Страница 72 из 78
Так-то оно так, но… всё это означало даже не «двойную», а уже «тройную» или даже «четверную» игру - поскольку к повседневным заботам коммерсанта и резидента советской разведки прибавились ещё и обязанности как приставленного к Троцкому наблюдателя, так и агента самого Троцкого в СССР. И уж чего-чего, а душевного равновесия такая ситуация не добавляла. Всё было слишком зыбко, слишком неясно, слишком запутанно – и стало ещё запутаннее, когда перед отъездом из Константинополя сын Льва Давыдовича вручил Яше несколько отцовских статей, а так же две книги, которые Яша должен был вручить в Москве жене или сводной сестре Седова. Книги эти были не простые, а с секретом: в каждой на нескольких станицах особым химическим раствором было написано послание. И вот как поступать с ними – передать по назначению, или отдать Трилиссеру, и пусть делает с ними что захочет – Яша никак не мог решить. Зато ясно понимал, к чему могут привести эти игры, в которые он, похоже, заигрался окончательно.
Первый нервный срыв случился с ним уже после отбытия из Константинополя – по иронии судьбы, на борту парохода «Ильич», куда его пришлось доставлять скрытно, под видом заболевшего матроса. И вот, после двух с лишним месяцев сумасшедшего напряжения, подозрений слежки и постоянного ожидания провала он вдруг оказался среди своих, советских людей, мог, ничего не опасаясь, говорить по-русски, и к тому же не надо сдерживать себя в плане выпивки – и «поплыл».
И как поплыл! Яшу, и так-то склонного к хвастовству и позёрству, понесло, не хуже, чем Остапа Бендера на знаменитом заседании васюкинского шахматного клуба. Он намекал морякам, что им выпала великая честь – везти домой его секретную персону, выполнявшую важное задание за границей. Обещал своё покровительство, если таможенники в порту вздумают цепляться, сыпал рассказами «из жизни тайного агента», полными леденящих кровь подробностей; уверял, что занимался переброской оружия в Сирию и Палестину «для друзей нашей страны», и всё это время пил, пил, пил. Он даже предложил одному из новых знакомцев войти в боевую группу, которую он якобы набирает из надёжных людей для «особой миссии» – причём «избранным» оказался ни кто иной, как председатель судового комитета.
Опомнился Яша лишь сойдя на берег в Одессе, и только тогда понял, что натворил. Но – слово не воробей; сомневаться в том, что кто-нибудь из его слушателей-собутыльников уже строчит донос в органы, не приходилось. А значит, предстояло делать то, что он за эти годы освоил в совершенстве: выкручиваться, спасая свою голову.
И было ещё кое-что. Мальчишки в коммуне имени Ягоды. Марк Гринберг и Алёша Давыдов, а если уж совсем по-честному, то только этот, второй. И книга, та самая, из-за которой так возбудился тогда Барченко - Яша ведь решил её придержать, спрятать в недоступном месте, имея в виду поторговаться со старым оккультистом и интриганом. Зачем, из-за чего предполагался торг? Выйти с помощью Барченко на его покровителя Бокия, приобщиться к загадочным даже для коллег по ОГПУ играм «спецотдела»? Или заполучить какой-то особый козырь, способный сыграть, когда всё остальное уже потеряет смысл? Яша и сам толком не знал; подозревал только, что это может оказаться небесполезным – и небезопасным.
И вот, нате вам, доторговался! Книга потеряна, досталась самому серьёзному противнику из всех, англичанам. Чёртовы островитяне собаку съели на поисках и изучении древних текстов и артефактов - в этом они по-настоящему первые в мире, что бы ни воображали о себе сумрачные романтики из германского «общества Туле». И то, что Барченко именно англичан подозревал в тайных изысканиях у Сейдозера – ох, как не случайно…
Что было в этой книге, Яша не знал и даже не догадывался. Знаний языков не хватало, исторического образования. Всё, чем он располагал - это кое-какая информация, проходившая по каналам ОГПУ касательно оккультных, эзотерических и прочих теософских обществ, действующих на территории СССР. Кроме этого, правда, были и беседы с Николаем Рерихом, и то, что ему пришлось усвоить, чтобы выдавать себя за тибетского монаха - но где Тибет, а где Сейдозеро с его следами древней Гипербореи?
Хотя тот же Рерих полагал, что это расстояние не так уж и велико. Недаром ведь на его картинах виды Гималаев перемежаются пейзажами русского Севера…
И всё же – мальчики. Интуиция Яши, прямо-таки вопиет о том, что Алёша Давыдов что-то знает об ожидающей его судьбе. Он не раз пытался заговаривать с Гоппиусом о присущих ему «особых способностях», наводя на мысль о таланте ясновидца – и не добился ровным счётом ничего. Учёного занимал только и исключительно феномен загадочной ауры подростка, да странного влияния, который тот оказывал на капризное лабораторное оборудование. Барченко же, признающий одни теоретические изыскания, в технические детали вникать не желал: «вот как выяснится что-то конкретное, тогда и обсудим, а пока – к чему гадать на кофейной гуще?»
А значит, решил Яша, надо браться за дело самому, и не откладывая ни на минуту. Он уже намекнул мальчишкам на возможное сотрудничество в будущем – чем вам не повод для визита и серьёзного разговора? Если интуиция его не обманывает, и Давыдов действительно способен заглянуть в будущее – его, Яшино, будущее – значит, следует вытянуть это из него любым способом. И если единственным таким способом станет предельная, невозможная для Яши откровенность – что ж, придётся пойти и на это. Жизнь важнее – а внутреннее чутьё прямо-таки вопило, что на карту сейчас поставлена именно его, Яши Блюмкина, жизнь.
В Харьков он решил завернуть по пути в Москву. Регулярным рейсом «Укрвоздухпути» он долетел из Одессы до столицы советской Украины, в тот же день связался по заранее обговоренным каналам с Гоппиусом и попросил как можно скорее устроить встречу с Давыдовым и Гринбергом. Для этого снял квартиру в городе, куда и собирался вести своих юных собеседников после встречи в гостинице. О чём он будет с ними говорить, как выстроит беседу, Яша пока не знал. Да это пока и неважно – Яша, преклонявшийся перед гением Бонапарта, целиком разделял мысль, высказанную однажды маленьким корсиканцем: «Главное - это ввязаться в бой, а там будет видно».
- Чем же мы можем вам помочь, Яков Григорьевич?
Я покосился на Марка – он сидел молча, бледный, серьёзный.
- Видишь ли, Алёша… - собеседник откашлялся, как мне показалось – чтобы хоть немного потянуть время. – Я мог бы ответить, что получил доктора Гоппиуса шефа сведения касательно ваших «особых способностей», и они меня заинтересовали. В сущности, это не было совсем уж ложью, но… Нет. Дело совсем в другом.