Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 12

Глава 4

Меня чуть не сожрал демон. Мне разнесли квартиру. (Где, кстати, машины МЧС, где сигналки полиции? Алло, у дома стены нет!) Мою тушку чуть не сожгла буйная дамочка.

А теперь на мне решил отыграться за свою головную боль и мерзкий привкус во рту долбаный алкаш. Магия — это чудо, не правда ли? Она делает жизнь проще и веселее.

Сверкая засаленной майкой, Толяныч подступил ко мне, размял кулаки. Однако обязательный ритуал перед началом драки соблюдён не был. По неведомой причине даже самый отпетый говнюк искал своим действиям должное обоснование — прикрытие, чтобы оправдать скотство.

— Ты, паря, чудишь. Думал, нормальный ты, свой человек. А ты — вон оно как. Эксгецибионист, да? — явно гордясь знанием сложного слова, выплюнул Толяныч, — Ходишь, трясулькой трясёшь. Кого тут поджидал, а? Бабу? Ребёнка?!

Кровавые подтёки на моей коже он напрочь игнорировал. Объективность в его достоинства явно не входила.

Зато морды Толяныч квасил знатно. Старый пьяница регулярно нарывался на неприятности; приставал к женщинам, требуя денег; не давал проходу избранным слабакам, которые в чём-то, по его мнению, перед ним провинились.

Жалобы сыпались на Толяныча как из рога изобилия. Не раз ему делали последние-препоследнее предупреждение, возили отдохнуть в обезьяннике, но он всегда находил способ уйти от серьёзного наказания. К тому же местный участковый боялся его как огня и на все претензии заявлял, мол, Толяныч свойский мужик, незачем ему будущее ломать. Тот факт, что «свойский мужик» имел за плечами ходку на зону за грабёж и сам себе поломал что только можно (включая нос, не раз страдавший в стычках), в расчёт не принимался.

И ладно бы только это, но дрался алкаш так, словно вчера закончил профессиональную боксёрскую карьеру. С той поправкой, что не стеснялся пользоваться уличными приёмчиками.

Мы с Толянычем особо не пересекались. Я проходил ниже его радаров — чересчур невыдающийся, чтобы зацепиться, слишком неприметный, чтобы многое поиметь. Он порой занимал у меня на бутылку, как ни странно, отдавал — и тут же брал в долг снова. Надо полагать, я всё-таки отличался от обычного лоха, которого он просто тряс на деньги и ничего не возвращал, даже номинально.

Но перемирие закончилось. Я выкинул нечто, что лишило меня защиты незначительности. И хуже того, попался Толянычу, когда он пребывал в особенно паршивом настроении.

Мне на плечо упала лапища алкаша. Мы с ним были одного роста, но каким-то образом он казался выше. Склонился ко мне, обдав перегаром и вонью нечищеных зубов. Непередаваемое амбре — застарелый пот делал его ещё внушительнее.

— Не пацанское это поведение, понимаешь? Знаешь, что с такими, как ты, делают на хате? Учат. Вот и я тебя поучу…

Меня мелко затрясло — Толяныч, почувствовав это, ухмыльнулся. Подумал, что пациент подготовлен: дрожит от страха, примирился с тем, что его сейчас будут дубасить.

Но на самом деле я кипел от злости. А ещё от несправедливости мира. В чём я провинился перед (как выяснилось, реальными) богами, что они засунули меня в этакую задницу? Я вёл себя плохо? Да, лень и уныние считаются грехами, но я ведь никого не обижал! Жил и давал жить другим. А теперь на мне будет срывать раздражение какая-то пьянь.

Если и существовала невидимая шкала, показывавшая степень нервного напряжения, то у меня стрелка истерично стучала бы по красным значениям. Максимальная близость к срыву.

Бей, беги, замри.

Я пробовал бежать. Пробовал бить. Второе оказалось куда эффективнее. Замереть — ну уж нет. Я не груша для отработки ударов.

Сам не знаю, что побудило меня скопировать действие старого алкоголика. Деревянным движением я скинул руку Толяныча с плеча. Он так удивился, что я ещё способен сопротивляться, что растерялся. Иначе уже прописал бы в печень.

Теперь уже я положил руку ему на плечо — нет, на предплечье. И слегка сдавил. Зрачки мужчины расширились, он разлепил губы, показав пеньки жёлтых зубов. Я сжал сильнее, и он тихо охнул, непроизвольно дёрнулся в попытке вырваться.

У него не получилось.

А я вдруг осознал, что сверхъестественная сила, полученная мной в облике девочки-волшебницы, сохранилась и в мужском теле.

Иными словами, я всё ещё мог сносить пинками машины.

И как бы удивительно это ни звучало, одинокий алкоголик был менее прочным, чем железка весом в несколько тонн.



Я поспешно разжал ладонь, испугавшись, что переломаю Толянычу кости. Это в планы не входило.

Да и не было у меня планов-то. Сплошное наитие.

— Это, ты… — забормотал мужчина. Замолчал, не найдя слов, и потёр оголённое предплечье. На нём отчётливо проступили синеватые следы моих пальцев.

В крови бурлил адреналин. Я сделал пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Кем бы я ни был вчера, сегодня сил во мне хватит, чтобы размазать придурка по стене. И вот с этим нельзя переборщить. Люди — хрупкие животные, а мне судимость из-за идиотов не нужна.

— У меня был тяжёлый день, — нарочито спокойным тоном сказал я, — Нарвался на гопоту. Пришлось драться. Ну и вот…

Толяныч словно только сейчас заметил мои ссадины и царапины.

— А, вон оно чё. Да, отделали тебя, сынок.

Он неуверенно улыбнулся, скрывая за улыбкой страх.

— А это… скок их было? Много на одного? Ты б их описал, я знакомых дёрну. Вдруг отыщем. Ну и поучим уму-разуму.

Учитель доморощенный. Репетитор кулака и колена. Я уставился на мужика, пребывая в полнейшей прострации. Неужели всё, что требовалось для того, чтобы Толяныч залебезил — это проявить достаточно силы? Продемонстрировать, что у него нет ни шанса. До такого примитивизма не каждое животное докатывалось.

Но, видимо, бывшие и нынешние зэки — это отдельный сорт зверья.

Справившись с накатившей брезгливостью, я мотнул головой.

— Нет, я их уже… поучил.

— Ага. Ну, молодец. Правильно, так их!

Мы потоптались на месте, не понимая, как выйти из сложившейся ситуации. От её абсурдности пробивало на смех. Я справился с постыдным порывом и сказал:

— А что, не приехали ещё? Пожарные и МЧС.

— Зачем это?

— Так ведь у дома стена обвалилась.

Толяныч вперился в меня мутными глазами, будто хотел спросить: а точно ли пил он, а не я? Я чувствовал, как стена взаимонепонимания между нами растёт.

И если бы не полноценные синяки, которые остались на руке пьяницы после краткого знакомства с моими пальцами, я бы признал, что меня навестила белочка. Хоть и не употребляю.

— Пойду я, пожалуй.