Борьба за Рейн

– Полегче, тигр, – Картер выхватывает бутылку у меня из рук, когда я делаю третий глоток того, что вполне могло бы быть бензином.

Вытираю рот тыльной стороной ладони, пытаясь скрыть гримасу, когда текила обжигает всё внутри – от горла до пустого желудка.

– Боже, эти лягушки почти такие же громкие, как твой папа.

Картер закашливается от смеха и отрывает бутылку ото рта, чтобы не захлебнуться.

– Действительно!

Он поворачивается и пристально смотрит внутрь чаши фонтана, на котором мы сидим, и подносит палец к губам, призывая дикую природу к тишине.

У меня вырывается смешок через нос.

– Эй, Рейн?

– Что?

Картер ставит бутылку на пол и поворачивается ко мне – черты его лица серьезны в серебристом свете потолочных окон.

Затем, внезапно, он хватает меня за бицепс и кричит шёпотом:

– Медведь схватил меня, Агнес! Хватай мое ружьё!

Я хохочу, согнувшись пополам и зажимая рот руками, стараясь не быть такой чертовски громкой.

Конечно, от этого становится только хуже.

– Еще очень рано! – я икаю и машу рукой сдаваясь. – Еще рано!

– Прости!

У Картера самый заразительный и неудержимый смех – ребяческий и милый. Мальчишеское лицо. Это так не сочетается с телосложением мужчины ростом шесть футов и три дюйма.

– Хотя на самом деле это было чертовски круто. Спасибо тебе, – он хлопает меня по плечу.

Мой смех затихает.

– Не благодари меня пока. Я могла и навредить.

Картер медленно качает головой из стороны в сторону. Его глаза опускаются – им сложно оставаться открытыми.

– Не-а. Ты преображаешь всё, Рейнбоу Брайт.

– Пфф. Ты пьян.

– У меня есть кое-что для тебя.

– О, неужели? Кстати, куда ты ходил? Ты так и не сказал мне.

– Каждые несколько дней Кью заставляет меня брать все телефоны, всякое дерьмо и идти в машину моих родителей, чтобы зарядить их.

– Я думала, ваша машина сломалась.

– Так и есть. Она в смятку, в центре кучи, но в баке остался бензин, и двигатель все еще заводится, так что… – Картер достает из кармана баскетбольных шортов блестящее черное устройство. – Я зарядил твой телефон.

– О боже мой, – я открываю рот от изумления и тянусь к девайсу, вертя его в руках, как какой-то артефакт из прошлой цивилизации. – Где ты это нашел?

– Он был в твоем рюкзаке в ту ночь, когда я его нашел.

Мое настроение портится при упоминании о той ночи, но Картер быстро меняет тему:

– Проверь его!

Он касается пальцем стекла, и экран загорается.

В качестве обоев раньше была наша фотография, но после того, как он уехал, я больше не могла смотреть на него, поэтому вернула картинку по умолчанию. Теперь это просто глупые синие цифровые завитки.

– Сервис снова доступен.

Смотрю на телефон в своей руке, ломая голову, кому позвонить, но… все, с кем я могла бы поговорить, либо уехали из города до 23 апреля, либо… Экран снова темнеет.

– Эй… ты в порядке? – Картер слегка сжимает мое плечо.

Киваю, уставившись на пустой экран. Но это ложь, и Картер это знает.

Я вздыхаю, качая головой:

– Мне некому звонить.

– Сколько тебе, сорок? Телефон нужен не для того, чтобы звонить людям, глупышка.

Картер выхватывает телефон у меня из руки, и я наблюдаю, как на его лице отражается синий огонек, и парень снова и снова тыкает пальцем по экрану. Секундой позже нежная мелодия укулеле* смешивается с лягушачьим кваканьем, и Тайлер Джозеф поет о доме, сделанном из золота.

– Он нужен, чтобы слушать свою любимую группу. Не знала? Ну, конечно, кто тебя еще просветит?

Я смотрю на его сияющее от гордости и самодовольства лицо и вежливо улыбаюсь ему. Картер так старается подбодрить меня. Сейчас, наверное, не время говорить ему, что группа «Двадцать один пилот» никогда не была моей любимой.

Это была его любимая группа.

– Спасибо, Картер. – Я беру у него телефон и кладу рядом с собой, оставляя музыку включенной. – Это было действительно мило.

