Страница 15 из 19
Костяной плавно повёл руками, соединяя их в молитвенном жесте. Присев, он легко коснулся руками начерченного круга преобразования, и линии под его пальцами вспыхнули, как по команде. Вокруг раздавались удивлённо-радостные, одобрительные, восхищённые возгласы.
В следующий миг они переросли в крики боли.
Зал превратился в нутро адского существа, ощетинился крупными каменными шипами, которые летели отовсюду, наполнился шумом, паникой, стонами и удушающим запахом свежей крови. Энви тоже едва не досталось: над самой головой пролетели два снаряда, так что на всякий случай он пригнулся. Из этого положения он умудрился рассмотреть на стенах дополнительные маленькие круги, созданные метательными ножами.
«Так вот оно что, Костяной, оказывается, знаком с восточной алхимией. Теперь понятно, как ты кости сращиваешь».
– Четверть, – с тихим сожалением произнёс Костяной, когда дождь из смертоносных шипов прекратился. – Кадди жив.
Энви не сразу его увидел: перед глазами мельтешили до одури напуганные люди, запинаясь о своих же. В отличие от них, Кадди не растерялся и с ходу придумал, как спастись: он крепко держал за плечи того самого юношу, чей вид когда-то вызвал у гомункула отвращение – из него торчало около десятка шипов.
– Костяной, – прорычал глава Крита, отбросив не нужный более труп в сторону. Энви ожидал привычные разборки в стиле «Как ты мог меня предать», но ничего подобного не произошло: не тратя время на болтовню, главарь Крита выхватил пистолет и с каменным выражением лица выстрелил. Разумеется, не попал: Кестер закрылся вздыбившейся плитой, для которой пули были словно горох, а Энви спешно отскочил от них, предоставив алхимику самому разбираться с Кадди.
Его задача – не дать никому выйти отсюда, и Энви был совсем не прочь её выполнить. Выдернув из подвернувшегося трупа каменное подобие стрелы, гомункул размахнулся и швырнул её в типа, который вот-вот мог сбежать. Попал немного ниже, чем хотел, однако нужного эффекта достиг: человек с не по возрасту седыми волосами взмахнул руками, завалился вперёд и беспомощно растянулся на полу. Он силился пошевелить непослушными ногами, ещё не понимая, что больше не сможет встать: Энви перебил ему позвоночник. Ухмыльнувшись, гомункул обвёл остальных горящим в азарте взглядом. Не так-то много хотят убежать, примерно половина, тем временем как другая решила помочь своему боссу в расправе над предателем-алхимиком. Идиоты. Ишвариты, помнится, вели себя также, но они хотя бы не знали поначалу, что такое государственные алхимики, в отличие от членов Крита.
Энви метался за пределами круга выпущенным из клетки зверем, всаживая каменные шипы в движущиеся мишени, снося им головы лезвием, которое легко выходило с другого конца трости, и безудержно смеялся – этот демонический хохот отлетал от стен искажённым эхом, отчего казалось, будто гомункулов здесь несколько. Он не мог сказать, что за чувство им овладело – оно не являлось злорадством или удовлетворением, но несло с собой пьянящую лёгкость.
Энви танцующей походкой приблизился к скорчившейся на полу фигуре в грязно-багровом от крови плаще и с перекошенным лицом занёс над ним меч. Человек с шипом в животе слабо пошевелился, с усилием повернулся и умудрился приподняться на дрожащих окровавленных руках. Он что-то сипел, но слов гомункул не разобрал и наклонился к нему: любопытно же, какими будут последние слова этого… Замерев на миг, Энви сильно побледнел и отшатнулся, потрясённо глядя на то, как мальчишка с тускло-золотистыми волосами заваливается набок. Меч-трость выскользнул из руки и громко лязгнул о заляпанный алыми кляксами пол.
– Зачем… Зачем ты сюда припёрся, если мог спокойно свалить?! Тебе же ничего не мешало! – Энви кричал с надрывом, близким к истерике, почти не осознавая, что именно говорит. Он задыхался от чего-то раскалённого и колкого в груди, и холод подземелья никак не помогал.
– Что такое? – повернул к нему голову Костяной и сам немного изменился в лице. – Ты был прав, такой ситуации я не учёл… – растерянно сказал Кестер, рассматривая что-то в своей руке. – Досадно. Он был талантливым мальчишкой, судя по слухам. Придётся послать в Централ кого-нибудь из своих.
