Борьба за Рейн

А, неважно. Все это не имеет значения, и мы все умрем. Верно?

– Ты хочешь сыграть в хоккей? – усмехается он.

– Ты слышал меня, – я вытягиваю шею, чтобы посмотреть ему в глаза.

Пока Картер изучает меня, я решаю, что этот озадаченный взгляд на его хорошеньком личике стоит любого растяжения связок.

Наконец, он пожимает плечами:

– Хорошо, но они не станут делать тебе поблажки.

Боже, если ты слышишь, пожалуйста, сделай так, чтобы они были помягче со мной.

Мы заходим внутрь того места, что раньше было «Поттери Барн», и я осознаю, что нахожусь здесь впервые. Когда была ребенком, то часто глазела на эти великолепные витрины. Все выглядело таким блестящим, дорогим и стильным. Конечно, мама никогда не пустила бы меня внутрь, потому что знала, что я, вероятно, разобью лампу за четыреста долларов в течение пяти секунд, но это только усилило мое желание. Я сказала себе, что в тот день, когда стану достаточно взрослой, приду сюда и куплю первую попавшуюся мне на глаза вещь, даже не взглянув на ценник.

Ну вот я и здесь, хоть и опоздала с покупками на десять лет, но все еще чувствую дух каждой блестящей рамки для фотографий и запах каждой ароматической свечи, что раньше стояли на этих полках. Паркетные полы и белые полки, сделанные на заказ и стоящие вдоль стен, по-прежнему кажутся такими же роскошными, как и в детстве, несмотря на то, что сейчас они покрыты пылью и пятнами от воды. К счастью для меня, все в магазине теперь совершенно бесплатно… если, конечно, вас интересуют заплесневелые картонные коробки, ящики с разбитой посудой или треснувшее сиденье для унитаза.

Группа беглецов из четырех человек собралась в центре магазина. Они болтают. Я узнаю всех этих парней – это они сидели за столиком Кью – аккордеонист в джинсовой куртке с нашивками, тощие, длинные подростки в рваных узких джинсах с похожими ремнями-патронташами и плотный бородатый банджоист, который носит подтяжки.

– Да это же «Люминиры»*, – дразнит Картер, когда мы приближаемся к группе.

Все четыре пары глаз останавливаются на мне, но вместо того, чтобы расшириться с вожделением, как было во Франклин-Спрингс, они сужаются от отвращения. Эти парни смотрят на меня так, как смотрит их королева: будто я угроза, лгунья, чужачка, от которой нужно избавиться, как только она перестанет быть полезной. С одной стороны, это немного встряхивает, когда мужчина видит во мне что-то другое, а не свою следующую жертву. Но, с другой стороны, я собираюсь жить здесь, так что, возможно, мне пора нацепить дежурную улыбку члена ученического совета и завести новых друзей.

Фуууу.

Тяжело вздохнув, я тянусь глубоко внутрь своей омертвевшей души и нахожу крошечный проблеск девушки, которой когда-то была. Та девушка могла притворятся такой, какой нужно и когда ей было нужно. Обычно Рейнбоу становилась милым маленьким трофеем Картера в школе или образцовой дочерью мамы в церкви, или тихим голосом разума для папы дома. Но прямо здесь, прямо сейчас, все что мне нужно, – это стать одной из них.

Я разглядываю их одежду, обувь и татуировки на открытых местах. Есть ли у меня хоть что-то общее с ними? Ни черта не могу найти. У меня нет дредов. Я не узнаю ни одного логотипа группы на их футболках или нашивках. Даже не могу разобрать их ужасные татуировки. На ногах у них потрепанные старые черные конверсы и армейские ботинки. Я опускаю взгляд на свои джеггинсы, коричневые туристические ботинки и толстовку Франклин-Спрингс и вздыхаю.

– Чё как, чувак? – спрашивает игрок на банджо Картера, не сводя с меня глаз. – Мне неприятно тебя огорчать, но привлечение твоей личной чирлидерши не поможет тебе победить.

Еще шутки про болельщиц. Потрясающе.

– Оу, это не моя болельщица, – Картер смотрит на меня сверху вниз с ухмылкой. – Это медсестра. Я привел ее, чтобы она могла тебя подлатать, как только я надеру тебе задницу.

Все парни смеются, похлопывают друг друга по спине, ударяются ладошками.

