Тавро Лилит

Светлые шелковистые волосы, нежная кожа и тёмные глаза, из глубин которых взирала тьма. Отец Максимилиан так часто смотрел в них, что однажды там, в холодной глубине, где обычно его ожидало Божественное откровение, он обнаружил Дьявола.

И тогда он отослал его от себя.

– Бог охраняет своих крещёных рабов огненной оболочкой, и демоны, видя праведника, не могут к нему подступиться, ибо сгорят, – бормотал отец Максимилиан, целуя крест, но губы, прижатые к символу веры, предательски дрожали.

– А если крещёный согрешил? – возразил грешник. – Преступил закон и заповедь Божью? Тогда Божьей огненной защиты грешник лишается, ангелы уходят от него, и подступают демоны. Прислушайтесь, отец Максимилиан, вы уже слышите их шёпот? Они уже видят вас, и видят всё, что видите вы. Чувствуете привкус безумия? Отец, скорее, через мгновение мы не узнаем друг друга! Умоляю, скорее!

– Не помню, не помню, – лепетал отец Максимилиан, сползая со скамьи и торопливо открывая дверь исповедальни. – За что, за что, за что…

– За тьму в твоих глазах, – ответило рогатое существо с бездонно-чёрными глазами, вставшее перед ним.

Отец Максимилиан рухнул на пол и на четвереньках пополз к алтарю. Последние метры пришлось ползти на животе, потому что внутренности его разрывала жестокая боль, конвульсии ужаса вперемешку с дикой болью. Возле аналоя он судорожно вцепился рукой в крест, бормоча молитву, и с трудом поднял голову.

Сверху, с алтарной перегородки, на него смотрело вырезанное из дерева суровое лицо Спасителя.

– Господи, Господи, не покидай меня, защити! – зашептал он одними губами.

Но позади уже слышалась тяжёлая поступь.

На храм словно смерч обрушился, сминая и круша купол. Стены содрогнулись, сбрасывая с подставок богослужебную утварь, в чаше вскипела святая вода. Но вместо падающих на пол предметов, послышался свист ураганного кружения. В воздух поднялось всё – чаши для причастия, подсвечники, зажженные свечи...

– Отче наш… – забормотал священник, вращая глазами вслед за дьявольской круговертью.

– Нет-нет, – ухмыльнулся крестоносец. – Это мой Отец, мой! Князь летающих вещей!

Раскаты громоподобного хохота раздались под куполом храма.

Отец Максимилиан пополз к выходу.

Внезапно сильнейший порыв воздуха потушил все до единой свечи, водрузив в храме многозначительное молчание.

Священник замер. Он понял, кого увидит сейчас.

Во тьме воссияла пламенная броня стражника бездны. Из непроницаемых глубин мрака он взвился под потолок громадиной с гигантской прорезью рта и бездонными глазницами.

Демон взревел, поднял блистающий меч, указывая им на отца Максимилиана. Невидимая сила отбросила настоятеля к выходу. Он покатился вниз по ступенькам, ведущим в крипту, ударился спиной о деревянную дверь, открыв её, соскользнул на пол и упал навзничь возле гробницы.

Вслед за ним по храму прокатился шипящий вздох, затем грохот, вой ветра и пронзительно высокие звуки флейты. Отец Максимилиан схватился за голову, как будто тонкая обжигающая игла вонзилась в висок.

– Нечистый проклятый дух, – застонал он. – Ты, что радуешься обманам, кощунствам, блудодействам и убийствам... Тебя изгоняю именем Господа нашего Иисуса Христа...

Со словами молитвы, изгоняющей дьявола, священник попытался выбраться из крипты, но могучее тело посланника ада загородило выход.

Терпкое зловоние заполнило ноздри отца Максимилиана. Демон стоял возле стены, кренясь чуть влево, потому что одна нога была короче. Опираясь на меч одной рукой, второй он раскручивал длинную цепь с жуткими крючьями.

Демон гортанно провозгласил его имя и грузно шагнул вперед. Подняв руку, он описал цепью дугу, и рубанул ею по жертве.

Крюк врезался в бок отцу Максимилиану, застряв между рёбрами. Наматывая цепь на руку, демон потащил его к себе.

Пуская кровавую пену, отец Максимилиан схватился за крюк, отчаянно пытаясь его вытащить. Несмотря на глубокую рану, он продолжал сопротивляться и даже попытался отползти. Ударом ноги демон отбросил его к гробнице.

