Второй сын

Верховный хранитель не опустился на колени. Этого не сделал ни один из хранителей. Они стояли перед королем, не сгибаясь, и Банрууд, нахмурившись, поднял дочь еще выше, к самому небу. Альба вскрикнула, и мальчик из храма поморщился, не сводя настороженных глаз с ее небольшой фигурки.

– Дочери Фрейи – богини плодородия и деторождения, супруги Всеотца Одина, – мы приветствуем вас, – воскликнул Айво и, отвернувшись от короля, двинулся через двор к массивному каменному очагу, мрачно высившемуся посреди площади.

Хранители как один последовали за ним, словно заранее готовились к церемонии.

– Этих дочерей кланов, дочерей Фрейи, будут беречь и почитать, их целомудрие будет под надежной защитой. Подобно рунам, они тоже станут символом Сейлока, – пророкотал верховный хранитель.

Он разрезал себе ладонь и своей кровью начертал на очаге руну. Руна обратилась в пламя, взметнулась вверх ревущим столбом. Ярлы и воины ахнули, а Гисла едва сумела сдержать крик.

– Сейлоку нужны дочери! – воскликнул мастер Айво. – Ярлы Сейлока, с этого дня дочери Фрейи – ваши дочери – будут поддерживать здесь огонь. Пока он горит, вы будете знать, что ваши дочери под защитой, что хранители Сейлока берегут их. И Сейлок будет жить. Мы будем беречь их так же, как чтим принцессу, – прибавил мастер Айво чуть погодя уже новым, смиренным тоном.

И все же в его глазах читался вызов. Свет от огня выхватывал из темноты девочку на руках короля Банрууда, усыпанная самоцветами корона на ее голове радужным блеском освещала лица хранителей. Стоявшие на коленях ярлы закивали, поглядывая то на короля Банрууда и его дочь, то на верховного хранителя.

– Байр из Сейлока, мальчик, воспитанный здесь, на Храмовой горе, и благословенный невиданной силой, станет защищать их так же, как защищает принцессу, – пообещал верховный хранитель, простирая руку к мальчику, словно хотел явить ярлам еще одно чудо.

Мальчик из храма просто опустился на одно колено и склонил голову, словно его посвящали в рыцари. Но этого было достаточно, и ярлы поднялись с колен, кивая и сжимая свои косы, словно рукояти спрятанных за спиной мечей. Стиснув свою косу в знак обещания, Байр по очереди встретился взглядом со всеми ярлами.

– Их будет защищать мальчик из храма! – выкрикнул Айдан, выпустив из рук косу и поднимая к небу кулак.

Его примеру последовали ярлы Эббы, Долфиса, Лиока и Йорана, и только Бенджи из Берна неуверенно переводил взгляд с короля на заполнивших площадь мужчин. Наконец и он тоже – медленно, словно с опаской – поднял к небу кулак в знак одобрения.

– Отныне мы станем звать их дочерями Фрейи. Они будут светочем кланов, – прогремел Лотгар над ухом у Гислы, произнося сказанное верховным хранителем так, словно то были его собственные слова.

Принцесса извивалась, пытаясь вырваться из рук Банрууда, и он наконец поставил ее на землю. Его лицо исказила гримаса презрения. Альба бросилась по лестнице вверх, к мальчику из храма. Она выбрала его и этим как бы завершила обряд посвящения. Байр выпрямился и, взяв девочку за руку, вновь поклонился ярлам, верховному хранителю и – напоследок – королю. За все это время он не проронил ни слова.

– Да будет так, мастер Айво. Я доверяю дочерей Сейлока твоим заботам и заботам хранителей Сейлока, – согласился король Банрууд, хотя в его голосе и слышалась насмешка. – Не подведи меня. Не подведи их. – Он указал на девочек. – Но если хотя бы с одной из дочерей что‐то случится, ярлы и народ Сейлока будут знать, кого в этом винить.

Гисла не попрощалась с Лотгаром и его людьми. Даже не обернулась на них. Она была слишком зла. Арвин сказал, что у Лотгара есть свои дочери. Но он не привез их сюда, не отдал их на воспитание безволосым хранителям в лиловых балахонах, с бездонными глазами. Он не отдал своих собственных дочерей в залог безжалостному королю.

