Борьба за Рейн

– Извини, – бормочу я, затягивая рукава толстовки в кулаки. – Я просто нервничаю.

Картер обнимает меня длинной рукой за плечи и дергает к себе.

– Ты справишься, – говорит он, быстро целуя меня в темечко. – Если ты думаешь, что сможешь это исправить, ты сможешь.

Я немного расслабляюсь, впитывая его тепло и поддержку, как сухая губка. Но это длится так недолго. И вот, мы уже оказываемся в обувном магазине. Картер входит первым, ведя меня за руку через лабиринт старых стеллажей для обуви.

– Девочки спят здесь, – шепчет он и, протянув руку над полкой, указывает на освобожденное место в центре магазина.

Я смотрю в их сторону, но это бессмысленно. Слишком темно, чтобы видеть что-то дальше, чем на фут перед собой.

– Мы положили старика в дальнем помещении сегодня вечером. Он храпит, как чертов товарняк, когда напьется.

– Напьется?

Ярко-белые зубы сверкают в темноте перед моим лицом. Картер замедляет шаг и наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо:

– Возможно, я купил этим вечером бутылку самой дешевой текилы. Подумал, что она могла бы помочь справиться с болью.

Чувствую его теплое дыхание на моей шее, пальцы переплетены с моими, и, хотя я не хочу, чтобы он был так близко… Мне нужен кто-то так же близко. Кто-нибудь.

Картер толкает маятниковую металлическую дверь, и если бы я не знала, что это не так, то поклялась бы, что за ней на бетонном полу расположилась строительная бригада с отбойными молотками в руках.

– Иисусе Христе. Сколько он выпил?

– Давай просто скажем, что это первый раз, когда он спит ночью, с тех пор как мы приехали сюда.

Картер достает из кармана маленький фонарик, чтобы осветить дорогу. Мы минуем несколько металлических стеллажей высотой от пола до потолка и затем обнаруживаем мистера Реншоу в бессознательно состоянии, развалившегося по диагонали на удивительно удобном на вид спальном мешке.

– Че за нахрен? У вас у всех есть спальные мешки? – я шлепаю Картера по руке.

Он хихикает:

– Парочка. Мы упаковали их для нашей поездки в Теннесси. Поскольку все наши родственники направлялись в дом моей бабушки, мы подумали, велика вероятность, что в конечном итоге придется спать на полу до тех пор, пока… ты знаешь.

– 23 апреля? – я закатываю глаза.

– Ага.

Атмосфера портится, когда я начинаю думать о том дне, когда он уехал. Ворота крепости «Дерьмо, о котором я никогда не буду думать, потому что все это не имеет значения, и мы все умрем» скрипят, но держатся крепко. Это воспоминание за-пределами-торгового-центра. Мы не выпускаем их больше.

– Давай, – шепчу я в перерывах между храпами. – Давай покончим с этим.

Мы с Картером следуем за лучом фонарика к полностью бессознательному Джеймсу «Джимбо» Реншоу. Опустившись на колени у его ног, одетых в носки – здесь никто не ходит босиком, – я делаю глубокий вдох и задираю его левую штанину до колена.

– Блять, – вырывается у Картера.

Луч фонаря прыгает по полу и вверх по стене, когда парень дергается назад, увидев искалеченную голень своего отца.

– Нет, нет. Все нормально. Смотри, – я жестом прошу Картера посветить фонариком. – Видишь, как его нога согнута прямо здесь?

– Да, я, блять, вижу это. И никогда не смогу забыть.

– Я думаю, что кость просто надломлена, вот так:

Я поднимаю один прямой палец, а затем немного сгибаю его посередине.

– Это не повредило кожу, кровоподтеков не так много, и он все еще может немного надавить на нее, так что... – Я сглатываю, во рту внезапно пересыхает. – Так что, думаю, нужно просто исправить положение кости.

– Что, типа, мы можем просто поставить ее на место?

– Ну, прошло несколько недель, так что, вероятно, там уже прилично наросла ткань…

– О боже.

Картер садится рядом со мной и кладет локти на колени. Лучик света падает на стену из шлакоблока примерно в пятнадцати футах от нас (4,5м.).

– Ты пытаешься сказать, что нам придется снова сломать его гребаную ногу?

