Страница 14 из 16
В таком смысле «Откровение» и «философия» соответствуют двум понятиям, которые в индуистском учении обозначаются как Шрути и Смрити;[107] еще раз необходимо подчеркнуть, что и в данном случае мы говорим лишь о сходстве, а не полном соответствии, поскольку все традиционные формы различны между собой в силу реального различия точек зрения на природу вещей. Шрути, включающее в себя все ведические тексты, является плодом прямого вдохновения, тогда как Смрити представляет собой комплекс различных его следствий и приложений, подчерпнутых с помощью размышлений; соотношение этих двух частей равнозначно соотношению интуитивного и рассудочного знания, первое из которых сверх-человеческое, тогда как второе собственно человеческое. Равным образом как сфера «Откровения» связана с Папством, а сфера «философии» — с Империей, так и Шрути полностью касается Брахманов, основное занятие которых — это изучение Веды, а Смрити, которое включает в себя Дхарма-Шастру или «Книгу Закона»,[108] то есть социальное приложение учения, касается в основном Кшатриев, для которых предназначена большая часть книг. Несомненно, что Шрути является основным принципом, из которого проистекают все остальные части учения, и его знание, то есть знание высших состояний, составляет «большие тайны», тогда как знание Смрити, то есть знание приложений к «миру человека» (имеется в виду интегральное человеческое состояние), рассматриваемое в полном объеме всех возможностей, составляет «малые тайны».[109] Шрути — это прямой свет, который как чистый разум, являющийся в то же самое время чистой духовностью, соответствует солнцу, Смрити — это свет отраженный, который как память, представляющая собой уже в силу определения «временную» способность, соответствует луне;[110] именно поэтому ключ «больших тайн» золотой, а ключ «малых тайн» серебряный, ибо на алхимическом уровне золото и серебро являются точным соответствиями солнца и луны на уровне астрологическом. Эти два ключа древнеримского Януса являются атрибутами Папы, которому изначально предназначена роль «верховного жреца» или «властелина тайн»; вместе с титулом Pontifex Maximus эти ключи стали основными эмблемами Папства, а евангельские слова по поводу «власти ключей» лишний раз подтверждают связь с первоначальной традицией. Теперь становится еще более понятно, почему эти два ключа одновременно являются ключами духовной и светской власти; объяснить связь двух властей можно следующим образом: Папа оставляет себе золотой ключ от «Небесного Рая» и передает Императору серебряный ключ от «Рая Земного»; иногда в символических изображениях серебряный ключ заменяется скипетром, что еще раз подчеркивает его принадлежность королевской власти.[111]
Во всем вышесказанном есть один момент, на который необходимо обратить особое внимание, чтобы избежать даже малейшей видимости противоречия: с одной стороны, мы сказали, что метафизическое знание или истинная мудрость, представляет собой основной принцип, из которого проистекает любое другое знание как приложение к некой временной области, с другой стороны, мы сказали, что «философия» в изначальном смысле, а именно, как комплекс всех знаний временного плана, должна рассматриваться как подготовительный этап к достижению мудрости: итак, как же согласуются эти два вывода? Ранее мы уже давали пояснения по поводу двойной роли «традиционных наук»:[112] здесь существует две точки зрения — нисходящая и восходящая, первая из которых соответствует развитию знания от принципа к удаленным приложениям, а вторая — постепенному получению того же самого знания, в движении от низшего к высшему или же, если хотите, от внешнего к внутреннему. Вторая точка зрения соответствует пути, следуя которому люди могут достичь знания, разумеется в размере, соответствующем их интеллектуальным способностям; таким образом, они сначала достигают «Земного Рая», а затем «Рая Небесного»; однако такой порядок обучения или общения с «сакральной наукой» противоположен порядку иерархической структуры. На самом деле, любое знание, обладающее характером «сакральной науки» в той или иной степени может быть создано лишь теми, кто, прежде всего, в полной мере владеет основным знанием и в силу этого способен реализовывать в строгом соответствии с традиционными канонами все адаптационные варианты, порождаемые особенностями места или времени; именно поэтому введение новых