Гислу и еще четырех девочек – Элейн, Юлию, Башти и Далис – провели вверх по каменной лестнице и ввели в храм. Смирение, охватившее представителей кланов и хранителей, сопровождало детей на всем пути к каменному зданию. Оно вцепилось в их маленькие фигурки подобно черной птице с острыми когтями и злым крикливым клювом. А потом двери у них за спиной закрылись.

Они не плакали. Не плакала даже самая младшая из них, Далис из Долфиса. Казалось, она привыкла, что ее передают из рук в руки, и даже чувствовала себя в храме свободнее, чем все остальные. Они не задавали вопросов. Все они словно смирились со своей судьбой, какой бы она ни была. Правда, справлялись со своим бременем все по‐разному.

Едва двери храма закрылись, как хранители, что вели себя на парадной площади столь царственно и молчаливо, разбежались, будто испуганные мыши. Казалось, ни один из них не знал, что делать с пятью маленькими девочками. Мастер Айво пролаял какието указания единственному хранителю, нашедшему в себе силы остаться при детях. Его звали Дагмаром. Девочек провели в обеденный зал, пустынное, похожее на пещеру помещение, и подали им простой ужин.

В храме Гислу, как и прежде, сочли куда более маленькой, чем на самом деле. Хранители решили, что она младше Элейн – быть может, ровесница Юлии, точно старше Башти и Далис. Элейн сказала, что ей двенадцать. Значит, на самом деле четырнадцатилетняя Гисла была среди них самой старшей.

Гисла не стала никого разубеждать. Ей никогда больше не хотелось говорить правду, во всяком случае правду о ее прежней и нынешней жизни. К тому же роль старшей явно лучше подходила Элейн. Элейн выглядела как старшая и казалась поистине доброй девочкой, готовой стараться изо всех сил, – хотя по ее бледному лицу и красным глазам было понятно, что ей знакомы и страх, и грусть.

Юлия из Йорана обдавала всякого, кто смотрел на нее, враждебностью – в противовес Башти из Берна, которой, напротив, хотелось, чтобы все на нее смотрели.

Башти примерила на себя роль шута и принялась жонглировать яблоками, лежавшими на столе, за который усадили всех девочек. Жонглировала Башти довольно ловко, и Далис ей захлопала, но Юлия перехватила одно из яблок, подброшенных Башти, и та сбилась с ритма. Юлия дерзко откусила от яблока такой огромный кусок, что сок брызнул во все стороны, а кусочки мякоти, пока она жевала, вываливались у нее изо рта.

Башти вскипела из‐за грубости Юлии, но Элейн встала между дочерями Берна и Йорана, пытаясь их помирить. В конце концов девочки доели свой ужин в изможденном молчании, не поднимая глаз от тарелок. Они дрожали от страха в неверном свете свечей и вслушивались в беседу мастера Айво с Дагмаром: те обсуждали их дальнейшую судьбу.

Верховный хранитель и Дагмар хранили молчание, пока хранители, готовившие ужин, не вышли из обеденного зала. Подобно многим мужчинам, не привыкшим к обществу женщин, они сочли, что девочки не обращают внимания на их беседу или попросту ее не слышат. Но Гисла, склонившись над своей тарелкой, ворочая ложкой в жидком супе, набивая голодный живот хлебом, внимательно слушала каждое слово. И чувствовала, что и другие девочки тоже слушают.

– Я верил, что ярлы не покорятся королю, – сказал хранитель Дагмар.

То был красивый мужчина со светлыми голубыми глазами. Его кожа не отличалась той же бледностью, что у других хранителей. Казалось, что он моложе, чем большинство его братьев. Правда, верховный хранитель был настолько стар, что в сравнении с ним любой человек казался юнцом.

– Я знал, что они не покорятся. И ты тоже знал, Дагмар, – презрительно бросил верховный хранитель. – Ярлы боятся. Сейлок боится. Отдав по дочери от каждого клана – по девочке, удочеренной кланом, – ярлы пытаются побороть безликого врага, сохранить жизнь, договориться с богами. Приведя дочерей в храм, они закапывают в землю золото, зашивают в полу плаща драгоценности, запасают зерно на случай неурожая.

– И что же нам делать, мастер? – встревоженно спросил Дагмар, оглядывая девочек, сидевших за дальним концом стола в тусклом свете свечей.

– Они послушницы, Дагмар. Будем обращаться с ними как с послушницами, – отвечал Айво.