Страница 13 из 19
– Это всего лишь разрыв барабанной перепонки, – спокойно заметил Костяной. Его голос раздавался только справа, хотя стоял алхимик прямо перед ним. – Ты чувствительнее к боли, чем обычные люди, да?
– Не надо, – прохрипел Энви, почувствовав, как прохладные ладони коснулись плеча.
– Не так уж вы от нас и отличаетесь. Для многих боль – очень уязвимое место.
Треск. Молнии алхимической реакции.
В плече – пожар. Изнутри.
Собственный истошный вопль эхом отлетает от стен.
Далеко и глухо – голос Костяного.
Хруст…
Гомункул будто снова очутился в том дне, когда полз по закопчённым плитам, покрытым вытопившимся жиром, снова барахтался и тонул в животной панике и боли.
А может, никуда оно и не девалось, а все события прошедших месяцев – плод распалённого воображения? И вовсе не этот алхимик мучает его, а Мустанг? А вся эта история с Эдвардом – бред воспалённого сознания, которое проецирует подавленное давным-давно желание найти того, кто сможет его не только понять, но и принять?
Услышав въевшееся в кожу потрескивание, Энви сжался в предчувствии новой волны боли. Он не слышал слов Костяного, не понимал, где находится. Тело раскалывалось изнутри, и гомункулу казалось, что он вот-вот разобьётся на осколки, как потрескавшаяся ваза.
«Я умираю?» – с невольным облегчением подумал Энви, когда боль в районе плеча вдруг стала утихать. Невыносимая мука сменялась странным щекочущим ощущением, переходящим в блаженство. Прикрыв глаза, гомункул вслушивался в странный, но приятный хруст, источником которого было собственное тело.
Энви встрепенулся, сбрасывая наваждение, со свистом втягивая в себя холодный влажный воздух: он вспомнил, как в Ишваре Костяной с помощью своей алхимии заращивал сломанные и раздробленные кости допрашиваемых, чтобы в следующий раз всё начать по новой.
Гомункулу отчаянно захотелось позвать на помощь. Плевать на принципы, лишь бы кто-то откликнулся и освободил его от этого ужаса. Он крикнул было, но осёкся и уронил голову на грудь, скрывая за волосами дрожащие губы и полные слёз глаза.
Никто за ним не придёт.
========== -3- ==========
Энви обессиленно висел на цепях, безучастно глядя себе под ноги. Он уже сбился со счёта, сколько раз приходил Костяной и устраивал одно и то же. Это напоминало замкнутый круг, состоящий из непрерывного треска, хруста, агонии и опустошения. Менялись только некоторые детали: так однажды Костяной сообщил о намерениях Кадди – главы группировки Крит – собрать армию из гомункулов и занять место Огненного в кресле фюрера, а через какое-то время – о поимке Стального. Кажется, Энви тогда спросил: постигла ли Стального та же участь, что и его самого? Кестер не ответил, только сдержанно усмехнулся и ушёл, оставив гомункула терзаться вопросами наедине.
Почему он до сих пор молчал? Почему не сдался, если единственным желанием Энви было любым способом вырваться из тягучей бесконечности однообразных часов и дней? Наверное, гордость гомункула не позволяла ему уступить. Сходя с ума в застывшей во времени тюрьме, Энви часто думал о том, что вот Стальной не сломался бы — значит, и он выдержит. Должен выдержать, иначе получится, что он слабее Эдварда – эта мысль колола иглой, дразнила, бередила старые раны и помогала выжить.
Дверь заскрежетала, нехотя открываясь, и гомункул нервно вскинул голову, вглядываясь в полумрак. Костяной был здесь совсем недавно, значит… Безумная мысль прервала череду обрывков бессвязных воспоминаний, оживляя потерявшего надежду гомункула.
– Эдвард, ты приш… – неподдельная радость, озарившая осунувшееся скуластое лицо, погасла, как огонёк потушенной свечи, сменившись разочарованием и досадой. – Опять ты?
– Пожалуй, достаточно… – Костяной сказал в сторону, а он всё равно услышал и враз насторожился. – Мне понадобится твоя помощь.
Очередная издёвка – теперь на тему мнимого спасителя. Костяной мог прийти сюда либо для того, чтобы внушить ему надежду на краткое время, а затем её разрушить, либо… Освободить наконец?
