Борьба за Рейн

– Пожалуйста! – кричу я, делая шаг вперед, чтобы ухватить ее за руку.

Кью выдергивает свою руку и вцепляется мне в лицо, растопырив пальцы. Ноготь ее большого пальца впивается в мою челюсть, а ногти двух первых вонзаются в мешки под глазами, оттягивая нижние веки вниз. Сучка оценивает меня, как кошка, которая размышляет, хочется ли ей поиграть со мной перед тем, как она меня съест.

– Дотронься до меня еще раз, и я вырву твои глазные яблоки и сделаю из них себе сережки, сука.

Я пытаюсь сомкнуть веки и шепчу ей в ладонь:

– Прости.

Кью вздыхает и отталкивает мое лицо.

– Я позволю вам всем остаться при одном условии, – она переключает внимание на парней справа от меня и усмехается: – Эти два ленивых мудака отправятся на охоту... сейчас.

– Нет, – умоляю я и качаю головой. – Пожалуйста. Они не могут. У Квинта всё еще открытая рана, а Ламар... – я поворачиваюсь и смотрю на умника, стоящего рядом со мной. – Он всего лишь ребенок.

– Хнык-хнык, сучка, – Кью делает такое движение, будто смахивает слезу прямо на меня. – Отправляйтесь за покупками или убирайтесь к чертовой матери.

Мой разум лихорадочно перебирает все возможные варианты. И хотя при одной лишь мысли выйти на улицу, комната начинает вращаться, а стены надвигаются на меня, я не могу допустить, чтобы нас выгнали или рисковать потерей своих единственных друзей.

Становится трудно дышать. Руки вспотели. Открываю рот, чтобы предложить себя, но голос, который слышу, – не мой. Он низкий, холодный, резкий и электризует каждую клеточку моего тела.

– Я сделаю это.

Четыре головы поворачиваются ко входу, обнаруживая присутствие того, кого я никогда не думала увидеть снова. Его каштановые волосы темные и мокрые. Светло-зеленые глаза серьезны и печальны. Одежда чистая, ботинки в грязи. Даже с расстояния десяти футов (3м.) я могу чувствовать его. Он опустошен. Внешне спокоен и безразличен, а внутри исполнен холодной ярости. Упрямый, несговорчивый и все же… он здесь.

Он вернулся.

Меня начинает затягивать в омут его зеленых газ.

– Ты всё еще хочешь остаться здесь? – тихие слова предназначаются только мне.

Киваю, хотя это ложь. Я ни на секунду не хочу оставаться здесь, но кивнуть легче, чем признать, в каком нахожусь состоянии. Что не способна даже выглянуть наружу, не спровоцировав этим новый приступ.

Его взгляд становится жестким, когда останавливается на Кью.

– Тогда я сделаю это.

Она хлопает в ладоши и неторопливо приближается к Уэсу, покачивая бедрами, и кажется, будто помахивая невидимым хвостом.

– Я знала, что ты вернешься, Серфербой, – мурлычет она, протягивая руку, чтобы погладить его по щеке.

Уэс отводит свой идеально-высеченный подбородок, и она начинает хохотать.

– Ой, я забыла. Ты хочешь держать это в секрете, – она бросает мне злую ухмылку и направляется к выходу.

Перед тем, как уйти, Кью снова поворачивается к Уэсу.

– У тебя есть время до завтра, чтобы принести мне средство для мытья посуды, жидкость для розжига, зубные щетки, дезодорант, батарейки D* и печенье с шоколадной крошкой. Серфербой, я не играю в игры.

Уэс приподнимает бровь, но ничего не отвечает. Она разворачивается и уходит. Затем его взгляд возвращается ко мне, такой же холодный и настороженный, как в день нашей встречи. Я перестаю дышать.

– Ты ранена, – Уэс стискивает зубы, и слова получаются резкими и скрипучими.

Я даже не знаю, что на это сказать.

Конечно, я, блять, ранена. Ты бросил меня. Я нуждалась в тебе, а ты бросил меня.

Но когда Уэс протягивает руку и проводит большим пальцем по моей рассеченной щеке, я вздрагиваю и до меня доходит, что он имел в виду.

– Хмх, – я отворачиваю голову и шиплю: – Какая тебе разница?

– Ну, э-э… – Ламар мямлит, когда они с Квинтом пытаются проскользнуть мимо. – Если мы вам понадобимся, мы собираемся... свалить как можно быстрее. Черт.

