Родственные души

— Да, понимаю, я не царевич, а всего лишь какой-то вайшья. Вам наверное не хочется и думать о том, что я, возможно, ваша родственная душа? Но, представьте: приказав своим слугам выбросить меня отсюда, вы обречёте нас обоих на одиночество, потому что ни вам, ни мне не удастся полюбить никого. Да, мы можем, забыв про метки, создать семью с кем-то ещё, но любви не будет. А для меня жизнь без любви — это смерть. Я войду в огонь, если моя родственная душа меня отвергнет!

Сказав это, Чандра почему-то невольно вспомнил пылающий взгляд Дхана Нанда, прикосновение царской руки к своему плечу, свои собственные стоны в тесной, забытой всеми комнате с портретами, наслаждение, пронзающее тело огненной стрелой… К Дурдхаре он вовсе не чувствовал ничего похожего. Встряхнувшись, Чандра усилием воли прогнал неуместные, как ему казалось, воспоминания и мысли.

«Я полюблю её! Я непременно возжелаю Дурдхару, когда она поцелует меня», — успокоил он себя самого, хотя в глубине души ему почему-то показалось, что сейчас он лжёт себе самому.

— Вы сможете жить без любви, раджкумари, с нелюбимым принцем или царём? Рожать ему детей, ничего не чувствуя, сможете?

Дурдхара молчала, отвернувшись, но было заметно, что она уже почти сдалась под его умелым напором.

— Покажите метку… Или, — тут вдруг лицо Чандры изменилось, — она находится на такой части вашего тела, которую мне нельзя видеть? Наверное так и есть, раз никто о ней не знает?

— Да можно её видеть! — неожиданно вспылила вдруг Дурдхара. — Метка у меня у основания шеи под волосами. Только я её не показываю никому. Причёсывает меня либо Шипра, либо Дайма. Принимаю омовение я тоже в их присутствии, поэтому они двое и знают мою тайну! Но даже если тот слог — действительно часть твоего имени, не обольщайся: мы всё равно не поцелуемся и не поженимся! И вообще для нас обоих лучше, если ты уйдёшь из дворца, — так закончила она свою речь.

Чандра опешил.

— Но почему? — спросил он, снова обретая дар речи. — Я настолько вам не нравлюсь?

Дурдхара искоса глянула на него и вполголоса промолвила:

— Нравишься. И я знаю, что после поцелуя мои чувства усилятся. Я полюблю тебя так, как никого другого, не захочу расставаться до смерти, но… Мой брат полгода тому назад избавился от своей родственной души. Дхана сделал это ради благополучия страны и своей семьи. Он выполнил волю покойного отца и не впустил во дворец наглую змею из Таксилы, желавшую, как мы все думаем, посредством самраджа править Магадхой. Дхана мужественно отрёкся от своей единственной любви, не позволив тому брамину поцеловать его, а я не хочу быть счастливее брата. И я дала себе слово не выходить замуж и не искать свою родственную душу.

— Но это глупо! — вырвалось у Чандры. Заметив, что такими словами он обидел Дурдхару, парень быстро поправил себя. — Я хотел сказать: чем вы поможете брату, раджкумари, если откажетесь быть счастливой? Наоборот, он станет лишь несчастнее, глядя на ваше одиночество. Вы же дороги ему!

— Вообще-то есть и другая причина, — неохотно призналась царевна. — И она намного серьёзнее. Жители Пиппаливана всегда были врагами Магадхи. Брат не потерпит, чтобы я вышла замуж за одного из выживших пиппаливанских кшатриев… И, знаешь, я не думаю, что это ты. Ты — вайшья, поэтому нечего морочить мне голову. Давай, вставай и уходи! — довольно грубо прикрикнула она на своего телохранителя.

Сердце Чандры пропустило удар.

— Я должен увидеть вашу метку! — решительно сказал он. — Теперь больше чем когда бы то ни было я уверен: мы действительно родственные души.

— Откуда такая уверенность? — скептически спросила царевна.

