Страница 9 из 15
— Хорошо, тогда я прошу вас поговорить со всеми представителями вашего народа, кто сейчас продолжает демонстрировать свою разрушительную революционную деятельность. Нужно, чтобы они прислушались к вам и ограничили участие во всех революционных процессах. Они своё дело сделали, пусть теперь займутся созиданием, а не разрушением.
Главный раввин покачал в задумчивости головой.
— Я понимаю вас и приложу все усилия, чтобы довести до разума сынов моего народа ваши слова. Вот только многие, когда с ними говоришь, отвечают, что они больше не евреи — они интернационалисты. На эти слова мне нечего возразить. А раз так, то и упрекнуть меня больше не в чем. Вы же не делите всех по национальному признаку, кто плохой революционер, а кто хороший?
— Я? Нет. Значит, вы не хотите пойти мне навстречу? — Керенский нервно забарабанил пальцами по столешнице.
— Нет, как раз я хочу вам помочь, но боюсь, что меня не будут слушать.
— То есть, вы не имеете никакого веса в своей среде?
— Нет, что вы, конечно, это не так. Вы всё понимаете слишком буквально, но молодёжь не хочет слушать стариков, и раввинов, к сожалению, тоже.
— Жаль, очень жаль. А говорят, Америка очень богатая страна и многие туда уже уехали?
— Да, многие, — насторожился раввин. — А что вы этим хотели бы сказать?
— Я думаю, что раз ваша молодёжь так не обуздана, то не поехать ли ей в Америку, реализовывать себя? Здесь я не имею возможности её защитить от всех последствий революции.
— Я по-прежнему не понимаю вас, — вежливо ответил Мазе.
— Да что тут непонятного? Будучи министром МВД, я не смогу обуздать любые погромы, если они будут иметь место где-нибудь на территории Российской республики. Особенно это касается Украины, которая хочет получить автономию, там же проживают очень много людей вашего народа?
— Да, там живут очень много евреев, и мы обеспокоены растущим сепаратизмом галичан.
— Вот, я и думаю, что если еврей, это не еврей, а революционер, или как вы говорите — интернационалист, то можно всем объявить, что любой из вашего народа больше не будет пользоваться защитой власти Временного правительства. Потому как Правительство не может защищать граждан не своего государства. Это прерогатива того государства, к которому принадлежат интернационалисты.
— Что вы имеете в виду? У них нет такого государства, как Интернационал. Это организация.
— Я ясно выразил свою мысль, уважаемый раввин. Вы должны были это понять. Вот пусть их и защищает этот самый Интернационал! Надеюсь, я ясно теперь выразил свою мысль?
— Вы хотите сказать, что объявите всех несчастных евреев вне закона?
— Я этого не говорил. Объявлять я ничего не буду, у меня не та должность, чтобы что-то объявлять по этому поводу. Нет, просто полиции нет, а Совет общественного порядка не уполномочен защищать людей, которые пытаются разрушить закон и порядок, создаваемый заново просто невероятными усилиями. Вам теперь нужна царская полиция, что защищала вас от погромов и которую вы при этом ненавидели. А ведь полицейских было реально мало. На весь Петроград их было не больше двух тысяч человек, когда в Париже их насчитывалось не меньше четырёх тысяч. Так что, увольте меня от этого дела. Я пас.
Главный раввин застыл, сидя на стуле, и только безумно удивлённые чёрные глаза обозначали то состояние шока, в котором он пребывал. Долгое время он не мог вымолвить ни слова, наконец, немного дрожащим голосом он выговорил.
— Но вы же понимаете, к каким последствиям это приведёт?
— Нет, не понимаю. Я же не уничтожал полицию и не агитировал армию бросать оружие и идти домой во время войны, и поэтому спасение утопающих — дело самих утопающих. Думаю, что это справедливо. Вы можете создавать свои отряды самообороны, это не возбраняется. Это ваше дело, так что, ничего личного, всё по-честному. Вы не можете, и я тоже не могу.
Поэтому, либо всё останется так, как я сказал, либо мы обоюдно меняем своё отношение ко всему происходящему. Подумайте, уважаемый раввин, у вас есть для этого целые сутки, я буду вас ждать здесь завтра в то же время. До свидания.
— Подождите, я не готов за столь короткий срок принять решение. Мне нужно собрать совет раввинов и представителей многих еврейских общин со всех городов.
— Вы можете отправить им телеграммы или нарочных с сообщением о своём решении.
— Я это сделаю сразу же, но мне необходимо время. Дайте мне хотя бы три дня, чтобы коллегиально принять решение.
— Хорошо, я дам трое суток, чтобы вы смогли убедить всех в правильности моего предложения. Ведь вы можете потерять очень многое в конфликте со мной. И в то же время, многое и приобрести. Единственное условие — вы все должны стать ярыми поборниками этой страны, как бы она ни называлась: республикой, федерацией, конфедерацией, тиранией или деспотией. Это всё неважно, важно лишь то, как вы будете к ней относиться. Если же мы с вами договорится не сможем, то к вашим услугам будут предоставлены пассажирские пароходы и железнодорожные составы в сторону Владивостока, Мурманска и Гельсингфорса. И дальнейшая ваша судьба мне будет не интересна.
— Вы относитесь к нам по-зверски!
— С чего вы это взяли? Я же сущий ангел и всего лишь выношу вам предупреждение. Да, я бы не советовал совершать на меня покушения — это контрпродуктивно. За меня всё равно отомстят и отомстят жестоко, и никакие стенания богом хранимого народа вам не помогут. Все ответят за одного и других вариантов не будет. Соответствующие распоряжения я отдам сегодня же, так что не трудитесь, поберегите деньги и нервы.
— У меня не было даже мысли об этом, господин министр.
— У вас не было, у других появятся, молодо-зелено, — философски заметил Керенский. — А вы опять скажете, что ничего не могли поделать. Нехорошо-с, — и Керенский зло сощурил глаза. — У вас есть трое суток, ребе. Жду вас с нетерпением. До свидания. И ещё.
Яков Мазе, который уже встал и направился к двери, невольно остановился у выхода.
— В случае положительного решения нашего вопроса я предлагаю вам создание вашего этнического государства в Палестине со столицей в Иерусалиме. Подумайте над этим. До свидания.
— До свидания, — отозвался в ответ ребе и потерянно вышел, обдумывая тяжёлую мысль, чуть не забыв свой щегольский котелок в приёмной. Поручик Аристархов окликнул раввина и вручил ему забытое имущество.
— Да-да, спасибо. Послушайте, господин поручик, — повернулся Мазе к Аристархову. — А господин военный министр умеет шутить?