Страница 1 из 23

Второй сын

Хармон Эми

Эми Хармон

Второй сын

Оригинальное название: THE SECOND BLIND SON

Cover design by Faceout Studio, Tim Green (1)

Изображение на обложке Credit Line© Logan Zillmer / Trevillion Images (2)

ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2022

Это выдуманная история. Имена, персонажи, институты, места, события и факты – плод воображения автора или созданный им вымысел. Любое сходство с реальными людьми, как живыми, так и уже покойными, – чистая случайность.

Ибо когда я немощен,

тогда силен.

Пролог

Каждый год, после сбора урожая и до наступления холодов, в Сейлоке проводился королевский турнир. Ярлы кланов вместе со своими воинами собирались на Храмовой горе и участвовали в череде состязаний. Они мерились силой и сноровкой и определяли, какой из кланов самый свирепый. О победителях турнира слагались легенды. Во дворе замка и на Храмовой горе две недели шли праздничные гуляния. На ветру реяли цветные полотнища: зеленое, золотое, красное, оранжевое, синее, коричневое – в честь шести кланов, лиловое – в честь хранителей храма.

Флаги приветствовали всех жителей Сейлока, каждый год приходивших принять участие в празднествах. Но женщина, что с трудом поднималась в гору с маленьким сыном на руках, шла не затем, чтобы поглазеть на турнир или продать на базаре свой товар. Она шла за благословением верховного хранителя. Шла за чудом.

Пока длился турнир, двери храма были открыты и любой мог туда зайти. Хранители благословляли пришедших, давали советы, отпускали прегрешения и молились. Законы в Сейлоке устанавливал король, за их соблюдением следили ярлы, но хранители имели право помилования. Те, кому удавалось добиться встречи с ними, обретали «новую жизнь», свободу от прежних грехов и приговоров. А еще хранители утешали и исцеляли.

Чаще всего пришедшим в храм отпускались духовные прегрешения, и лишь изредка – настоящие преступления. Правосудие вершилось в кланах сурово и скоро. Редкие осужденные умудрялись добраться до храма и встретиться с хранителями. И все же каждый год, пока шел королевский турнир, хотя бы один печально известный беглец получал прощение.

Но эта женщина не была беглянкой и не жаждала отпущения собственных грехов – хотя и знала, что грешила достаточно. Она не собиралась просить об исцелении, хотя и знала, что умрет. Болезнь наполнила ее отчаянной смелостью, и теперь она, тяжело дыша, поднималась в гору с одной-единственной целью.

Перед храмом стояли толпы тех, кому не терпелось попасть внутрь, и женщине пришлось целый день ждать своей очереди. Она отхлебывала воду из фляжки и пыталась развлечь сына. Мальчик был смирный: он тихо играл у ног матери, что‐то чертил пальцем в пыли да ел по кусочку хлеб из дорожной торбы. Но самой женщине, изможденной долгой дорогой, сделалось совсем худо. Перед глазами плыло, и она совершенно упала духом. Она не могла ждать вечно, вообще не могла больше ждать.

На закате зазвонили колокола, и стражники, стоявшие у широких дверей, стали разворачивать народ, чтобы закрыть храм.

– Приходи завтра, – настойчиво повторяли они, отталкивая настырную женщину в сторону. В толпе было полно отчаявшихся матерей.

Она подняла свою торбу, взяла сына за руку и заозиралась в поисках укрытия, где можно было бы переждать ночь. Фасад храма украшали колонны, ко входу вела лестница, на каждой ступеньке которой уже сидели бедолаги вроде нее самой. Наутро, когда двери храма вновь распахнутся, они будут первыми в очереди. Пошатываясь, она пошла вокруг храма. Она едва понимала, куда идет, и лишь цеплялась за маленькую ладошку сына. В каменной стене, окружавшей храм, она обнаружила дверь, которую никто не охранял, но, подергав за ручку, поняла, что дверь заперта. За стеной ютилась скотина. Женщина слышала животных, чуяла их запах. Ей нужны лишь горстка соломы, да крыша над головой, да колодец, чтобы наполнить фляги. Она потрясла дверь, надеясь, что ей откроют, но ее никто не услышал.