Едва заметно улыбаюсь, но кажется, будто я морщусь.

– Совсем немного.

Я считаю храпы мистера Реншоу, пока Картер наконец не отзывается.

Пять… шесть… семь…

– К черту, – он взмахивает руками вверх. – Лучше не станет, если мы ничего не будем делать, верно?

Киваю, изо всех сил стараясь казаться уверенной, хотя на самом деле от мысли о том, что мне предстоит, меня мутит.

– Нам нужно сделать шину, чтобы держать его ногу прямо, пока все не срастется.

Картер водит фонариком по пустому складу.

– Здесь нет ничего, кроме полок и… – Луч падает на беспорядочную груду дощатых штуковин, сваленных в дальнем углу. – Поддоны!

Он вскакивает и исчезает в темноте. Я наблюдаю, как кружок света прыгает по складу, пока не достигает кучи деревянного мусора. Секунду спустя нога Картера врезается в него, как граната, посылая в полет, расколовшиеся кусочки.

Мой взгляд быстро устремляется к мистеру Реншоу, но он даже не вздрагивает от шума.

Достав из кармана знакомый черный нож, я действую.

Не сейчас, черт возьми. Не будем думать о нем сейчас... или когда-нибудь.

Я срезаю кончик носка мистера Реншоу и натягиваю носок выше, чтобы прикрыть икру, и как раз в этот момент возвращается Картер с досками в руках.

Он опускает тесаные дощечки и делает шаг назад с поднятыми вверх руками.

– Я не могу этого сделать. Я, блять, не могу этого сделать, Рейн. Ты должна сделать это.

– Одна? Я не знаю, хватит ли у меня сил. Там может быть большое количество наросшей ткани, через которую нужно будет пройти.

– О боже, – Картер крепко зажмуривает глаза.

– Прекрати, – кричу я шёпотом.

– Это мой папа, Рейн. Что, если бы это был твой отец? – он зажимает рот рукой в ту же секунду, как эти слова вырываются. – Черт. Мне жаль. Мне так жаль. Я не хотел… дерьмо.

Но я больше не смотрю на Картера. Я смотрю на пьяного бородатого храпящего мужчину средних лет, лежащего на полу передо мной, и внезапно этим воспоминаниям за-пределами-торгового-центра становится очень трудно оставаться взаперти.

Что, если бы это был мой отец?

Что, если бы это был тот же безработный, потакающий своим желаниям, угрюмый, злой ублюдок, который обращался с моей мамой, как с боксерской грушей, пока не убил ее?

Что, если бы?

Не раздумывая больше, я хватаю одну из деревянных дощечек, кладу ее на согнутую часть внутреннего угла поврежденной берцовой кости мистера Реншоу и удерживаю ее на месте обеими руками. Затем, стиснув зубы и чувствуя, как жидкий огонь разливается по венам, я прижимаю ногу к выступающей части с противоположной стороны и сильно надавливаю.

– Оооох!

Я удерживаю доску изо всех сил, когда мистер Реншоу садится и пытается отдернуть от меня ногу. Картер вцепляется ему в бедро, сохраняя его в неподвижном положении, пока мистер Реншоу истошно кричит, коверкая слова:

– Медведь схватил меня, Агнес! Хватай мое ружьё!

Затем его глаза закатываются, и он снова теряет сознание также быстро, как и пришел в себя, резко падая на бетонный пол.

– Блять! – Картер отпускает бедро и ловит голову своего отца вытянутыми руками, как звезда спорта, которой он был рожден стать.

Мы оба смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами – он держит голову, я держу ногу – пока храп не возобновляется. Затем, после нескольких глубоких вдохов, мы приступаем к работе с импровизированной шиной мистера Реншоу.

Картер скрепляет выправленную кость четырьмя сломанными досками поверх носка, чтобы его отец не занозился, а я осторожно вытягиваю ремень мистера Реншоу, чтобы стянуть их посередине. Снимаю с него второй носок, обвязываю им верхнюю часть и закрепляю шину снизу шнурком от спального мешка.

– Думаешь, удержится? – шепчет он между храпами.

– Если он не испортит. – Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, упираясь руками в бедра. – Эй, Картер?

– Да, Док?

– У тебя есть еще та текила?