Страница 17 из 66
Уолтер Нихаус*, бывший торговый представитель сигаретной компании Реемтсма [Reemtsma], получил для первой казни старую женщину. «После того как я застрелил старую женщину, я пошёл к Тони Бентхейму* (его сержанту) и сказал, что не могу выполнять дальнейшие экзекуции. Я не хотел больше участвовать в этом ... мои нервы были на пределе после одного этого расстрела».169
Первой жертвой Августа Зорна* стал очень пожилой мужчина. Зорн* вспоминал, что тот:
« ... не мог поспевать за своими земляками, потому что постоянно падал и просто валялся. Снова и снова мне приходилось поднимать его и тащить вперёд. Так что мы дошли до места казни тогда, когда мои товарищи своих евреев уже застрелили. Увидев мёртвых земляков мой еврей кинулся на землю и остался лежать. Я вскинул мой карабин и застрелил его в затылок. Из-за жестокого обращения с евреями во время чисток города я уже был на нервах и полностью разбит, так что выстрелил слишком высоко. Вся задняя часть черепа моего еврея оторвалась и оголила мозг. Часть черепа отлетела в лицо сержанта Штайнмеца. Это был предлог, на котором вернувшись к грузовикам я обратился к старшему сержанту с просьбой об освобождении. Мне стало так плохо, что я просто больше не мог. Старший сержант меня освободил».170
Джордж Кагелер*, тридцати семи летний портной, столкнулся с трудностями после первой стрельбы: «По возвращению после первой казни на точку разгрузки мне в качестве жертв выдали женщину с дочерью. Я поговорил с ними и узнал, что они немцы из Касселя, и я принял решение не участвовать в дальнейших казнях. Все это дело теперь казалось таким отвратительным, что я вернулся к командиру взвода и сказал ему, что я болен и должен быть освобождён от обязанностей». Кагелера послали охранять рынок.171 Не были уникальными ни его разговор с жертвой перед казнью, ни его открытие, что это немецкие евреи в Юзефуве. Шимке — первый отказник — встретил евреев из Гамбурга на рынке. Другой полицейский тоже.172 И ещё один вспомнил, что первый расстрелянный им еврей был награждённым медалью в Первую Мировую ветераном из Бремена, тщетно молившим о пощаде.173
В прокуратуру Гамбурга неожиданно явился Франц Кастенбаум*, во время допросов до этого отрицавший любое своё знание об убийстве евреев в Польше. Он признался, что был членом расстрельной команды из семи или восьми человек. Эта команда уводила жертв в лес и стреляла в шею в упор. Процедура повторялась до четвёртой жертвы.
«Для меня была настолько отвратительна стрельба по людям, что я промазал по четвёртому. Просто невозможно было нормально прицелиться. Внезапно я почувствовал тошноту и убежал с места казни. Я неправильно выразился. Не то чтобы у меня были проблемы с прицеливанием — в четвёртый раз я промазал намеренно. Затем я убежал в лес, где меня стошнило, и сел под деревом. Дабы убедиться что я один — я хотел побыть один — я громко крикнул. Сейчас я могу сказать, что мои нервы были на пределе. Думаю, я пробыл один в лесу два или три часа».
