Страница 15 из 66
Распределив задачи, Трапп провёл большую часть дня в городе — либо в школе, превращённой в его штаб, в доме священника или мэра, на рынке или на дороге в лес.120 Но в сам лес он не ходил, расстрелов не видел, и его отсутствие там было подозрительным. Как горько прокомментировал один полицейский: «Майор там никогда не был. Вместо этого он сидел в Юзефуве, потому что якобы не мог вынести зрелища. Мы были расстроены этим, ведь для нас это тоже было невыносимо».121
Действительно, обеспокоенность Траппа не была ни для кого секретом. Один полицейский вспоминал, как Трапп на рынке сказал, кладя руку на сердце: «О, Боже, почему мне дали такие приказы».122 Другой полицейский видел его в школе: «И сегодня я все ещё могу видеть перед своими глазами майора Траппа в той комнате, ходящего туда сюда с руками у себя за спиной. Он выглядел подавленным и поговорил со мной. Он сказал что-то вроде: „Мужик ... такая работа не по мне. Но приказ есть приказ“».123 Другой человек ярко запомнил «как Трапп, наконец оставшись один в нашей комнате, сел на стул и горько заплакал. Слезы текли рекой».124 Другой так же видел Траппа в штабе: «Майор Трапп возбуждено бегал вокруг, а затем резко встал как кол передо мной, уставился на меня и спросил, если я согласен с этим. Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал: „Нет, Герр Майор!“ Он снова начал бегать кругами и плакать как дитя».125 Помощник доктора застал Траппа плачущим на пути с рынка в лес и спросил может ли он как-то помочь: «Он ответил мне в духе того, что всё просто очень ужасно»126 . Касаясь Юзефува, Трапп потом поведал своему водителю: «Если за это дело с евреями когда-нибудь придёт месть, то смилуйтесь над нами, немцами».127
Пока Трапп рыдал и жаловался на приказы, его люди продолжали выполнять поставленную задачу. Унтер-офицеры выделили часть людей на поисковые команды по два, три или четыре человека и отправили их в еврейскую часть Юзефува. Другим же приказали охранять рынок и ведущие к нему улицы. Евреев вытаскивали из их домов, недееспособных расстреливали, воздух заполнился криками и звуком выстрелов. Как отметил один полицейский, город был маленький и всё было слышно.128 Многие полицейские указывали, что во время поисков видели трупы расстрелянных, но только двое признались в стрельбе.129 И снова, некоторые полицейские рассказывали, что слышали о том, как в еврейском «госпитале» или «доме для стариков» всех пациентов расстреливали на месте, но никто не признался, что участвовал или видел это своими глазами.130
Больше всего расхождений вызывает вопрос о реакции людей на расстрел младенцев. Некоторые заявляли, что их расстреливали вместе с больными и стариками и оставляли лежать в домах, проходах и улицах.131 Другие, однако, специально подчёркивали, что в первых операциях по типу этой, во время чисток и обысков расстрела младенцев люди ещё избегали. Один полицейский эмпатично заметил: «среди расстрелянных в нашей секции города евреев не было младенцев или маленьких детей. Я хотел бы сказать, что по молчаливому согласию, но все воздерживались от стрельбы по детям и младенцам». Позже в Юзефуве он наблюдал: «Даже перед лицом смерти еврейские матери не расставались с детьми. Поэтому мы позволяли им брать их с собой на рынок».132 Другой полицейский сделал схожее замечание: «практически все люди молчаливо избегали стрельбы по маленьким детям и младенцам. Всё утро я наблюдал, как многие уводимые женщины либо держали детей на руках, либо вели их».133 Согласно обоим свидетелям, никто из офицеров не вмешивался, когда младенцев приносили на рынок. Ещё один полицейский, однако, вспоминал, что после зачистки его отряд (третий взвод, третья рота) подвергся упрёкам со стороны капитана Хоффмана: «Мы действуем недостаточно энергично».134
Когда облава уже подходила к концу, членов первой роты отозвали и дали быстрый урок об ожидающей их отвратительной задаче. Их инструктировали доктор батальона и старший сержант роты. Один музыкально одарённый полицейский, часто играющий на скрипке вместе с доктором, играющим «замечательный аккордеон», вспоминал:
«Я думаю, что при этом присутствовали все офицеры батальона, в частности наш батальонный медик доктор Шенфельдер*. Ему пришлось объяснять нам, как именно следует стрелять для немедленной смерти жертвы. Я чётко помню, как для демонстрации он нарисовал контур человеческого тела, как минимум от плеч и выше, а затем указал точку, куда надо было приставить штык в качестве помощи в прицеливании».135