– Да пошёл ты… – Энви плюнул бы ему в лицо, жаль только нечем было.
– Ты согласишься сотрудничать, – как будто не слыша, продолжал алхимик. – Когда они все соберутся посмотреть на рождение нового гомункула, от тебя потребуется только не выпускать их. С остальным я разберусь.
– С какой стати мне тебе помогать? – он устало усмехнулся, жалея, что не может дотянуться до этого гада.
– А у тебя есть выбор? – чуть поднял брови Костяной. В свете переносного фонаря его лицо напоминало гипсовую маску. – Хорошо. Я подожду, пока ты всё осмыслишь.
Он направился к двери.
– Стой! – в сиплом крике пробивалось отчаяние. Алхимик остановился и, обернувшись через плечо, устремил на него вопрошаюший взгляд. – Я… Я согласен.
Губы Костяного тронула лёгкая, почти незаметная усмешка.
– Вот и хорошо.
Он приблизился, плавным жестом соединил ладони с нарисованными на них кругами. Энви напряжённо следил за каждым его движением, покусывая губы в нервном возбуждении. Костяной несколько раз коснулся оков: сначала освободил ноги, а затем пошёл вверх, с поразительной точностью и аккуратностью разрывая впившиеся в кожу цепи. Как только последняя из них со звяканьем упала на пол, сделавший первый за долгое время шаг гомункул едва не растянулся рядом с цепями – благо рядом оказался Костяной, в которого он и вцепился. Все мышцы как задеревенели, и Энви стоило больших усилий даже просто устоять на ногах.
– Не торопись, у тебя всё затекло, пока ты висел. Ещё и мышцы ослабели.
«Кровообращение восстанавливается», – столько времени прошло, а Энви до сих пор помнил, как опустошённо и жутко звучал голос совсем другого алхимика. Оттолкнувшись от Костяного, он упёрся спиной в стену – совсем как тогда.
– Сколько я здесь пробыл?
– Около недели.
– Так… так мало… Я думал, месяц или два…
Его бормотание прервал треск алхимической реакции: пока он заново учился твёрдо стоять на ногах, Костяной успел соорудить из цепей и кандалов трость.
– Это ещё зачем? – недовольно поморщился Энви. Костяной считает, что он настолько слаб и нуждается в подобных костылях? Сейчас он покажет, насколько глубоко этот алхимишка заблуждается!
– Не горячись, это для видимости. Кадди должен думать, что ты сейчас ни на что не способен, – Кестер пошарил по карманам, достал что-то продолговатое. – Он маленький, но чтобы стабилизировать твоё состояние, думаю, хватит.
Он вылил содержимое колбы на ладони. Казалось, на них собрался большой сгусток крови, хотя по форме напоминал большую каплю ртути. Незавершённая красная тинктура, которая годится для лечения или простеньких фокусов наряду с теми, какие в своё время показывал Корнелло. Для осуществления давно лелеемой мечты полуфабриката было недостаточно, а гомункул всё равно рванулся к алхимику с протянутыми вперёд руками и жадным блеском в глазах.
Оставшиеся цепи поднялись из пыли и крепко обвили гомункула, не давая сдвинуться с места. Опомнившись, Энви в смятении взглянул на Костяного: не передумает ли? На бледном лице алхимика не дрогнул ни один мускул: то ли предполагал подобное, то ли Ишвар его настолько закалил. Кестер выглядел подозрительно довольным. Не успел Энви толком это обдумать, как на него волной накатило, заставляя забыть обо всём, почти забытое ощущение: сила вливалась в него, гнала быстрее кровь по венам, приятно щекотала кожу, вызывала дрожь наслаждения. Он чувствовал себя свежим и отдохнувшим, будто и не было заточения, и смеялся от радости.
– Кестер, ты чёртов гений! – восторженно выкрикнул Энви, даже не чувствуя, что его до сих пор сковывают спаянные алхимией цепи.
– Рад за тебя, но тебе лучше угомониться, – охладил его пыл Костяной.
– Ага, – гомункул хотел встать, но почувствовал ледяное натяжение цепей и недовольно попросил: – Может, снимешь их с меня? Я тебя не трону, честно.
Костяной долго смотрел на него, прежде чем выполнить просьбу. Пронизывающий, видящий насквозь взгляд вернул Энви на землю.