У отца Максимилиана помутилось в глазах; хватая воздух широко открытым ртом, он попробовал встать. Но воин ада резко развернулся и обрушил на каменную плиту гробницы пылающий меч.

Плита отлетела в сторону.

Отец Максимилиан увидел чёрный провал и ужаснулся мысли, прошедшей в голову.

Схватив священника за шиворот, демон произнёс:

– Огненной дорогой под рокот брани воинств небесных я шёл за тобой!

Надгробная плита накрыла гробницу и с громким скрежетом встала на место.

Темнота и ужас погребённого заживо. Отец Максимилиан отчаянно забился в бесполезной попытке выбраться. Упершись плечом в каменную створку, он попробовал приподнять её, но не сумел даже сдвинуть.

Ему предстояла мучительная смерть, но демон ада ждал его и на другой стороне.

Тело настоятеля от ступней до тонзуры постепенно, но неумолимо сковывал паралич. Прежде чем окончательно онемели руки, отец Максимилиан попытался начертить крест на плите, но силы покинули его прежде, чем он успел это сделать. Язык больше не слушался, а память не подсказала ни единого слова молитвы. В последней отчаянной попытке выбраться он приподнял голову, но тяжёлая шестипалая ладонь невидимого крестоносца придавила его к холодному дну гробницы. Священник почувствовал, как правое ухо и кожа щеки прикипают к камню.

Могильная тьма и безмолвие. В миг, когда отец Максимилиан выдохнул в последний раз, на надгробной плите адским огнём вспыхнуло: «За тьму в твоих глазах».

…Торжествующий крик петуха прорезал утреннюю тишину.

Мчащийся к монастырю кортеж из тринадцати всадников Галаш заметил ещё издали. Сердце забилось в недобром предчувствии. Он перекрестился.

Кортеж остановился у ворот. Возглавлял его немолодой всадник. Он сидел верхом подбоченясь, меч у пояса, кистень на седле.

Галаш отворил ворота.

– Откуда вы, и какая нужда заставила ехать к нам? – спросил он, кланяясь в знак гостеприимства.

– Послание от митрополита Киевского Кирилла привезли, – вместо приветствия велел главный. – Настоятеля зови!

Всадники хмуро разглядывали вышедших им навстречу доминиканцев, как каких-то странных созданий, невесть откуда явившихся и имеющих наглость стоять перед ними.

Монахи молча жались друг к другу, пока не подошёл монастырский вигиларий в длинной белой рясе с капюшоном.

– Не могут никак настоятеля найти, – сказал он. – Да ты, государь, огласи посланье-то.

Предводитель отряда кивнул одному из своих людей. Тот развернул пергамент и прочёл:

– Сего дня 1233 года от Рождества Христова повелеваю: да будет се во всех епископствах: предать осуждению веру латинскую, и к ней не прилучаться. А, кроме того: обычая их не держать, учения их не слушать, ни молитвы взимать у них, ни дружиться с ними, ни пить, ни есть с ними из единого сосуда, над сосудом, в котором дают им пищу или питье, творить молитву. А посему повелеваю: изгнать доминиканских монахов из Киева, а монастыри их сжечь.

Предводитель повернулся к всадникам и приказал:

– Приступайте!

Он спрыгнул с коня, и, заметно припадая на левую ногу, двинулся в сторону храма. Смуглое лицо выражало мрачную решимость.

– Да укрепит Отец руку мою, – тихо, но грозно произнёс он.

Монахи в испуге наблюдали, как в его руке вспыхнул факел. Когда до церковной двери ему оставалось сделать несколько шагов, Галаш безотчётно бросился вслед, схватить предводителя за рукав кафтана.

Тот обернулся.

– Ты? – изумился Галаш, узнав паломника, которого подвозил вчера. – Как же так? Откуда?

Тёмные глаза паломника блеснули беспощадно и яростно, а вместо ответа тело Галаша пронзила жгучая боль. Он выпустил край кафтана, с недоумением глядя на торчащую из живота окровавленную рукоять меча. Галаш упал на колени, пытаясь вытолкнуть его из себя.

Паломник резким движением выдернул меч.

Кровь выходила сильными толчками. Галаш прижал руку к ране и поднял голову.