Глазами пришельца

— Тёма! Живой?! — руки ослабели, и гроб медленно пополз вниз.

— Пришёл попрощаться! — первым опомнился дед Исай. — Опоздал маненько.

— Я хочу посмотреть, — сглотнув комок в горле, сказал Артём.

Все облегчённо вздохнули. Перед ними был не призрак, а человек. И он говорил.

— Откройте гроб, пожалуйста…

— Тёма, успокойся, её уже назад не вернёшь, — преградила путь Люба, лихорадочно соображая, сможет ли дурачок предъявить права на имущество сестры, которое уже разграбила.

— Хочет с мамой попрощаться, законное право, — то ли всерьёз, то ли с усмешкой сказал кто-то. Все в деревне знали, что Тёма зовёт Людмилу мамой. И та поддерживала эту игру.

— Я хочу попрощаться с мамой, — дрогнул голос Артёма.

Мужики переглянулись и вытащили гроб из могилы. С трудом открыли крышку. Артём подошёл и замер, разглядывая лицо покойницы. Вдруг губы его дрогнули. Он растерянно посмотрел на окружающих.

— Поцелуй на прощанье, — сочувственно посоветовал кто-то. — И прощения попроси. Так полагается…

— Она живая, — Артём виновато улыбнулся и уже более уверенно повторил: — Она живая!

— Всю церемонию сейчас сорвёт, — заволновалась Люба. — Мужики, уберите его! И закапывайте.

— Ей там будет хорошо, — мужики крепко взяли Артёма за руки. — А мы сейчас пойдём, покушаем…

— Она живая! — настаивал Артём.

— Конечно, живая, — успокаивали мужики. — Она сама попросила, чтобы её в землю закопали. Так и сказала: закопайте меня в землю. И Тёме передайте, чтобы не препятствовал.

Артём дико сверкнул глазами и вдруг рванулся к гробу. Мужики разлетелись в разные стороны. Отбросив крышку, которую уже начали прибивать гвоздями, схватил покойницу и бросился бежать.

Сельчане, оцепенев от такого кощунства, дали ему уйти и опомнились лишь, когда дурачок со своей ношей легко перемахнул через кладбищенский забор, обозначенный двумя тонкими жердочками, и скрылся в лесу.

— Догоните его! Мужики! Ну, что же вы стоите?! — завопила Люба.

— Догоните! — подхватили бабоньки.

— Интересно, а без похорон поминки можно справлять? — глубокомысленно изрёк дед Исай и тут же сник под гневными осуждающими взглядами.

***

Поиски похитителя усопшей продолжались до темноты. Но результата не дали. Артём исчез. Отчаявшиеся сельчане собрались в конторе Таловского сельсовета.

— Алло! Милиция? — надрываясь, кричала в трубку телефона Люба. — Срочно приезжайте! У нас человека похитили!.. Дурачок похитил. Тёма слабоумный… Кого похитил?.. Сестру мою, покойницу!.. Ничего не сочиняю! Мы думали, он утонул… Не сестра, а дурачок этот. А он явился… Ну, уж не знаю, может, и с того света… У водяного отпросился?.. Надо же, какие вы там остроумные!.. Только мне и дел, что вам сказки рассказывать!.. Он покойницу схватил и убежал… Представьте себе! Да не утопленник он! Утопленники так себя не ведут!.. Да уж знаем, как они себя ведут!.. Ну, спасибо! Лучше бы вам не звонила!

Люба нервно бросила трубку на рычаг.

— Что говорят? — придвинулись ближе женщины.

— Ничего не говорят! — в сердцах воскликнула Люба. — Бензина у них, видите ли, нет!

— Да что же это такое?! — возмутилась одна из женщин. — У врачей нет, у милиции тоже! Что нам-то делать? Брошены на произвол судьбы! Разве при советской власти такое было?

— А то не было, — пробурчал дед Исай. — Мы в распутицу всегда богом забытые. Хорошо хоть электричество есть. Вон в соседней деревушке злоумышленники провода украли.

— Что он сейчас с ней делает? — Люба закрыла лицо ладонями.

— Понятно чего, — хмыкнул дед Исай.

— Молчи, развратник! — грозно сверкнула на него глазами бабка Настя. — Самого смерть в сортир отпустила, а туда же!

— Я про то, что мужики баб воспринимают, как свою собственность, — обиделся Исай. — А у дураков это чувство особенно обострено.

— Да у него же ум десятилетнего мальчишки! Ему в игрушки играть!

