Каратель

Глава 9

Глава девять. Брожение в Улусе.

Колонна «УАЗиков» по дороге задержалась — «Беларусь» бодро выскочил на асфальт, и тут же перегородил дорогу. Пока местные правоохранители вытащили тракториста и кабины, пока запускали заглушенный трактор, пока нашли в своих рядах механизатора…. К тому времени республиканскую трассу уже перегородили два грузовика и толпа возбужденных людей. Милиция высадилась и ...замерла в нерешительности. Как я понимал, наблюдая со стороны за событиями на дороге, начальник РОВД собрал всех, на кого он мог опереться — пяток оперов уголовного розыска, пяток участковых, десяток разных мелких административных начальников, водители, не спешившие покинуть свои места за рулем, а продолжавшие сидеть «на рации». Самое многочисленное подразделение — Рота вневедомственной охраны, к веселью присоединиться не спешило. Как я понимаю, у них пошли сплошные «сработки» на охраняемых объектах. Начальник РОВД, в сопровождении пары замов, двинулся к толпе, которая встретила его громкими криками. Очевидно, переговоры зашли в тупик, народ придвинулся к милицейскому руководству, после чего, начальники поспешили ретироваться под прикрытие подчиненных. Главный «шериф» схватил бело-серую тангенту рации, и стал кого-то настойчиво вызывать на связь.

Между тем пробка на трассе росла. С обоих сторон подъезжали самые разнообразные транспортные средства, останавливались, запечатывая дорогу наглухо. Местные предпочитали разворачиваться и искать объезд, а транзитные «КАМАЗЫ» оказывались в ловушке. Серый «МАЗ», в длинным полуприцепом, сначала долго пятился, вытягивая свое тело из ловушки, потом попытался спуститься с трассы, надеясь объехать блок по одному из многочисленных проселков, но, спускаясь, зацепил срез асфальтового полотна брюхом полуприцепа, подергался на месте и застрял в «мертвую», перегородив дорогу еще в одной точке. Пара аборигенов подъехала на мотоциклах к митингующим, пошла разбираться, судя по походке, осмелев и согревшись спиртным, но уже через минуту, бежало в сторону милицейских сил, без мотоциклов и роняя кровь из разбитых носов. Через некоторое время, объезжая пробку по самому краю обочины, к митингующим подъехали два автобуса «ПАЗика», из которых высыпала еще куча народу, что вызвало еще большее воодушевление у митингующих.

— Наши, с обогатительного. Смену отработавшую привезли — прокомментировала случившееся женщина, стоящая рядом с нами.

Я кивнул ей в ответ и пошел к дому Глаши. Встретили меня не любезно. Когда я миновал калитку и пошел по выложенной из красного кирпича дорожке к дому, на крыльцо вышла женщина лет тридцати пяти, похожая на пострадавшую девочку.

— Что надо?

— Здравствуйте, вы мама Глаши?

— Допустим.

— Я Павел.

— Я знаю, дочь через окно показала.

— А вы?

— Полина Александровна.

— Полина Александровна, разговор серьезный. Глаша сказала, что с ней сделали?

— Ты же вроде бы разорялся на всю улицу, что тебе наша дочь любая подойдет!

— Я о другом говорил. О том, что если здесь Глаше жизни не будет, я ей смогу помочь доучиться и поступить в институт в Городе. И вообще, я сейчас совсем о другом…

— То есть наигрался, а сейчас решил в благородного поиграть…

Взбесила меня эта дамочка до самой крайности….

— Слушай, тетка! Я твою дочь видел три раза в жизни. Первый раз на улице с Наташей — получил приглашение в гости. Второй раз в доме Наташи, где ее родители присутствовали. И третий раз сегодня, когда ее голой на земле распяли, и местная пацанва по ней как мураши ползали. И то, поехал искать ее случайно — потому что собака корзинку с пирожками в кустах нашла. Мне надо было просто мимо проехать? Так ее бы, наверное, на эту минуту, уже раки в камышах бы есть начали, не зря они ее на остров утащили. Но за то бы про нее никто плохого бы слова не сказал, все бы было прилично. Да? Пропала и пропала, зато непорочная! Тьфу на вас! — я хотел было пойти прочь, но женщина, за время моей речи, по лицу которой пробежал весь набор сильных эмоций — от ненависти до животного ужаса, закрыла лицо руками и навалилась мне на плечо, содрогаясь от рыданий.

Пришлось обнимать плачущую хозяйку, гладить по трясущимся плечам, нашептывая, что уже все хорошо, почти все кончилось.

Отплакавшись, мама Глаши подняла не меня покрасневшее, опухшее лицо:

— Так надо то что сделать, о чем вы поговорить хотели?

— Полина Александровна, надо Глашу срочно везти в больницу, к гинекологу, чтобы дали справку, что она сегодня сексуальных контактов не имела, ну и, заодно повреждения от ремней, синяки и все прочее зафиксировать.

— Да, зачем это все, Паша? Глаша говорит, что ничего не было. Зачем ребенка беспокоить…

— А где мой пленный?

— В чулане сидит. Развязать пришлось, а то у него уже руки и ноги посинели.

— Это хорошо, пусть сидит. А справка от врача необходима, что, хотя бы косвенно, подтвердить наш рассказ. Будет, хоть каким то, доказательством правдивости моих слов, да и дочь вашу…. В любом случае это надо, и желательно несколько экземпляров с синей печатью.

— Сейчас, я что ни будь, придумаю — Полина Александровна скрылась в доме, а на крыльцо вышла Глаша, одетая в старенький халатик, из-под ворота, который она зажимала в кулаке, на шее, были видны, начавшие синеть, гематомы.

— Ты как?

— Очень плохо, Паша — девочка подошла вплотную и уткнулась головой мне в плечо: — Я даже до сих пор не могу осознать, что со мной произошло. Я просто стояла на дороге, ждала тебя. А они просто ехали мимо. Их сотни в Улусе каждый день проезжает. Двое из моего класса, понимаешь, они в нашем классе учатся. Диче хорошо учится, комсомолец. Он просто мимо проезжал, сказал привет, а дальше я ничего не помню. Следующее, что я помню — я лежу на земле, а с меня одежду стягивают и ремнями вяжут, и каждый старается или грудь сжать или пальцы между ног засунуть. Я когда домой прискакала, думала, что меня отец убьет. Если бы ты со мной был, он бы тебя точно бы прибил. Скажи, Паша, как жить здесь дальше? Я, наверное, из дома никогда не смогу выйти….

— Глаша, все хорошо будет — я положил руки не плечи девушке: — Самое страшное ты уже пережила, все закончилось. Такого больше не будет. Захочешь — уедешь отсюда. У нас такого пока нет. Главное, сейчас, эти дни пережить. Дальше, каждый день, будет чуть-чуть, но легче.

Из дома выскочила Глашина мама, зыркнула глазом на дочь, но ничего не сказала, а повернулась ко мне: — Сейчас врач приедет, я договорилась.