адаптационных вариантов — прерогатива духовенства, которому принадлежит основное знание; по той же причине только духовенство имеет законное право освящать «королевскую инициацию», посредством передачи составляющих ее знаний. Таким образом можно сделать еще один вывод: оба ключа — один к знанию «метафизического» порядка, другой к знанию «физического» порядка — в действительности принадлежат духовной власти, и только по поручению последней серебряный ключ может быть передан представителям королевской власти. На самом деле, «физическое» знание, отделенное от трансцендентного принципа, теряет свою основу и незамедлительно становится гетеродоксальным; как мы уже объясняли, именно таким образом появляются «натуралистические» учения — результат, к которому приходят восставшие Кшатрии, извращая «традиционные науки»; кроме того, это еще и движение к «науке профанической», которая становится «достижением» низших каст, а также показателем их преобладания на интеллектуальном уровне, если вообще в этом случае можно будет говорить о каком-то интеллекте. Здесь так же, как и на политическом уровне, восстание Кшатриев расчищает путь Вайшьям и Шудрам; и, соответственно, шаг за шагом происходит приближение к низшим ступеням утилитаризма, к полному отрицанию любого свободного знания, пусть даже знания низшего уровня, а также к отрицанию любой реальности, превосходящей мир ощущений. К сожалению, именно такую картину мы наблюдаем в современную эпоху, когда западный мир практически достиг последней ступени, и падение идет со все нарастающей силой.
В тексте «О монархии» Данте остается еще один момент, который мы хотели бы пояснить, и который в не меньшей степени заслуживает пояснения, чем все, что мы объясняли до сих пор: это достаточно частое употребление символики, связанной с навигацией, упоминание которой содержится в последней фразе.[113] Из символов, связанных с Янусом, Папство позаимствовало не только ключи, но и ладью, отныне приписываемую святому Петру, и ставшую символом Церкви:[114] именно «римский» характер Папства объясняет необходимость усвоения этого символа, без чего он остался бы лишь незначительным географическим фактором.[115] Те, кто видит в этом факте лишь «заимствование», в котором можно было бы упрекнуть Католицизм, показывают тем самым лишь свой «профанический» менталитет; со своей стороны, мы, напротив, видим в этом факте доказательство существования традиционной регулярной передачи, без которой теряет свою основу любое учение, и которая восходит своими корнями к великой первоначальной традиции; мы абсолютно уверены, что ни один из тех, кто действительно понимает глубокий смысл этих символов, не сможет нам возразить. Символы, связанные с навигацией, очень часто употреблялись в античности: в качестве примера можно, в частности, привести плавание Аргонавтов за «Золотым Руном»,[116] приключения Одиссея, а также произведения Вергилия и Овидия. Этот образ встречается иногда и в индийской традиции, и мы уже имели возможность процитировать фразу, загадочным образом связанную с фразой Данте: «Йог — сказал Шанкарачарья — пересек море страстей, и слился с покоем, и обрел свою «самость» во всей ее полноте».[117] Совершенно очевидно, что «море страстей» это ни что иное, как «потоки алчности» у Данте; в обоих текстах параллельно ставится вопрос о «покое»: по сути, символическое плавание представляет собой завоевание «великого мира»,[118] который может проявляться двумя способами — через «Рай Земной» и «Рай Небесный»: в последнем случае он сливается со «светом славы» и «лицезрением блаженства», в первом — это собственно «мир», в самом широком, но отнюдь не «профаническом» смысле;[119] хотелось бы также отметить, что говоря о двух путях человека, Данте употребляет то же самое слово «блаженство». Ладья святого Петра должна перевезти человечество в «Рай Небесный», задача Императора — привести человечество к «Раю Земному», что, по сути, является тем же плаванием,[120] именно поэтому «Святая Земля» (то есть «Рай Земной») в разных традициях часто представляется в виде острова: по словам Данте задача тех, «кто правит на земле» — это достижение «мира»;[121] гавань, в которую они должны привести род человеческий — это «сакральный остров», непоколебимо стоящий среди беспрестанно бушующих волн, «Поклонная Гора», «Святилище Мира».[122]
107
13. Смотри работу «Человек и его становление согласно Веданте», стр.22–23.
