Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 78



- И в чём же тогда? Ладно, Марк, вы давно знакомы с его семьёй, вытащили его из Палестины, но меня-то знаете без году неделя. Так зачем я вам понадобился?

Дядя Яша развёл руками. Жест этот сопровождался улыбкой, которую можно было бы назвать беспомощной, если бы речь шла о ком-то другом. Но только не об этом человеке - опасном, как кобра, хитром, расчётливом, безжалостном. Даже сейчас, на краю пропасти (о чём он, похоже, догадывается), он не собирается сдаваться, опускать руки. И вместе с тем, «дядя Яша» прямо-таки источает удивительное обаяние, которое сопровождает понятие «авантюрист», и неважно, о ком речь – о кинематографическом Индиане Джонсе, о книжном Остапе Бендере, или о полумифическом графе Калиостро. Смело можно сказать: он один стоит всех троих, вместе взятых, и ещё останется…

Он и в самом деле выглядел далеко не лучшим образом – осунувшийся, с глубоко запавшими глазами, заново отросшей козлиной бородкой. Казалось, его крепкая фигура как-то сдулась, потеряла в габаритах. Да, непросто пришлось «дяде Яше» в последнее время – а теперь, значит, он тащит в свои проблемы нас с Марком? И почему это совершенно не вызывает у меня протеста?

- Будем считать, что это интуиция. – ответил он. - Видишь ли, Барченко сказал вам правду: англичане и немцы действительно готовят в своих оккультных тайных школах детей, а эти господа ничего просто так не делают. А если верить тому, чо я узнал о вас двоих – вы на голову выше ваших…м-м-м… однокашников. Так к кому же ещё мне обращаться?

Он по-прежнему не был откровенен до конца, и это ясно читалось – во взгляде, в интонации, в мелкой моторике рук.

- Кто приказал убить моего отца? – спросил вдруг Марк. – Только, пожалуйста, не ссылайтесь как в тот раз, на секретные сведения! Пока не ответите, мы вас слушать не будем. Я – так уж точно.

Я едва не поперхнулся от неожиданности, и тут же понял, что мой друг прав. Сейчас только так и надо: прямо, в лоб, и чтоб никаких недомолвок.

Невыносимо долгие полминуты «дядя Яша» и Марк мерили друг друга взглядами. Потом наш собеседник пожал плечами и отвёл глаза. Я едва сдержал победный возглас.

…ну, Марк, ну, молодчина! Эдакого волчару одолеть в поединке характеров!..

- Во время прошлогоднего визита в Палестину мы с твоим отцом заполучили с руки одну книгу. В детали вдаваться не буду, поскольку сам не вполне могу оценить её важность, скажу только, что в затылок нам дышали ещё, как минимум, две разведки – английская и, кажется, немецкая. И когда я перед отъездом в СССР спрятал книгу - они, не имея возможности добраться до меня, решили свести счёты с твоим отцом. А возможно, они хотели захватить его живым, для допроса, причём не одного, а вместе с тобой – сын, знаешь ли, отличный рычаг давления на несговорчивого отца… Но немного не рассчитали: для выполнения грязной работы наняли шайку арабов, а те, как водится, слегка перестарались, напрочь сорвав планы своих нанимателей. В итоге, книгу они упустили, и достали её только теперь, в доме ребе Бен-Циона, где она и хранилась всё это время. Моя вина…

При этих словах Марк поёжился. Неприятно, конечно – оказывается, их с отцом ждала тогда куда более страшная участь. Что-что, а пытать на Востоке умеют, а уж для большевистского тайного агента, к тому же еврея по крови, и его отпрыска наверняка приготовили нечто особенное.

«Дядя Яша» тоже заметил это и успокаивающе положил руку Марку на плечо.

- Я очень рад, что тебе удалось спастись. Поверь, Марк, мы ещё предъявим счёт господам альбионцам. Да и дело с книгой нехорошо бросать на полдороге.





А ведь он мне нравится, вдруг понял я. Да, убийца, да, авантюрист и мошенник высшей пробы, но нравится, и всё тут! И даже не в обаянии тут дело – что-то на уровне подсознания упорно талдычит, что моя судьба в этом мире накрепко связана с этим человеком. А значит, надо попробовать сделать так, чтобы он хотя бы пережил этот год.

Но сперва стоит кое-что прояснить.

- Ещё один вопрос, Яков Григорьевич. Что это за книга, из-за которой разгорелся весь сыр-бор? Ни за что не поверю, что вы не знаете хотя бы самой малости.

Он поднял на меня глаза.

- Может быть, позже Алёша? Это длинная история.

- Ничего, мы никуда не торопимся.

«Дядя Яша» явно собирался ответить, что у него, в отличие от нас, времени не так много – но, видимо, что-то в моём голосе подсказало, что лучше будет уступить.

- Что ж, тогда слушайте. Надеюсь, не надо предупреждать, что всё сказанное должно остаться строго между нами?

Книга, о которой шла речь, попала к нашему собеседнику из коллекции знаменитого собирателя-букиниста Гинцбурга. Когда готовилась операция советской разведки на Ближнем Востоке, множество старинных фолиантов и свитков были изъяты из научных библиотек для того, чтобы обеспечить «персидского торговца еврейскими книгами» первоначальным обменным фондом. Протесты музейных работников при этом во внимание не принимались – в лучшем случае, им обещали вернуть книги позже, когда необходимость в них отпадёт.

Поскольку основную и самую «денежную» часть клиентуры Якуба Султан-заде составляли богатые собиратели раритетов из Европы и САСШ, каждую из книг необходимо было подвергнуть экспертизе, причём не в СССР, а на Западе – никто не собирался раскрывать истинное происхождение «товара». Так книга и попала в руки известного знатока древних рукописей, работавшего с крупным венским антикваром Эрлихом. И вот тут-то начались пугающие странности.

Эксперт – восьмидесятилетний профессор Берлинского университета, еврей по происхождению – проработал с книгой всего два дня. На третий Яша, зашедший к нему на квартиру (профессор предпочитал работать дома) обнаружил его повесившимся в собственном кабинете. Книга лежала раскрытой на конторке, причём её пергаментным страницы были опалены, словно их пытались поджечь, но потерпели неудачу. Рядом, в пепельнице, ещё дымилась горка пепла – надо полагать, записи, сделанные во время изучения книги – и записка довольно-таки тёмного содержания. В ней покойный профессор заклинал любым способом уничтожить «источающий зло том», пока тот не обернулся ужасающими несчастьями для всего человечества…

Разумеется, Яша, донельзя озадаченный таким поворотом событий, ничего подобного делать не стал. Он сжёг записку в той же пепельнице, забрал книгу и поспешил покинуть квартиру. Труп профессора обнаружили только через три дня (он вёл нелюдимый образ жизни) и приписали самоубийство душевной болезни. Книгу же Яша после зрелых размышлений снял с торгов и забрал с собой в Палестину, где развернулся очередной акт этой трагической и замысловатой истории.