Кастенбаум вернулся на опушку и отвёз пустой грузовик на рынок. Никаких последствий для него не наступило, а его отсутствие не заметили из-за путаницы. Он пришел сделать заявление, объяснил он адвокату по расследованию, потому что скрывая расстрелы, ему не удалось найти мира.174
Большинство из тех, кто не выносил расстрелов уходили быстро.175 Но не всегда. Члены одной команды попросили освобождения от обязанности лишь после того как убили десять или двадцать евреев каждый. Как один из них объяснил: «Причина по которой я попросил освобождения состоит в том, что человек рядом со мной стрелял просто ужасно. Судя по всему, он всегда целился слишком высоко, нанося ужасные ранения своим жертвам. Во многих случаях отрывалась вся задняя часть черепа, мозги разлетались повсюду. Я просто не мог больше на это смотреть».176 В зоне разгрузки сержант Бентхейм наблюдал выходящих из леса людей — трясущихся, покрытых кровью и мозгами, на нервах и с потрясённым боевым духом. Он советовал желающим отказаться просто «улизнуть» на рынок.177 Как результат, там постоянно росло количество полицейских.178
Что касается первой роты под командованием Дракера и Штайнмеца, то там полицейские получили доступ к алкоголю и остались в лесу заниматься расстрелами.179 Темнота постепенно покрывала этот длинный летний день, убийственная миссия никак не завершалась, а стрельба становилась всё менее организованной и всё более суматошной.180 Лес настолько переполнился телами, что стало сложно найти куда положить евреев.181 Примерно спустя семнадцать часов после прибытия Полицейского Резервного Батальона 101 на окраину Юзефува, когда около девяти вечера наступила темнота и последний еврей был убит, люди вернулись на рынок и подготовились к возвращению в Билгорай.182 Планов по захоронению не было — тела мёртвых евреев просто оставили лежать в лесу. Официально ни одежда, ни ценности не собирались, хотя некоторые полицейские обогатили себя часами, украшениями и деньгами жертв.183 Кучу багажа евреев, который их заставили бросить на рынке, сожгли.184 Перед тем как полицейские погрузились в грузовики и покинули Юзефув, появилась десятилетняя девочка, из головы у неё шла кровь. Её привели к Траппу, который взял её на руки и сказал: «Ты должна остаться в живых».185
В бараки Билгорая люди вернулись подавленные, разозлённые, ожесточённые и потрясённые.186 Мало ели и много пили. Алкоголь поставлялся щедро, многие полицейские сильно напились. Трапп устроил обход, пытаясь утешить и подбодрить их, снова перекидывая ответственность на высшие чины.187 Но ни выпивка, ни утешения Траппа не могли смыть переполнявшие барак чувства позора и ужаса. Трапп попросил людей не говорить о случившемся188 , но их и не нужно было — кто не был в лесу не хотели знать больше, а кто был желания говорить не имели.189 Резню в Юзефуве по молчаливому согласию в Полицейском Резервном Батальоне 101 просто не обсуждали. «Вся тема была табу».190 Но сдержанность днём не спасала от ночных кошмаров — первой же ночью после Юзефува, один полицейский проснулся, стреляя из своего оружия в потолок барака.191
Несколько дней спустя Юзефува батальону кажется чудом удалось избежать участия в ещё одной бойне. Отряды первой и второй рот под командованием Траппа и Волауфа вошли в Александрув [Aleksandrów] — так называемая уличная деревня, состоявшая из растянутых вдоль дороги домов в двенадцати километрах к западу от Юзефува. Там они захватили небольшое количество евреев. И те, и полицейские опасались, что очередная резня неизбежна. После небольшой заминки операцию, однако, прекратили, и Трапп разрешил евреям вернуться в свои дома. Один полицейский хорошо запомнил «как отдельные евреи падали на колени перед Траппом, пытаясь поцеловать его руки и ноги. Трапп, однако, не разрешал подобного и отвернулся». Полицейские вернулись в Билгорай без объяснения этому странному событию.192 20 июля — ровно месяц после их отправки из Гамбурга и спустя неделю после резни в Юзефуве — Полицейский Резервный Батальон 101 покинул Билгорай для передислокации в северный сектор округа Люблина.
Глава 8
Размышления о резне
В Юзефуве лишь дюжина людей из пяти сотен инстинктивно приняла предложение Траппа не участвовать в предстоящей резне и вышла вперёд. Почему оказалось столь малым число людей, с самого начала заявивших о своём нежелании участвовать в расстрелах? Отчасти объяснение лежит во внезапности — не было предупреждения и времени подумать — люди были полностью «удивлены» действиями в Юзефуве.193 Не среагировав сразу же на предложение Траппа, они упускали первую возможность уклониться.194