108
14. По этому поводу следовало бы сделать определенные выводы из того факта, что в иудаизме, который является источником и точкой отсчета для всего, что может называться «религией» в наиболее точном смысле этого слова (и это касается как Ислама, так и Христианства), обозначение Тора или «закон» относится ко всем священным книгам; мы усматриваем в этом некую связь с тем фактом, что религиозная форма как правило соответствует тем народам, среди которых доминирует природа Кшатриев, а также указание на ту особую важность, которую принимает в этой форме социальная точка зрения — на наш взгляд, эти две мысли очень тесно связаны между собой.
109
15. Само собой разумеется, что во всем, о чем мы говорим, имеется в виду не просто теоретическое знание, но знание действенное, которое, следовательно, несет в себе суть соответствующей реализации.
110
16. По этому поводу необходимо отметить, что «Небесный рай» по своей сути — это Brahma-Loka, или «Духовное Солнце» («Человек и его становление согласно Веданте», стр. 219–220 и 232); с другой стороны, «Земной рай» описывают обычно касающимся «сферы Луны» («Царь мира», стр.55); в символике «Божественной комедии» вершина горы Чистилища представляет собой границу состояния человеческого или же земного, индивидуального, и одновременно является точкой сообщения с состояниями небесными, над-индивидуальными.
111
17. Скипетр, как и ключ, символически связан с «мировой осью»; однако, здесь мы не будем развивать эту мысль, поскольку она заслуживает отдельного изучения.
112
18. «Кризис современного мира», стр.111–114.
113
19. По этому поводу смотри статью Arturo Reghini «L’Allegoria esoterica di Dante» в сборнике Il Nuovo Patto, сентябрь-ноябрь 1921, стр.546–548.
114
20. Символическая ладья Януса могла двигаться в двух направлениях — как вперед, так и назад — что соответствовало двум лицам самого Януса.
115
21. Необходимо отметить, что несмотря на то, есть или нет в Евангелии указания, что ключи и ладью можно приписать святому Петру, Папство изначально, уже в силу того, что Рим был столицей западного мира, обречено было быть «римским».
116
22. На это Данте указывает в одном из отрывков «Божественной комедии», которые наиболее характерны в том, что касается использования этой символики («Рай», II, 1-18); и не без серьезной причины возвращается он к этому в последней песне («Рай», XXXIII, 96); в средние века было хорошо известно герметическое значение символа «Золотого руна».
117
23. Atma-Bodha; смотри «Человек и его становление согласно Веданте», стр.238, а также «Царь мира», стр.121.
118
24. Именно это завоевание представляют иногда под фигурой войны; выше мы уже отмечали использование этого символизма в Бхагават-Гита, а также у мусульман; мы можем также добавить, что подобный символизм встречается и в средневековых рыцарских романах.
119
25. Именно это проводит четкое разграничение разных смыслов ивритского слова Шекина; два аспекта, о которых мы упомянули, — это понятия Слава и Мир в следующей формуле: «Gloria in excelsis Deo, et in terra Pax hominibus bonaoe voluntatis», как мы уже это объяснили в нашей работе «Царь мира».
120
26. Это связано с символикой двух океанов — «вышних вод» и «нижних вод», символизма общего для всех традиционных учений.
121
27. По этому поводу можно также провести некую аналогию между текстом Фомы Аквинского, который мы упоминали выше, и процитированным текстом Конфуция.
122
28. Выше мы говорили о том, что «мир» — это один из основных атрибутов «Царя мира», отражением одного из аспектов которого является Император; второй аспект связан с Папой, однако, существует еще один, третий аспект — общий принцип двух первых, который не имеет видимого представления в «Христианстве» (смотри «Царь мира», стр.44). Из всего вышесказанного легко понять, что для Запада Рим — это образ истинного «центра мира», мистический Салем Мельхиседека.