Страница 16 из 66
Некоторые полицейские не пытались искать понимания у старших по званию и искали другие способы уклониться. Унтер-офицера с пистолетом-пулемётом пришлось назначить на осуществление «выстрелов из жалости», «потому что из-за возбуждения, а также намеренно [выделено автором] некоторые полицейские стреляли мимо своих жертв».145 Другие предприняли попытку уклониться ещё раньше. Во время операции по зачистке некоторые члены первой роты прятались в саду католического священника до тех пор, пока не испугались, что их отсутствие будет замечено. Вернувшись на рынок, для своего «алиби» они запрыгнули в грузовик, который отправлялся собирать евреев с окрестных деревень.146 Некоторые, не желая участвовать в сборе евреев, просто ошивались на рынке.147 Другие же наоборот, боясь быть назначенными в расстрельные команды и поэтому стараясь держаться подальше от рынка, проводили как можно больше времени обыскивая дома.148 Прежде чем попросить освобождение от обязанностей, водитель, назначенный на перевозку евреев до леса, сделал лишь одну поездку. «Предположительно у него были слишком слабые нервы для отвоза евреев к месту расстрела», — прокомментировал человек, взявший на себя его обязанность по отправке евреев на смерть.149
После ухода членов первой роты в лес, вторая рота осталась заканчивать облаву и погружать евреев в грузовики. С первым раздавшимся из леса залпом по рынку пронёсся ужасный плач, когда евреи осознали свою судьбу.150 После этого, однако, ими овладело молчаливое самообладание. Словами немецких свидетелей: «невероятное» и «потрясающее» самообладание.151
Если жертвы были спокойны, то немецкие офицеры становились всё более возбуждёнными, пока для них постепенно становилось ясно, что казнь протекает слишком медленно для её завершения за один день. «Постоянно шли толки вроде „это никогда не кончится!“ и „идёт слишком медленно!“».152 Трапп пришёл к решению и выдал новые приказы: третью роту отозвали с оцепления деревни и приказали занять охрану рынка; вторая рота лейтенанта Гнаде получила приказ присоединиться к расстрельным командам в лесу. Сержант Штайнмец ещё раз дал своим людям возможность отказаться, если они желают, но никто предложение не принял.153
Лейтенант Гнаде разделил свою роту на две группы и отправил в разные сектора леса. Затем он нанёс визит первой роте Волауфа, дабы стать свидетелем демонстрации казни.154 В тоже время лейтенант Шир и сержант Гергерт* повели первый взвод второй роты вместе с некоторыми людьми третьего взвода к месту казни в лесу. Шир разделил людей на четыре группы, назначил каждой свою зону для расстрела и послал их обратно за евреями для убийства. Прибыл лейтенант Гнаде и между ним и Широм возник возбуждённый спор — якобы людей недостаточно глубоко послали в лес.155 К моменту, когда каждая из групп совершила два или три похода за евреями, Ширу стало очевидно, что процесс идёт слишком медленно, и он спросил совета у Гергерта. «Я затем сделал предложение», — вспоминал Гергерт, — « что для евреев будет достаточно лишь двоих сопровождающих из каждой группы, тогда как остальные стрелки могут сдвинуться к следующему месту расстрела и ожидать. Далее, эти места должны сдвигаться каждый раз ближе к точке сбора и лесной дороге. Мы так соответственно и поступили».156 Предложение Гергерта заметно ускорило процесс убийства.
В отличии от первой роты, члены второй не получали инструкций о том как проводить расстрел и не использовали штыки в качестве помощи в прицеливании. Гергерт заметил, что было «значительное количество промахов, привёдших к излишним ранениям жертв». Один из полицейских в отряде Гергерта тоже отметил сложности в прицеливании у людей: «Сначала мы стреляли с руки. Когда целились слишком высоко, весь череп взрывался. Повсюду разлетались кости и мозги. Чуть позже мы получили инструкцию приставлять штыки к шее».157 Решением проблемы использование штыков не стало, если верить Гергерту: «Из-за выстрелов в упор пуля часто попадала в череп под такой траекторией, что иногда целый череп, а иногда задняя его часть отрывались, и кровь, осколки костей и мозгов разлетались и пачкали стрелков».158
Гергерт решительно подчёркивал, что никому в первом взводе до начала «акции» не предлагали отказаться от обязанностей, но с началом казней к нему или Ширу стали подходить люди, которые не могли стрелять в женщин или детей. Им раздавали другие обязанности, что было подтверждено одним из людей Гергерта.159 «Во время казней распространился слух, что любой неспособный продолжать может доложить об этом». В продолжении тот заметил: «Я сам участвовал где-то в десяти расстрелах, пришлось стрелять и в мужчин, и в женщин. Я просто не мог больше стрелять в людей и из-за того что я раз за разом стрелял мимо, это стало очевидно моему сержанту Гергерту. По этой причине он снял меня с работы. Рано или поздно другие товарищи тоже снимались с неё, когда они просто переставали выносить происходящие».160
В другую часть леса назначение получил второй взвод лейтенанта Дракера и большая часть третьего взвода сержанта Штайнмеца. Как и людей Шира, их разделили в небольшие группы от пяти до восьми человек каждая, в отличии от больших групп от тридцати пяти до сорока первой роты Волауфа. Хотя людей проинструктировали приставлять стволы их карабинов к шейным позвонкам в основании шеи, расстрелы сначала производили без помощи штыков.161 Результат был ужасающим: «Стрелков покрывал отвратительный слой из крови, мозгов и обломков костей. Всё это висело на их одежде».162
Разделив людей на группы стрелков, Дракер оставил где-то треть в резерве. В конце концов в расстрелах поучаствовали все, но идея была в частых отдыхах и «перекурах».163 Люди не оставались в фиксированных группах из-за постоянных перемещений туда сюда — между местами казней в тернистом лесу и грузовиками.164 Путаница давала возможность замедлить работу или вовсе избежать её. Те, кто торопился выполнить приказ застрелил намного больше евреев, чем те, кто всеми силами старался «не торопиться».165 После двух казней один из полицейских просто «ускользнул» и остался с грузовиками на опушке.166 Ещё один умудрился полностью пропустить свою очередь быть стрелком.
«Проблема лежала не в тех людях, кто не мог или не хотел своими руками убивать других людей и кто избегал обязанностей. Не было никакого строгого контроля. Я поэтому остался около прибывающих грузовиков и занял себя делами. Во всяком случае, своей активности я придал именно такой вид. Неизбежно кто-то из моих товарищей замечал, что я не хожу на казни для расстрела жертв. В своём отвращении ко мне они обзывали меня разными словами вроде „говнюк“ или „слабак“. Но ни с какими последствиями для себя я не столкнулся. Должен отметить здесь, что я был не единственным уклоняющимся от казней».167
Большая часть допрошенных людей, причастных к расстрелам в Юзефуве, принадлежали к третьему взводу второй роты. Возможно с их помощью нам получится сложить наиболее чёткую картину эффекта казней, производимую на людей, а также процент отказников.
Ганс Деттельман*, сорокалетний парикмахер, прикреплён Дракером к расстрельной команде. «На первой же казни я не смог выстрелить в свою первую жертву, так что я слинял и попросил ... лейтенанта Дракера освободить меня». Деттельман сказал лейтенанту, что у него «очень слабый характер», и Дракер его отпустил.168