Он показывает знак мира по пути к выходу, и остаюсь только я.

И Уэс.

Который всё еще пялится на мою щеку.

– Кто сделал это с тобой?

– Это не имеет значения.

– Черт возьми, скажи мне, Рейн.

– Прекрасно! Ты сделал это со мной, ясно? Ты. Если бы ты был здесь, ничего этого бы не случилось!

Уэс опускает глаза.

Замечаю, какие у него красные веки.

Вточь, как у меня.

– Прости, – говорит он мягко. В его голосе слышна искренность, и мне хочется начать делать глупые вещи, например, поцеловать его воспаленные глаза. Поэтому я поворачиваюсь и иду к кассовой стойке, чтобы увеличить расстояние между нами.

Сажусь на темно-серую поверхность рядом с медицинскими изделиями. Здесь лучше. Я чувствую, что теперь почти в состоянии соображать. Почти.

– Я никогда не сожалел ни о чем, что сделал раньше… но я сожалею об этом, – Уэс поднимает глаза, и раскаяние, которое я вижу в них, – это всё извинение, которое мне требуется.

Я хочу подбежать к нему и поцелуями заставить боль исчезнуть с его лица, но не могу. Я парализована его присутствием. Все, что могу сделать, это замереть и смотреть, как он двигается по помещению, словно призрак.

– Я не ожидаю, что ты поймешь, что значит бояться чего-то иррационального и бессмысленного. – Уэс делает шаг ко мне. Затем еще один. – Но это… — он водит пальцем между нами, — это пугает меня до усрачки.

Шаг.

– Я пытался защитить себя.

Шаг.

– Но когда посмотрел сегодняшнюю трансляцию… – Уэс качает головой, и его лицо бледнеет. – Понял, что есть кое-что, что я хочу защитить даже больше, чем себя. – Уэс преодолевает разделяющее нас расстояние одним шагом.

Он встает у меня между коленями. Ладони пристраиваются на дрожащих бедрах.

– Я знаю, ты думаешь, что находишься в безопасности здесь, но это не так. Ты заботишься о Квинте… и все эти свидетели...

Уэс обхватывает мое лицо ладонью чуть ниже раны. Я закрываю глаза и тянусь навстречу его прикосновению, хотя от этого моя боль становится сильнее.

– Разозли не того человека, и он может заставить тебя исчезнуть одним телефонным звонком, Рейн.

Я плотнее сжимаю веки и мотаю головой. Уэс не отрывает руки́.

Никто здесь не поступил бы так. Правда же?

– Послушай, мне все равно, ненавидишь ты меня или нет. И не имеет значения, как больно мне видеть тебя с кем-то другим. И даже неважно, заговоришь ли ты со мной снова. Я вытерплю это всё и даже больше, чтобы убедиться, что они не заберут тебя.

Голова Уэса медленно приближается ко мне, но его губы не касаются моего рта. Поцелуи, легкие как перышко, ложатся на мой выпуклый рубец. Этот жест такой нежный, такой милый, что сердце разрывается. Помню, как Уэс морщился и стискивал зубы, когда я обрабатывала его пулевое ранение. Вот как я себя сейчас чувствую. Осознаю, как сильно нуждаюсь в этой нежности, и от этого мне больно.

Мои глаза распахиваются, когда накрывает странное чувство déjà vu.

Боль сменяется паникой, и я нервно ищу характерные силуэты всадников на рубашке Уэса.

– Ты настоящий? – шепчу я, прикасаясь кончиками пальцев к оранжевому гибискусу над сердцем.

Уэс прижимается своим лбом к моему и проводит рукой по моим волосам в районе затылка.

– А ты?

Я тянусь обеими руками к его поразительно красивому лицу, желая поцеловать, прикоснуться, убедиться, что это не очередной жестокий сон, но звук покашливания разрушает момент.

Голова Уэса резко поворачивается в сторону двери. Затем его ладонь превращается в кулак, когда он видит, кто наш нежданный гость.

Челюсть Картера напрягается, а ноздри раздуваются. Он стоит в дверях, держа в руках букет из полевых цветов и одуванчиков, головки которых торчат во все стороны.

– Я пришел узнать, как ты, но… – он с отвращением оглядывает Уэса. Затем с разочарованным видом поворачивается ко мне, – похоже, у тебя компания.

Что-то меняется в его поведении, и внезапно он превращается в Засранца Картера из старшей школы. Мой бывший направляется ко мне с такой ухмылкой, как будто только что бросил победный трехочковый.