Она опустилась на землю под стеной, прижалась к ней щекой, собираясь с силами. Солнце зашло за храм, и камни начали остывать. Она притянула к себе сына и закрыла глаза. Она подождет, пока кто‐нибудь придет к этой двери, и станет умолять, чтобы ее пустили в хлев на ночлег. Она уже делала так. Много раз.

Быть может, она заснула, но вряд ли проспала слишком долго. Ее головы коснулась чья‐то рука. Решив, что это сын, она чуть слышно сказала ему:

– Я просто устала, Бальдр. Я отдохну. Никуда не уходи.

– Тебе нужна помощь, женщина?

Голос был мягким, низким. Она изумленно взглянула на стоявшего перед ней человека. То был коротко стриженный мужчина в балахоне темно-лилового цвета, что отличает хранителей от представителей шести кланов. Он прижимал к груди младенца, и потому женщина решила, что ей это снится.

Перевязь для младенца была сшита из той же лиловой ткани, что и балахон, и оттого казалось, что крошечная головка парит прямо у сердца хранителя.

Она никогда прежде не видела ничего подобного. Мужчина с ребенком на руках вообще выглядел непривычно. Мужчины Сейлока не заботились о детях. А поверить, что перед ней и правда стоит хранитель с младенцем, она вообще не могла.

Она закрыла глаза и снова их раскрыла, но хранитель так и стоял над ней, протягивая к ней руку, а в лиловой суме у него на груди покачивался спящий младенец.

– Я пришла к верховному хранителю, – пробормотала она, протирая глаза. – Я не могу ждать до завтра.

– Я не мастер Айво, а лишь хранитель Дагмар. Но я сделаю для тебя что смогу.

Он взял ее за руку и помог подняться. Почувствовав, что она встает, Бальдр тоже встал и принялся похлопывать ее по ноге, искать ее руку.

– Это твой сын? – спросил хранитель Дагмар.

Ребенок был ладный и крепкий, с черными курчавыми волосами, пухлыми ручками и ножками, но его глаза походили на две одинаковые, совершенно пустые лужицы мутной и холодной зеленой воды.

Люди часто смотрели на него с нескрываемым ужасом и спешили отойти.

– Да. Он не видит, – объяснила она. – Порой мне говорят, что он меченый. Его глаза пугают людей. Но он не злой, хранитель. Он добрый и сообразительный. У него быстрый ум.

– Как ты зовешь его?

– Бальдром.

– Бальдр Возлюбленный. Сын Одина, – сказал хранитель Дагмар.

– Бальдр Возлюбленный. Бальдр Отважный. Бальдр Добрый. Бальдр Мудрый. В нем все это есть, – гордо сказала она.

Хранитель безо всякого страха взглянул на мальчика и погладил его по голове. От его доброты у нее защипало в глазах. А еще она вновь испытала надежду.

– Я из Берна, хранитель. И мне нужно встретиться с верховным хранителем, – взмолилась она.

– Ты больна? – спросил он.

– Да. – Она знала, что глаза у нее блестят, щеки красны от жара, а из груди, несмотря на все попытки сдержаться, рвется глубокий кашель. – Да, я больна уже давно, и мне не становится лучше. Мне нужно благословение. Но не для меня. Для сына.

Верховный хранитель, мастер Айво, сердился.

Во время королевского турнира двери храма открыты для всех обитателей Сейлока, но теперь день закончился, храм закрылся, а ему, старику, пора было отдохнуть.

Но эта женщина с ребенком как‐то сумела проникнуть в святилище, куда пускают лишь хранителей, королей да изредка ярлов. Наверняка кто‐то провел ее сюда.

– Ты должна сейчас же уйти, – прошипел Айво.

– Я всего на минуту, мастер, – ничуть не смутившись, сказала она и двинулась вперед.

Кресло мастера скорее походило на трон, чем на обычный стул: верх высокой спинки украшали шипы, напоминавшие лучи солнца или спицы колеса. Кресло казалось непригодным для сидения, и он знал об этом и радовался, что в действительности оно очень удобно. Оно стояло на возвышении близ алтаря. В нем ему так хорошо думалось… и так хорошо спалось.