После получения инструкций и отправки первой роты в лес, адъютант Траппа, Хаген, председательствовал в отборе «рабочих-евреев». Глава местной лесопилки уже передал Траппу список из двадцати пяти работавших на него евреев. Трапп разрешил их отпустить.136 Хаген искал ремесленников и здоровых мужчин при помощи переводчика . Возникли волнения, потому как около 300 рабочих оказались разделены со своими семьями.137 Ещё до их отправки с рынка из леса стали слышны первые выстрелы. «После первого залпа мрачное волнение поселилось среди этих ремесленников, некоторые мужчины бросились на землю в слезах ... в этот момент им стало ясно, что оставленные семьи подвергались расстрелу».138
Лейтенант Бухман и люксембуржцы первой роты несколько километров вели рабочих до погрузочной железнодорожной станции округа, где их уже ожидали несколько вагонов, включая пассажирский. «Рабочие-евреи» вместе с охраной поездом отправились в Люблин, где Бухман доставил их в лагерь. Согласно Бухману, он привёл их не в печально известный концентрационный лагерь в Майданеке, а в другой. Евреев там не ожидали, но администрация лагеря с радостью их приняла. Тем же днём Бухман и его люди вернулись в Билгорай.139
Тем временем старший сержант Каммер повёл первый контингент стрелков первой роты в лес за несколько километров от Юзефува. Грузовики остановились у опушки на просёлочной дороге, где та уходила в лес. Люди разгрузились и стали ждать.
Когда прибыл первый грузовик с 35-40 евреями, равное количество полицейских вышло вперёд и лицом к лицу встали парами вместе со своими жертвами. Ведомые Каммером полицейские и евреи пошли вглубь леса. Они свернули с дороги в месте, отмеченным Волауфом, который весь день до этого занимался поиском подходящих для казни точек. Каммер приказал евреям лечь в ряд и лицом вниз. Позади них встали полицейские, как ранее им показывали приставили штыки к хребту над лопатками, и, по приказу Каммера, дали залп в унисон.
В это время на опушку леса прибыло ещё больше полицейских первой роты для заполнения второй расстрельной команды. Как первая вышла из леса, вторая взяла своих жертв и пошла тем же путём вглубь. Чтобы новые жертвы не видели трупов предыдущих, Волауф выбрал место несколькими ярдами дальше. Евреев снова заставили лечь в ряд и лицом вниз. Повторилась процедура расстрела.
С этого момента «челночное движение» двух расстрельных команд «в» и «из» леса не прекращалось весь день. Не считая полуденного перерыва, когда кто-то «организовал» поставку алкоголя стрелкам, до темноты расстрелы не останавливались. К концу дня постоянных расстрелов, люди совершенно потеряли счёт убитым евреям. Словами одного полицейского, в любом случае, это «большое число».140
Когда Трапп ранним утром делал своё предложение, настоящая природа действия только что стала ясна и было мало времени всё обдумать и среагировать. Лишь дюжина инстинктивно ухватила момент и вышла вперёд, сложила оружие и, таким образом, избавила себя от участия в последовавших убийствах. Вполне возможно тогда многие не осознали всю реальность происходящего, в частности того, что они сами могли оказаться в расстрельной команде. Но когда людей первой роты на рынке проинструктировали о «выстреле в шею» и послали в лес убивать евреев, некоторые из них попытались воспользоваться упущенной ранее возможностью. Один полицейский хорошо знал старшего сержанта Каммера и подошёл к нему, признался, что находит задачу «отталкивающей» и попросил другую. Каммер согласился, назначив его в кордон на границу леса, где тот и оставался весь день.141 Получили обязанности по охране вдоль дороги и некоторые другие знавшие Каммера полицейские.142 После некоторого количества расстрелов, к Каммеру обратилась ещё одна группа и заявила, что продолжать больше не может. Он освободил их из расстрельной команды и назначил в сопровождение грузовиков.143 Двое полицейских допустили ошибку, обратившись вместо Каммера к капитану (и гауптштурмфюреру СС) Волауфу. Они попытались сослаться на то, что они сами отцы с детьми и не способны продолжать. Волауф резко отказал им, намекнув, что они могут лечь рядом с жертвами. В полуденный перерыв, однако, Каммер освободил от обязанностей не только этих двух, но и несколько других старших мужчин — в компании унтер-офицера с рапортом для Траппа их отправили на рынок. Трапп отстранил их от участия в дальнейших работах и позволил пораньше вернуться в бараки Билгорая.144