Страница 2 из 21
Мысль Мели ворочалась медленно, а вот решения она принимала мгновенно. Рассуждать она могла лишь на заданную тему, когда кто-то спрашивал. Иначе она просто не включала мозг.
Она не делала выводов и не судила людей. Она просто наблюдала, а окружающие люди плыли у неё перед глазами, как плывут капли дождя по оконному стеклу. Она даже не замечала их. Её взгляд всегда смотрел сквозь этих людей, никогда не задерживался на них. Они значили не больше, чем предметы мебели для человека, который не привык обращать внимания на интерьер.
Женя был человеком того же пошиба, что Меля. Как и она, он был лишён и суждений, и сомнений. Он никогда не пытался вынести из окружающей действительности моральных выводов. Сомнений он тоже не ведал.
Как и герой известного японского мультфильма, он всегда делал то, что ему говорят.
Женя был среднего роста, с типичными будто-славянскими чертами лица: небольшой нос, покатый подбородок, тонкие губы, мелкие карие глаза. Лицо у него было крупное, овальное, скулы мощными, высокими и широкими, а вот все остальные черты лица были миниатюрные, почти девичьи.
У него были широкие плечи, мощный зад, толстые мускулистые икры и пивной живот. Его смуглая кожа выдавала в нем некие южные черты.
Женя и Меля чувствовали себя прекрасно вместе. Они почти не разговаривали, но каким-то чудесным образом всегда понимали, что нужно другому из них. Они ладили, никогда не ругались (отчасти потому, что то были люди в принципе погружённые в себя, отчасти из-за того, что они были люди всегда вялые и уставшие, чтобы ругаться).
Женя много работал на всяких тяжелых работах: впархивал грузчиком, курьером. Меля тоже чем-то занималась. В целом, жили они весьма неплохо.
Вечерами обычно смотрели кино. Больше всего им нравились жестокие боевики и фильмы ужасов, а также патриотически-декадентские фильмы типа «Повелителя луж».
Никто из них не бухал. По вечерам Меля и Женя пили не водку, а холодный кофе из алюминиевых банок.
Так они и жили.
***
Так они и жили, так и боролись.
Возможно, люди пошлого ума, обыватели, сказали бы, что Меля и Женя сами не знали, за что боролись. На самом деле прекрасно они знали. Просто никто никогда их не спрашивал об этом, да и сам вопрос показался бы им глупым и банальным, по-настоящему пошлым.
Они знали, за что боролись, и этого было достаточно. Говорить об этом было ненужно. Ведь если бы люди узнали о том, за что Меля и Женя, их вряд ли кто-то поддержал бы.
«Я борюсь за то, что капли ноябрьского дождя так же стекали по старому стеклу, запачканному по краям брызгами масляной белой краски и мазками оконной замазки», – сказала как-то Меля.
На самом деле не только за это она боролась.
Скажем так, она сражалась за родные хрущёвки.
Главную угрозу Родине Меля видела в новых идеях и опасных реформаторах. Как левых, так и правых.
Её пугало наступление глобализма, экспансия НАТО и ЕС, легализация однополых браков, рост оппозиционных настроений, реновация, камеры видеонаблюдения, пересмотр итогов Великой Отечественной и пиво. Особенно крафтовое. Пиво пугало её не на шутку, так как Меля не любила пьющих.
Её пугали крупные корпорации, новые инициативы властей, цифровой мир, соцсети, тиктокеры, пугали хипстеры в новомодных кафе, длинные ряды магазинов одежды в ТЦ, пугали иностранцы, порнография, дейтинговые приложения, а также много кто ещё.
Она ненавидела всё это. Она хотела всё это поскорее уничтожить.
Ей казалось, что в определённый момент какая-то злая сила в определённый момент преобразила её мир – мир продовольственных и вещевых рынков, секондхендов, брошенных заводов, магазинов «Продукты», мир «Пусть говорят» и «Программы максимум», мир граждан СССР и «Всероссийского родительского сопротивления», мир «Яги» на лавочке и веры в торжество справедливости – в нечто совсем другое, ужасное, в некий чудовищный гибрид – в мир лофтов, хипстерских кафе, крафтовых баров, мир бизнес-центров, коливингов и коворкингов.
Она знала, что причина всему этому, источник этой злой силы кроется в иностранцах. Это злые, завистливые иностранцы навязывают нам всё это, чтобы погубить аристократический дух подлинной, глубинной России.
Именно поэтому она когда-то прикинула к правым. Из-за этого же она потом и разочаровалась в них.
Впрочем, слово «разочаровалась» мало подходит Меле. Она не могла разочароваться, поскольку никогда не очаровывалась. Она ни во что не верила-то по большому счёту. Как ни крути, для веры нужна хотя бы минимальная сознательность, наличие хоть каких-то нравственных идеалов.
Меля не знала никаких идеалов. Она знала лишь самые прописные истины жизни, которые преподают в школе: семья и дети – это хорошо, Бог есть, а секс – это плохо, пить пиво – плохо, гомосексуализм – зло, Америка на нас нападет, славянам восемьсот миллионов лет, дружба – это прекрасно, но это тяжёлая обязанность, ведущая тебя к смерти, Волга же впадает в Чёрное море.
В принципе, это всё, что знала Меля, и всё, что она считала нужным знать из области нравственного.
Она никогда не думала ни о чем таком, о чём обычно думают правые. Она вообще собо не думала.
К правым по молодости она присоединилась скорее ради того, чтобы оправдать доверие человека, который в неё поверил. Потом уже всё как-то само завертелось.
От правых она ушла после того, как увидела недостаточную их решимость в борьбе против главных врагов – американцев.
«Если это национальное движение, оно должно бороться против врагов нации. А кто наши главные враги? Правильно – микки-маусы! Значит, против них и их союзников бундесов и лягушатников и надо бороться. А что правые? Они только таджиков резать могут!» – рассуждала Меля на этот счёт.
Проблема ультраправых была в том, что они оказались слишком культурными, слишком образованными, слишком европеизированными для такого человека, как Меля.
Сначала это касалось только бонов. С ними Меля ругалась постоянно, пока была в правом движе.
Один раз в Ростове она вдвоём со своей подругой решила накрыть боновский концерт.
Боны думали, что девушки слишком хрупки, и хотели их избить и изнасиловать. Одного из этих нациков Меля отправила на тот свет при помощи бритвы. Она ловко перерезала ему горло.
Боны были ей ненавистны.
Для неё это были не крутые правые убийцы, а просто глупые дети. Маленькие глупые дети, которые начитались правой белиберды в Интернете, наслушались шведских и норвежских рок-групп и решили, что главная бела в России – таджики.
Они возомнили, что они – белая раса. А самом деле англикосы и микки-маусы презирают их, считают восточными варварами, но те всё равно уверены, что они белые и могут считать себя европейцами.