Страница 17 из 20
А мост через великую уральскую реку Каму, что представлял для водителей разновидность транспортного сооружения, у Алексея вызывал ассоциации с тем мрачным урочищем, где было совершено изуверское убийство девушки, по сию пору остававшееся нераскрытым.
Но отныне у старшего следователя прокуратуры Ленинского района к ряду «уголовных достопамятных мест» прибавился ещё и сквер перед зданием театра оперы и балета имени Петра Ильича Чайковского.
Вследствие того, что второй штатный следователь прокуратуры Подольский «оттягивался» где-то на юге, Подлужному приходилась дежурить по областному центру вдвое чаще. Звонок из дежурной части Среднегорского УВД, гулко раздавшийся в городской прокуратуре, разбудил Алексея в половине пятого утра.
– Обнаружен труп женщины с признаками насильственной смерти в сквере оперного театра, – деловито ввёл сотрудник милиции Подлужного в курс событий. – Машина с опергруппой за вами выехала.
– Понял. Жду, – отозвался следователь. И уже не в телефонную трубку, а для себя вслух резюмировал: – Одно утешение – свой Ленинский район. Не «на дядю» работать.
Хотя здание прокуратуры города и сквер оперного театра разделяло расстояние всего-то в три сотни метров, тем не менее, неписаные правила и практика оперативно-следственной деятельности предписывали к месту происшествия добираться на спецтранспорте. Вследствие этого Алексей дождался приезда служебного автомобиля и вместе с милицией прибыл на место.
Рассвет июньского утра оказался солнечным и безоблачным. Светило уже встало над линией горизонта, прогоняя остатки потусторонней ночной тени, под покровом которой творят мутный шабаш прихвостни Вельзевула. В театральном сквере щебетали пташки. Просыпаясь, потянулись к небу росистые лепестки роз, произраставшие на ухоженных клумбах. Упивались целительным нектаром лета завязи наливных яблочек на кудрявых яблоньках. И средь благостного животворящего великолепия райского сада ни за что не хотелось верить в оперативную информацию про то, что чья-то душа помимо собственной воли удалилась в мир иной – мир неизведанный, незнакомый и потому страшащий.
Непосредственно за стройными насаждениями зеленеющих коротко остриженных акаций, выстроившихся вдоль аллеи, на идеально ровном, почти уимблдонском изумрудном газоне навзничь лежал труп молодой женщины. На горле её, врезаясь вглубь, был туго затянут бюстгальтер, завязанный в узел на задней поверхности шеи. Разорванная безрукавая кофточка из легкой летней ткани лежала рядом с потерпевшей, равно как и ажурные белоснежные плавки. Юбочка была задрана кверху, полностью обнажая бёдра и промежность. Ноги женщины были широко разведены. Одна босоножка цеплялась только ремешком к подъёму ноги, а вторая валялась неподалёку – метрах в четырёх от тела пострадавшей.
У Подлужного выработался сугубо профессиональный, абсолютный индифферентно-бесполый подход к телам мёртвых людей. Труп, он и в Африке – труп, извините за известный цинизм. От него следователь должен, по оптимальному алгоритму, заполучить ответы на извечные вопросы: кто? за что? как и когда? Однако на сей раз Алексей не смог абстрагироваться от сексуальной принадлежности объекта. Не являясь некрофилом и не обнаруживая в себе качеств некоей развращённости, он, тем не менее, подспудно констатировал, что женщина красива и не утратила пленительности даже в состоянии вечной дрёмы. Её не слишком портила и характерная для удавленников синюшность и одутловатость лица, а также незначительно выставлявшийся из-за безукоризненно ровного ряда зубов остренький кончик язычка.
Она раскинулась на земле своим роскошным телом, чуть разведя в стороны руки и ноги, и как бы поддразнивала и язычком, и полуоткрытым ртом, с крупными чувственными сочными губами, и игриво полуприкрытыми глазами с поволокой, обступившее её мужицкое племя: «Ну вот же я…Возьмите меня…Все сразу…Я для того и создана, чтобы вы меня любили…». Кокетливость и манкость ещё не успели покинуть её. И то, как она выставляла напоследок напоказ в публичном месте дивные женские прелести, в её исполнении отнюдь не выглядело бесстыдным. Просто истинная экстравертка демонстрировала собственное тело в порядке продолжения её откровенной душевной натуры. Про таких в народе иногда говорят: «Сама вся из себя».