— Если на вашей метке написано что-то про Пиппаливан, значит, это точно я. Лубдхак подобрал меня в лесу неподалёку от разрушенной крепости на другой день после битвы Дхана Нанда с царём Пиппаливана Чандраварданом. Я бродил в одиночестве по пепелищу и плакал. Никого рядом не было, только тела убитых вокруг, но, как сказал Лубдхак, четырёхлетний пацан вряд ли мог бы долго прожить в лесу один. Скорее всего, я был сыном кого-то из пиппаливанских кшатриев. Лубдхак проезжал мимо. Он услышал мой плач, отыскал меня среди остывших развалин и мёртвых тел и забрал с собой. С тех пор, я его приёмный сын. Но он приказал мне ещё с детства никому не рассказывать о моём истинном происхождении. Он говорил, что иначе меня заберут и увезут куда-нибудь на рудники, как остальных пленных.

Дурдхара смотрела на Чандру во все глаза и молчала. Затем, придерживая одной рукой ускользающее покрывало, медленно повернулась спиной к юноше и приподняла свою тяжёлую косу, обнажив шею и слегка наклонив голову вперёд.

«Ра», «Защищать, убегать», «Пиппаливан», — прочёл Чандра.

— Не знаю, мог ли я кого-то защищать в четыре года? — забормотал он, страшно разволновавшись. — Но то, что сбежал с поля боя и где-то спрятался, а вылез из укрытия гораздо позже — факт. А иначе не выжил бы! Хорошо, что не написано «трус», это обнадёживает… Сейчас, конечно, я способен защитить тех, кто мне дорог, но тогда точно никого не смог бы. А «Ра» — это второй слог моего имени. Всё сходится.

Он сам не знал, рад этому факту или нет. Почему-то от мысли, что всё наконец разрешилось, ему стало только тяжелее, и он сам удивился своим чувствам, так как ожидал почувствовать счастье. Но счастья отчего-то не было…

Дурдхара разжала пальцы, и коса снова прикрыла её шею. Потом царевна взглянула в глаза Чандры, приблизив к нему своё лицо почти вплотную.

— Теперь покажи свою метку. Я хочу знать, что же такое написано на твоём теле, отчего ты решился прийти в мою опочивальню и настаиваешь на поцелуе, рискуя головой! Ведь я могла казнить тебя, если бы проснулась в дурном расположении духа, и ты не мог не понимать этого. Так где твоя метка?

Лицо Чандры залилось густой краской.

— Она… там, — он неуверенно указал рукой себе за плечо.

— На спине? — заинтересовалась Дурдхара.

— На левой ягодице, — обречённо выдохнул потенциальный жених.

Дурдхара некоторое время, остолбенев, глядела на Чандру, а потом вдруг разразилась переливчатым смехом.

— Давай-давай, покажи! — вдруг воскликнула она, захлопав в ладоши. — Это так забавно! Никогда ни у кого не видела метку там!

В душе Чандры тут же сцепились в смертельной схватке здравый смысл и наглость.

«Ни в коем случае!!! — орал здравый смысл. — Даже не думай это делать!»

«А почему нет, если девушка просит? — перебивала наглость. — Чанакье вон показал, так почему не показать будущей жене? Вдруг ей тоже понравится?»

— Даю слово, я теперь точно выйду за тебя даже вопреки желаниям брата! — весело продолжала Дурдхара. От её неуверенности и страхов уже не осталось и следа, как и от желания прожить всю жизнь одной. — Клянусь, если брат запретит здешним браминам нас поженить, то мы сбежим вместе и совершим брак по обряду гандхарвов в Таксиле! Но я настаиваю: покажи метку сейчас!

— Может, обойдёмся без этого? — Чандра чувствовал тем самым местом, на котором проявилась метка, что затея царевны хорошим не закончится.

— А вдруг ты пришёл, чтобы украсть мой первый поцелуй? Соврать кто угодно может! Я не стану целовать кого-то без веских оснований. Для меня, между прочим, очень важно, кому подарить первый поцелуй.

Последний довод оказался самым сильным. Чандра вздохнул, встал с ложа и приспустил дхоти, чувствуя, что впервые в жизни готов сгореть от стыда. Поднеся одну из лампад ближе, Дурдхара с нескрываемым интересом разглядывала крупную надпись.

— «НАНД», «Солнце Магадхи», — судя по голосу, ей очень польстило сравнение с самим Сурьядэвом. — Ну да, и меня, и моего брата именно так и называют… Ладно, убедил. Иди сюда, пришла пора проявить наши метки полностью! — нетерпеливо воскликнула Дурдхара, отставив лампаду в сторону, и, не позволив Чандре привести свои одеяния в порядок, рывком притянула его к себе и жадно, но абсолютно неумело впилась в губы юноши, которые почему-то инстинктивно сжались и не хотели раскрываться.