» что это значило.219 В тот же день Гнаде вызвал в Бялу лейтенантов Дракера и Шира. Возможно в присутствии офицера Службы Безопасности, он проинформировал их о задаче следующего дня, которую предстояло выполнить в кооперации с СС: всё население евреев подлежало расстрелу.220 Второму взводу в Вишнице предоставили грузовик для получасовой поездки к месту.221 Первому взводу пришлось изъять с польских ферм фургоны с лошадьми и провести всю ночь в пути. Прибыли ранним утром.222
В Ломазы у Гнаде состоялась встреча с его унтер-офицерами. Он передал им приказ зачистить еврейский квартал и собрать всех евреев во дворе школы. Офицерам сообщили, что стрельбой займутся Хиви из Травников, а полицейские останутся в стороне. Тем не менее сам сбор должен был пройти «как уже делалось» — младенцев, старых, больных и немощных предстояло расстреливать на месте. Согласно командиру одного отряда, однако, большинство детей вновь привели на точку сбора. Как и в Юзефуве, люди столкнулись не просто с немецкими евреями, но с евреями Гамбурга. Евреи быстро заполнили школьный двор и часть спортивного поля. С некоторой стрельбой, но сбор закончился за два часа.223