Каратель

Глава 22

Глава двадцать два. Гоу ту хоум.

Глаша пришла через три дня. Лучезарно улыбнулась деду, который столкнулся с ней в дверях, направляясь в туалет подымить, села на стул, все также стоявший у моей койки и лучезарно улыбнулась.

— Привет.

— Привет. Честно говоря, не ожидал.

— Я решила тебя простить.

— За что?

— За все. Ты мне еще должен.

— Когда и что я тебе успел задолжать?

— Ты обещал мне помочь, когда я поступлю в институт в Городе. Помнишь? Или ты так, насвистел?

— Это помню. — надеюсь, что за год многое может измениться, и эта, не по годам развитая девица обо мне забудет.

— Ну и хорошо. Тебе что ни будь нужно?

— Нет. Я через три дня уезжаю.

— Как? — рука девушки бесцеремонно скользнула под простынь и пальчиком постучала по гипсу.

— Как ни будь. Мне к обеду надо быть в столице, на аэродроме.

— Ну ты что Паша раньше не сказал? Я бы отца попросила, он бы тебя до аэродрома довез, а то он позавчера машину разобрал, что-то ремонтирует. Я его сегодня спрошу, может он успеет ремонт закончить.

— Не надо твоего папу. У нас с ним не те отношения, чтобы я с ним куда то ехал. Завезет куда ни будь в тайгу и там оставит.

— Да ты что, ты ему нравишься. Он просто меня очень любит и вообще, сложный. Ладно, я побегу твой вопрос решать, завтра приду — Глаша наклонившись, чмокнула меня в нос, наградив очаровательным видом из-под расстегнутой на три верхние пуговицы, рубашкой, и хихикая вышла из палаты, куда тут— же шагнул дед Миша, видно деликатно топтавшийся в коридоре.

— Все-таки ты отсюда без бабы решил не уезжать? Ну а че, все правильно. У нас девки все хорошие, не избалованные, и, что характерно, поголовно красивые.

— Дед, вот скажи, почему все невесты прекрасные и скромные, а стоит на ней жениться, да в квартиру прописать, как все меняется?

Старику мой вопрос не понравился, наверное, я был прав:

— Да ладно, сказал тоже… Был бы ты москвич, тогда да, есть из-за чего хвостиком мести. А тут раздухарился, а сам то, в таком-же Задрищенске живешь, деревня-деревней, только чуть побольше, чем у нас. Бывал я в вашем Городе, все как у нас, зимой минус сорок, а летом плюс тридцать, только сейчас три станции метро прокопали. Зато в магазинах шаром покати. Я вот девке этой скажу, как придет, скажу, чтобы с тобой дело не имела. Хлипковат ты для такой крали, она получше найдет.

— Скажи, скажи — я махнул рукой, нащупал стоящие у изголовья костыли, и стал осторожно вставать — надо было тренироваться, через два дня мне предстояла дорога в тысячу километров.

С Глашей мы договорились, что меня в восемь утра знакомый ее отца добросит от больницы до зоны, а оттуда, вместе с Демоном, добросит до трассы. Выписку мне отдали с вечера, оставалось проспать последнюю ночь и не проспать утренний подъем. А потом меня попытались ограбить.

Ночью я не мог уснуть. Сложный путь домой, где каждая случайность могла оставить меня в этом краю надолго, а, может быть, и навсегда, мешала уснуть. Мысли о самых неблагоприятных вариантах развития событий дружной толпой бродили по голове, периодически больно пиная мозг, да еще дед Миша храпел сегодня особенно громко и противно.

Часа в три ночи, по моим ощущениям, я забылся, чтобы тут-же открыть глаза. Мою кровать кто-то толкнул, но это был не я. Сон мгновенно умчался в даль под напором хлынувшего в кровь адреналина, я замер, стараясь не дышать. Кровать опять колыхнулась, подо мной звякнул метал о металл, внизу кто-то сдавленно сопел. Я, стараясь не двигать телом, медленно потянулся за костылем, стоящим в изголовье. Очень осторожно нащупал дерево одного из них, каждую секунду, боясь услышать грохот падающего на пол второго костыля, чрезвычайно медленно стал подтягивать к себе свое орудие.

Я перестал таиться, когда мое ухо уловило новый звук. Похоже, кто-то решил обойти мою защиту из замка и наручников, тупо прорезав дно рюкзака, чего я допустить никак не мог. Больше не скрываясь я приподнялся на локтях и, как смог сильно, ткнул костылем под кровать. Палка ткнулась во что-то мягкое, кто-то болезненно охнул, ударил по металлическим ножкам кровати, а затем, быстро, на четвереньках, побежал к выходу из палаты. В полутемном свете дежурного освещения, в проеме двери мелькнула чья-то жопа, быстро передвигающая ногами, затем все стихло.

Я, опираясь на один костыль, доскакал до выключателя и щелкнул тумблером. Палату залил яркий, после темноты свет, осветивший недовольно вопящего, накрывшегося одеялом с головой, деда Мишу, и пустую кровать Дениса. Через несколько минут, когда я, не обращая внимание ор соседа, под кроватью расцеплял свои защитные сооружения, в палату влетела дежурная медсестра.

— Что случилось? Почему не спим?

— Меня обворовать хотели — я выбросил из-под кровати отцепленный рюкзак и тупой хозяйственный нож с кривой надписью белой масляной краской по темной рукояти «Холод цех».

Дед тут же заткнулся и кряхтя, полез из кровати, чтобы подойти ближе вместе с погрустневшей медсестрой.

На поверхности брезентовой ткани рюкзака остался след поверхностного пореза.

— Милицию вызывать? — обреченно спросила сестра.

— Не надо никого вызывать, ничего не украли. Давайте спать — я поставил костыли на место и лег обратно, прижав рюкзак к животу и накрыв нас простынкой.

— А где ваш зассанец?

— Ложились — был, а сейчас не знаем. Наверное, убежал.

— Понятно. Завтра доктору все расскажу, пусть выписывает за нарушение режима, может еще успеют призвать. — сестричка выключила свет и прикрыла дверь: — Спите, больные.

— Ты видел кто? — через пару минут в тишине раздался тихий шепот дела.

— Нет, только черные трико, когда он на четвереньках убегал.

— Дениска, засранец. Он вчера в черных спортивных штанах был.

— Давай спать дед, о чем сейчас рассуждать.

Прижав к себе рюкзак, намотав лямки на кулаки, я, полный решимости не спать, уснул практически мгновенно, чтобы открыть глаза от гимна Советского Союза, раздавшегося от повещенной в коридоре радиоточки. Шесть часов — пора вставать.

Так как я еще числился больным, меня накормили манной кашей с большим пятном растопленного сливочного масла, растекшегося по краю тарелки и сильно сладким какао. В восемь утра я, распрощавшись с соседом и медработниками, которые приглашали заезжать еще, спустился к выходу, где меня подхватила под руку щебечущая Глаша и, больше мешая идти, потащила к серому «Москвичу», антикварной, четыреста седьмой модели. Молодой парень коротко представился Семеном, бросил рюкзак в багажник и помог мне вползти на заднее сидение. Что интересно, Денис попрощаться не пришел.