— Вот он с ней и играет.

— Кончай болтать всякую чушь! — сурово сказала Люба. — Откуда тебе знать, что у дураков на уме?

— Вы — бабы — птицы низкого полёта. А мужики в своей жизни частенько дуреют, — повысил голос дед Исай. — Поэтому нам дурака понять легче.

— Она же мёртвая!!! — крикнула Люба.

В конторе повисла напряжённая тишина. Постепенно сельчане начали расходиться по домам. Но утром, словно по команде, вновь собрались в сельсовете.

— Надо подумать, где продолжать поиски, — слово взял управляющий таловским хозяйством Алексей Кондратьевич. — Сами понимаете, какой грех творится. Тело не предано земле. Святотатство, одним словом.

— Где искать? — вздохнула Люба. — Уже все места проверили.

Неожиданно зазвонил телефон.

— Да, — Алексей Кондратьевич поднял трубку и тут же, прикрыв её рукой, громким шёпотом известил: — Милиция!.. Да, слушаю… Председатель сельсовета и управляющий одновременно… Вчера звонили… Так… Так… Так…

— Чего так? — нетерпеливо напирали сельчане, обдавая Кондратьевича жарким дыханием.

— Та-ак, — наконец тот положил трубку и, потирая лоб, объявил: — Отыскался наш утопленник.

— Где?! — ахнули присутствующие.

— В районном центре.

— А как он туда попал? Это же тридцать километров по бездорожью!

— Пешком пришёл, — Алексей Кондратьевич присел на стул.

— А Людмила? — спросил кто-то.

— В том-то и дело, что он и её на себе притащил, — Алексей Кондратьевич упёрся взглядом в Любу.

— Как же теперь хоронить будем? — та заморгала ресницами. — Не ждать же, пока дорога просохнет? Может, на лошадях?

— Кого хоронить?! — сурово повысил голос председатель сельсовета. — Она в больнице лежит! Лечится!!!

— Живая?!!

— В том-то и дело, что живая! Это же надо, какой грех чуть на душу не взяли! Заживо человека могли закопать! А всё ты, Люба!!! «Давайте похороним, а то протухнет!».

— Нечего на меня телегу катить! — огрызнулась Люба. — Вы сами куда смотрели? Кто ей сердце слушал? Дыхание проверял?

— Да, — вздохнул Кондратьевич. — Пятьдесят лет на свете прожил, а такое впервые случилось. Теперь Людмила до конца своих дней на Тёму молиться должна.

— Зря мы свинью закололи, — посетовал кто-то из мужиков. — Поторопились.

— И ничего не зря, — подал голос дед Исай. — Как говорится, хотели за упокой, а будем во здравие. Это же событие отметить надо. Не каждому воскреснуть дано.

— Тебе бы только стакан в руки!

— Посмотрим, кто к вечеру трезвее будет, — усмехнулся дед Исай и оказался прав: к вечеру вся деревня перепилась.

Пробудившийся разум

Сергей Владимирович — главный терапевт районной больницы, нашёл Артёма на заднем дворе, у дверей прачечной. Тёма сидел на крылечке и задумчиво смотрел на лесистую сопку, которая взмывала вверх сразу за деревянной оградой. Она, будто с разбегу внезапно замерла перед хлипкой преградой, и деревья, наклонившись чуть вперёд по инерции, так и не смогли выпрямиться.

— Вот ты где, — Сергей Владимирович присел рядом на ступеньку.

— А где мне быть? — равнодушно ответил Артём. — Знакомых нет. Хорошо, сюда впустили. Поспал немного.

— Скажи, как ты понял с одного, можно сказать, взгляда, что Людмила находится в коматозном состоянии?

— Не знаю, — Артёму уже задавали этот вопрос утром, когда появился в больнице со своей странной ношей. После его сбивчивого рассказа вызвали милицию. И что было бы дальше, неизвестно, но в самый напряжённый момент дознания, «покойница» вдруг застонала.

— И всё-таки? — не отставал Сергей Владимирович.

— Просто посмотрел, а её душа кричит, — неохотно пояснил Артём. — И почему, кроме меня, никто этого крика не услышал?

— Выходит, докричалась она до тебя. Теперь жизнью тебе обязана. Вот только осложнения у неё. А у нас с лекарствами проблема, — Сергей Владимирович виновато посмотрел на собеседника. — Так перестроились, что людей лечить нечем. В городе, правда, всё достать можно. Но цены кусаются.