Ладно, я этого не понимаю. Картер одет как типичный спортсмен в своих баскетбольных шортах, кроссовках за триста долларов, выпущенных ограниченным тиражом, и футболке Nike с галочкой, в то время как эти парни выглядят как нечто, выползшее из туристического автобуса панк-рок-группы после того, как он скатился с горы.

И все же, вот они, смеются, несут всякую чушь, как старые друзья.

А, правильно. Спорт. Общее у них – это спорт. И пенисы.

Я закатываю глаза и вздыхаю еще тяжелее. Мне следует просто уйти.

Мне здесь некомфортно и, очевидно, я не могу проявить должного энтузиазма или индивидуальных качеств, необходимых для того, чтобы завести новых друзей прямо сейчас.

Или, возможно, когда-нибудь снова.

– Ребята, это Рейн, – Картер показывает рукой на меня и подмигивает. – Она безумно влюблена в меня.

Его улыбка дружелюбна, но эти слова обрушиваются на меня, как пианино. Я действительно была влюблена в него всю свою жизнь – и теперь те чувства: всего лишь самая смешная часть очередной его глупой, дерзкой шутки.

Я пристально смотрю на него, чувствуя обиду и смущение. Мне хочется развернуться и отступить в свою милую, безопасную пещеру и никогда оттуда не выходить. Но потом я вглядываюсь в лица четырех незнакомцев, уставившихся на меня, и кое-что понимаю. Он и над ними смеялся, но они не убежали, как маленькие сучки. Они тут же ответили ему. Может быть, так здесь ведут себя друзья. Может быть, Картер просто пытается вести себя как друг.

Возможно, я все-таки смогу сыграть в эту игру…

– Картер, – невозмутимо говорю я, – единственный человек, который тебя здесь любит: это ты сам, – я наклоняю голову и смотрю на бородатого музыканта, – ну, и, возможно, тот парень.

Близнецы в ремнях-патронташах смотрят друг на друга, а затем воют в унисон, хлопая себя по узловатым коленям, выступающим через дыры обтягивающих джинсов. Аккордеонист хихикает себе под нос, лицо банджоиста на секунду бледнеет, а затем его губы растягиваются в широкой ухмылке.

Склонив голову набок, он приподнимает мохнатую бровь и смотрит на Картера.

– Сладенький, – шепчет он, кладя пухлую руку на плечо Картера, – я думал, мы решили никому не говорить.

Я хмыкаю, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, а вся группа разражается смехом.

Картер сбрасывает мясистую руку банджоиста и знакомит меня с лучшей в мире бездомной командой хоккеистов:

– Рейн, это Горластый…

Аккордеонист в джинсовой жилетке опускает глаза и приподнимает козырек своей кепки газетчика.

– Бранджелина*…

Близнецы в пулевых поясах подмигивают мне и посылают воздушный поцелуй.

– И мой тайный любовник, Крошка Тим (Tiny Tim*).

Игрок на банджо выпячивает свой живот и засовывает большие пальцы под подтяжки.

– Так… – я переключаю свое внимание на тощих гаттер-панков* в центре, – кто из вас Анджелина?

– Оох! Я! – кричат оба в один голос, поднимая руки.

– Чувак, тебя по-настоящему зовут Брэд, – орет тот, что слева, на того, что справа.

– Это просто семантика. Из меня Анджелина лучше. Просто посмотри на эту ямочку на подбородке, – он поворачивает лицо к свету, льющемуся из коридора.

– Какую ямочку? – парень справа прищуривается и наклоняется ближе. – Ах, эту маленькую штучку? Вот, позволь мне увеличить ее для тебя.

В мгновение ока Не Брэд отводит кулак назад и наносит удар прямо в центр подбородка Брэда. Голова Брэда откидывается назад, но он быстро приходит в себя, берет голову Не Брэда в захват и наносит ему апперкот в селезенку.

– Это деликатная тема, – шепчет Картер мне на ухо, пока двое парней борются на полу.

Поднимаю глаза и вижу его в нескольких дюймах от себя. На губах Картера ухмылка, а глаза медового цвета сияют гордостью. Это еще одна улыбка, которую я знаю.

Она означает, что я молодец.

Когда-то давным-давно этот взгляд был всем, чего когда-либо желала будущая миссис Рейнбоу Реншоу. Я была готова сделать все возможное, чтобы заслужить одобрение Картера. И когда у меня получалось, такой взгляд был моей наградой. Я бы постаралась запомнить, как нужно действовать, чтобы угодить ему и снова заслужить улыбку.