Он кивает, и его улыбка медленно гаснет. Мы смотрим вокруг, пока слушаем музыку. Он заталкивает отвалившуюся плитку обратно на место кроссовком. Я тереблю рукава толстовки. Картер придвигается на несколько дюймов ближе ко мне. Я задерживаю дыхание, пока сердце не начинает колотиться в горле.

– Твои волосы стали короче, – голос Картера звучит у меня в ухе, когда он протягивает руку и скользит двумя пальцами по черным прядям неаккуратной стрижки.

Я вздрагиваю и слегка отстраняюсь, заправляя эту сторону за ухо.

– Ага. А твои длиннее.

Начинается электронный бит «Автомобильного радио», подражающий моему беспорядочному пульсу, и Тайлер читает рэп о том, что не может отвлечься от своих мрачных мыслей.

Может быть, «Двадцать один пилот» все же моя любимая группа.

– Я не могу поверить, что ты здесь, – шепчет Картер, заполоняя собой мое пространство.

Чувствую запах текилы в его жарком дыхании, и под моей толстовкой внезапно становится как в сауне.

– Я думал о тебе каждый день, Рейнбоу, – бормочет он, наклоняясь, чтобы прижаться своим лбом ко мне сбоку. – Каждую секунду.

Кладу руку на выступ фонтана, чтобы выдержать его вес.

– Я так сильно хотел вернуться домой, чтобы увидеть тебя, но мне была невыносима мысль, что придется снова прощаться. Это почти убило меня в первый раз.

Картер скользит рукой вверх по внешней стороне моего бедра, и я слышу только как кровь стучит у меня в ушах.

– Я так скучал по тебе, де…

В ту секунду, когда я чувствую, как его губы задевают уголок моего рта, я хватаю свой телефон и вскакиваю.

– Я… э-э… пойду проверю Квинта, – мямлю я, пятясь назад. – Спокойной ночи, Картер!

Поворачиваюсь и бегу к магазину, а голос, доносящийся из моей руки, поет о том, что он (певец) уже не тот, каким его знали.

Я выключаю телефон и сую его в карман.

Ты и я, мы оба, Тайлер. Ты и я, мы оба.

***

укулеле* – гавайская четырёхструнная разновидность гитары, используемая для аккордового сопровождения песен и игры соло.

ГЛАВА

XIII

2 Мая. Рейн

– Тук-тук, – я выглядываю, приподняв голову над пустыми полками и выдыхаю с облегчением, не видя Картера. – Есть кто дома?

– Рейнбоу! – Софи визжит, и машет мне рукой, сидя на черной виниловой скамейке для примерки.

Лицо миссис Реншоу озаряется, но ее муж даже не смотрит на меня. Он лежит на скамье лицом вверх, положив ногу в шине на пустую полку. Прикрывает глаза локтем и ворчит что-то неразборчиво себе в бороду.

– Вот мой герой! – женщина встает и раскрывает объятия в ожидании, пока я пробираюсь через лабиринт шкафов.

Оказавшись в ее руках, стискиваю зубы и отстраняюсь раньше, чем обычно. Моя реакция удивляет меня. Я люблю миссис Реншоу.

Но она не моя мать.

У меня больше нет таковой, и ее объятия только напоминают мне об этом факте.

Я быстро добавляю миссис Реншоу в свой мысленный список инициирующих факторов, которые следует избегать любой ценой.

– Я не знаю, как тебя благодарить за заботу о моем большом упрямом ребенке, – говорит миссис Реншоу, бросая косой взгляд на своего брюзжащего мужа. – Мы так, так счастливы, что господь вернул тебя в нашу жизнь.

– Э-э… не стоит?.. – я чувствую, как пламенеют мои щеки, когда следом за ней перевожу взгляд на свою последнюю жертву. – Не уверена, что он бы согласился в этом с вами.

– Знаете, я всех вас слышу, – ворчит мистер Реншоу.

Я улыбаюсь и подхожу к нему.

– Как поживает мой самый любимый пациент?

– Не приближайся ко мне, дьяволица.

– Я принесла адвил.

Мистер Реншоу приподнимается на локтях:

– Чертовски вовремя.

Я бросаю взгляд на его ногу в шине, пока достаю пузырек с обезболивающими из кармана, и улыбаюсь, когда вижу, что нога не слишком распухла.