Энви развернулся к нему и затаил дыхание, не в силах отвести взгляда от влажно поблескивавшего в руке Костяного камня – уже не полуфабриката, а настоящего, философского. Сглотнув, гомункул сделал маленький шаг вперёд, проверяя, как отреагирует алхимик.
– У тебя получилось? – пожирая камень взглядом, прошептал Энви.
– Как видишь, вполне.
– Дай, – он ещё немного продвинулся вперёд, с трудом удерживаясь от того, чтобы не отобрать это чудо силой.
– Лови, – Костяной несильно размахнулся, и камень прилетел ему прямо в руки. – Только не используй мою жизнь, когда снова сможешь поглощать, ладно? Не хотелось бы тебя убивать.
Энви уже не слушал: он нежно поглаживал гладкие грани, за которыми бились чужие души, и не верил своему счастью. Идя сюда, он не верил, что Костяному хватит умения воссоздать красную тинктуру, уже морально был готов к неудаче и возможной схватке с алхимиком, но ему всё удалось. Гомункул медлил, оттягивал мгновение, которого так долго ждал, обостряя предвкушение, любовался философским камнем и не мог насмотреться.
Позади раздался тихий хрип. Сжав свой подарок крепче, гомункул перевёл взгляд на посмевшего его отвлечь человека, удивляясь, что кто-то ещё мог избежать участи стать частью легендарной красной тинктуры.
Энви вцепился в камень с такой силой, что поранил пальцы острыми выступами.
– Он что, ещё жив? – гомункул в растерянности смотрел на Стального.
– Похоже, – удивлённо подтвердил Костяной. – Но ненадолго.
– Ты можешь ему помочь. Ты же знаком с восточной алхимией!
– Нет, – мельком глянув на Стального, констатировал он. – У него смертельная рана.
– Но камень!.. – Энви замялся, осознав, что говорит.
– Ты отдашь его мне? – поднял брови Костяной.
Энви в замешательстве переводил взгляд с философского камня на распластавшегося на полу алхимика и обратно и не мог даже сдвинуться с места – ноги будто приросли к полу. Теоретически, камня могло хватить и на помощь Стальному, и на осуществление желания гомункула, но риск оставался. Что если камня не хватит, и он полностью исчерпает себя ещё до того, как стать частью Энви?
Лёгкий шорох – это Костяной прошёл вперёд.
– Поразительно. Я думал, ты добьёшь его сразу, чтобы не мучился.
– Подожди.
Алхимик послушно замер, внимательно наблюдая за ним из-за полуопущенных век. Подбираясь к Эдварду, гомункул не сводил взгляда с Кестера: вдруг что-нибудь выкинет? От такого человека всего можно ожидать. Впрочем, Костяной лишь смотрел, как гомункул в нерешительности то протягивает руку к Стальному, то снова отдёргивает.
– Прости за нескромный вопрос, но… У тебя рука не поднимается?
– Заткнулся, – рыкнул в его сторону гомункул. Возможно, потом Кестер припомнит ему эту грубость, но сейчас он правда мешал, и мириться с этим Энви не собирался. – Элрик, я не знаю, что мне делать, — вырвалось у него.
Энви не понимал, что происходит: он привык смотреть на умирающих людей, на растерзанные тела, а сейчас почему-то не мог просто подняться и уйти. Он получил, чего так сильно желал, и всё равно…
Рядом снова возник Костяной, держа руки наготове – вот-вот начнёт преобразование.
– Отойди! – быстро обернувшись, рявкнул гомункул.
– Не злись так, – опять эта раздражающая усмешка! – Я всего лишь хотел помочь. Мальчик-то на последнем издыхании уже.
– Знаю, – уже не так зло огрызнулся Энви, больше не глядя на Кестера. – Чёрт возьми, Элрик. Кто бы мог подумать…
Пачкая руки в своей и чужой крови, гомункул обеими руками схватился за скользкий шип и потянул на себя. Стальной наверняка извивался бы змеёй от боли, но у него хватило сил только на слабое подёргивание; когда шип размером с руку удалось вытащить примерно наполовину, он подкатил глаза и совсем затих. Гомункул надеялся, что не навсегда.