Каратель

Струя «черемухи», щедро оросила обитателей клетки и буквально ошеломила их. Парни, закрыв лица ладонями бросились в рассыпную, насколько это можно было сделать в загоне три на три метра. И наступила тишина. Легкое облачко «черемухи» на служивых почти не действовало. Баллоны, выдаваемые на службе, были откровенной дрянью, а при сильном ветре облачко «слезогонки», зачастую возвращалось от жулика обратно. Однажды, из-за трещины в распылителе, я получил струю едкой жидкости прямо в свой, широко открытый, глаз. Но, через несколько минут, местные ребята растерли горящие от «черемухи» глаза ладонями до дикой боли, поняли, что больно все равно, и с новой силой бросились на решетку. Баллоны зашипели снова. Через пять минут помещение первого этажа было заполнено облаком слезоточивого газа. Мы стояли у с окон второго этажа. Внизу народ разделился на две группы. Большинство сидело на полу, очень тихо, накрывшись одеждой с головой, но человек восемь, самых отчаянных зажмурив глаза, растирая по мордам потоки слез и соплей, продолжали долбиться в решетки, хотя и безрезультатно — слаженности и сил уже не хватало. А снаружи было все очень грустно. Толпа, человек в пятьдесят, окружила опорный пункт милиции со всех сторон. На нас, из-под нечесаных, лохматых патл смотрели черные от ненависти глаза.

— Мы вас, урусы, как стемнеет, вместе с «опорником» сожжем — орали снизу, и почему-то этим словам мы верили.

Покрасневшее Солнце уже клонилось к высоким горам Восточных Саян на Западе. Время, за этой суетой, подходило к половине восьмого вечера. Увлекшийся изъятием техники у местных «наездников», старший участковый и наши, вернее, Канские гаишники, где-то потерялись. Сумерки, сегодня как-то особенно быстро подбирались к селу. Прорываться было некуда, да и стремно. Применять оружие в отношении пока безоружных аборигенов нельзя, а рукопашная свалка с таким количеством противников была чревата, что кто-то, мы или они, схватит за наши пистолеты. А с наступлением темноты все стало бы вообще катастрофично. Местные имеют какую-то тягу к очищению своих врагов огнем, с чего кстати, и началась переброска сил МВД в Республику. А как потемнеет и нас начнут поджигать, отстреливаться из пистолетов мы сможем плохо и недолго. Патронов мало, а стволы у жителей села явно, посерьезней наших. Я стоял, скособочившись напротив окна, опершись на канцелярский стол и смотрел на багровеющий закат, свидетельствующий о том, что завтрашний день обязательно будет теплым и солнечным, а в мозгу билась горячая боль от колена и рваные картинки недалекого, вероятного, будущего: — выплески вонючего бензина на окна «опорника», чадное пламя, и нестрашный поначалу дым, вой задержанных, запертых в клетке, попытка вырваться из огненной ловушки и снопы огня из стволов охотничьих ружей навстречу…

В яростный вой толпы под окном вплелись новые звуки. Две белые «шестерки» с гербами на дверях, рассекая метнувшуюся в стороны толпу, замерли у крыльца опорного пункта, из кабин полезли концы, в голубых бронежилетах и зеленых касках со звездами, размахивая короткими, но автоматами. Сельчане, как бандерлоги из мультика про Маугли, в нерешительности замерли, после чего появились два новых персонажа. Старший участковый, увидав нас в окнах, замахал руками:

— Открывайте ребята, это мы!

А к безмолвствующей толпе земляков быстро зашагал высокий и широкий в плечах рыжий абориген в форме старшего лейтенанта милиции и приметной, темно-рыжей, густой шевелюрой. Подойдя к людям, он что-то негромко сказал, потом еще раз. Не получив ответа, он, резко сблизившись, нанес резкий хук в голову ближайшего колхозника, затем прямой удар в грудь его соседу. Люди упали как куклы, остальные, толкая друг друга, бросились прочь.

— Напарника я из отпуска отозвал — старший участковый стоял на первом этаже, морщась от запаха «черемухи»: — А он, у нас, кандидат в мастера спорта по боксу. Давайте ребята, в машины грузитесь и езжайте, а у меня тут дел еще много, со всеми разобраться надо.

В машины мы погрузились очень быстро, и даже смогли закрыть двери. Я, скрючившись сидел у правой двери, высунув голосу наружу, слушал стон пружин, перегруженных пятью мужиками, уместившихся на заднем диване «Жигулей», мат гаишников с передних сидений, и был очень счастлив, что мы покидали эту сельскую местность.