Подлужный, в числе прочей челяди самцов, буквально врос в землю, точно током ударенный, испытывая странные двойственные чувства. Из состояния необъяснимого или, напротив, объяснимого ступора собравшихся, кратковременно запамятовавших о цели прибытия, вывел возглас судебно-медицинского эксперта Зильберштейна, подъехавшего позже остальных:
– О це да! Достойна кисти Мане и Моне! «Завтрак на траве»! 15 Я бесконечно скорблю, но, к несчастью, описывать несравненную плоть скупыми желчными выражениями придётся никчёмному дряхлому патологоанатому – то бишь вашему покорному слуге, – склонил эксперт в полупоклоне голову. – А то я семеню сюда и гадаю: «Что за вернисаж? Что за ажиотаж?»
Колдовские чары опали…Подлужный глубоко вздохнул и принял руководство на себя. Он удалил всех сотрудников милиции подальше от эпицентра происшествия, оставив одного Зильберштейна. Распорядился о подыскании понятых и охране доказательств, имевшихся на лужайке. Накоротке обсудил с начальником уголовного розыска Ленинского райотдела внутренних дел Зотовым и его заместителем Бойцовым перечень неотложных первоначальных оперативно-розыскных действий. И приступил к детальному осмотру местности и фиксации в протокол обстоятельств, относимых и допустимых к криминальному факту.
Откровенно говоря, с уликами выходило не густо: два старых замызганных окурка под кустом, пара пожелтевших билетов на спектакль «Пиковая дама» за май текущего года, смятый обрывок газеты «Гудок», – вот весь скудный «урожай», не суливший радужных перспектив. Да и та «жатва» была обнаружена на солидном удалении от усопшей обольстительницы и вряд ли касалась её. Следов обуви на газоне обнаружить не удалось. Если не считать бесформенно примятой травы. Тем не менее, дотошный прокурорский следопыт произвёл с места злодеяния выемку (дополнительно к вышеперечисленным находкам) образцов почвы, травы, веточек акаций, а сверх того – обуви и одежды убитой.
Зильберштейн, освобождая шею пострадавшей от бюстгальтера, аккуратно перерезал ножницами бретельки, не нарушая узел, так как способ его завязки имел доказательственное значение. Судебный медик, досконально осмотрев труп, предварительно подтвердил и без того очевидный факт: имело место удавление женщины; манипуляция убийцы с лифчиком – не инсценировка. Злодей удавил жертву, скорее всего сбитую наземь, находясь над ней и позади неё, а после тело перевернул. Срок наступления смерти эксперт предварительно отнёс к периоду между двумя и четырьмя часами ночи.
Оформив протокол осмотра, Подлужный вынес постановление о производстве судебно-медицинской экспертизы трупа. В нём он, помимо традиционных вопросов об имеющихся телесных повреждениях, механизме и времени их образования, наличии алкоголя в крови, также поручил судебному медику произвести срезы ногтей, изъять подноготное содержимое и взять мазки из влагалища неизвестной.
Применение служебно-розыскной собаки по кличке Веста, тоже не ахти как пролило свет на тёмное событие: та потянула инструктора вниз от театра, а потом дворами потащила к железнодорожному и речному вокзалам, расположенным близ Камы. Через треть часа инструктор с Вестой и сопровождавший их участковый вернулись ни с чем: собака сбилась со следа возле железной дороги.
Прибывшие вскоре Двигубский и начальник милиции Бодров, оценив добытые данные, развели в стороны руками столь же растерянно, сколь обескураженно вертела хвостом Веста, опростоволосившаяся на невидимом маршруте неведомого злоумышленника. Если то, конечно, был именно его маршрут.
Н-да, скудноватыми оказались исходные данные. Неплохо жилось детективам из произведений Агаты Кристи, что изобличали убийц из известного и ограниченного круга лиц, да к тому же обитавшим в изолированном помещении. И каково же, в сравнении с ними, приходилось Подлужному, изначально в расследовании «отталкивавшемуся» от умерщвлённой женщины без документов, неведомыми путями оказавшейся в сквере мегаполиса. А в Среднегорске, между прочим, проживало более миллиона человек. И это не считая гостей города, ежедневно мигрировавших во все четыре стороны.
15
Основоположники импрессионизма, французские живописцы Эдуард Мане и Оскар Клод Моне – авторы картин «Завтрак на траве».