Родственные души

====== Глава 1. Наглец, посланный судьбой ======

— Папа, глянь! Во Дхане свезло! — Бхутапала и Кайварта наперегонки подбежали к отцу, громко хохоча и тыча пальцами в покрасневшего, смущённого младшего брата.

Дашасиддхика, Пандугати, Панду, Раштрапала и даже вечно жующий Говишанака остановились поодаль и наблюдали за разыгрывающимся действом.

Махападма с интересом посмотрел на чрезмерно развеселившихся сыновей.

— Чего хохочете? Лучше б из лука учились стрелять…

— Покажи! — Кайварта скакал молодой антилопой вокруг Дханы. — Тут только мы! Давай!

— Да что там? — Махападма спустился с галереи во двор и приблизился к Дхана Нанду. — Сынок, почему ты молчишь?

Дхана сжался и отпрянул, когда отец оказался слишком близко.

— На правом бедре смотреть надо, почти на самом верху с внутренней стороны, — мстительно наябедничал Дашасиддхика и обратился тем же язвительным тоном к Дхана Нанду. — Всё равно скоро отец узнает! Показывай.

Лицо Махападмы изменилось.

— Метка?! — догадался он, оглядывая своих сыновей с нешуточным испугом.

— Ага! — радостно завизжал Кайварта. — Да ещё какая! Мы все обалдели просто!

— Скидывай дхоти и показывай, — голос Махападмы звучал жёстко и холодно. — Я хочу это видеть.

Сопротивляться приказу царя было нельзя, даже если он твой отец. Дхана Нанд медленно развязал дхоти. Теперь мальчик дрожал, но не от холода, а от страха. Он уже подозревал, какой будет реакция отца. Махападма склонился к ноге сына и рассмотрел свежую метку. Она ещё была ярко-красной и немыслимо горячей, как выжженное мгновение назад клеймо. «Ча», — скупо сообщала верхняя надпись, «наглец», — чуть более развёрнуто поясняла нижняя.

— Та-ак, — протянул Махападма, выпрямляясь и сурово глядя на съёжившегося младшего принца. — И что бы это могло значить?

— Н-не знаю, — растерянно пробормотал Дхана.

— Я совершенно чётко вижу слово «наглец», — задумался царь.

— А это потому что его родственная душа будет наглой и к тому же заключённой в мужском теле в этом воплощении! — пояснил Бхутапала, прыская от смеха в кулак. — Свезло ему, правда, отец?

Хохот Бхутапалы дружно поддержали остальные.

— Цыц! — шикнул на сыновей Махападма. — Но есть же способ… убрать это? — с надеждой спросил царь вслух, но скорее у себя, чем у окружающих. — Рана заживёт, и всё будет хорошо.

— Метку родственной души вырезать ещё никому не удавалось, — спокойно пояснил Панду, самый старший из царевичей приближаясь к отцу. — Целители говорят, она будет всё равно возвращаться. Бывали случаи, когда плоть срезалась до кости, так метка проявлялась в другом месте тела. Вы же не станете калечить Дхану, как некоторые родители калечили своих дочерей и сыновей, узнав об их неприглядной судьбе?

Царь вздрогнул.

— Если уж метка возникла — делать нечего, — продолжал Панду, — придётся смириться.

— Это что же, — гневно загремел Махападма, — моему сыну придётся связать свою жизнь не с целомудренной, скромной принцессой, а с наглым принцем?!

— Не обязательно с принцем, — продолжал рассуждать Панду. — Метка подчас играет злые шутки. Избранник может оказаться шудрой, дасью, млеччхи.

— Упаси Махадэв! — окончательно перепугался царь, бледнея.

— Наглым к тому же, — подсыпал соли на свежую отцовскую рану лучащийся злорадством Бхутапала. — Вы же знаете, отец, когда появляется метка, то слово, возникшее под первым или — реже — вторым слогом имени, обозначает самую явную отличительную черту избранника. Родственная душа нашего Дханы — наглец. Вам придётся с этим смириться.

Махападму перекосило. Он громко скрипнул зубами.

— Одевайся, — сухо бросил он младшему сыну, словно Дхана Нанд был в чём-то виноват. — Я клянусь, что не позволю этому случиться. Пока я жив, никто со слогом «ча» в имени не приблизится к нашему дворцу: ни принц, ни брамин. Когда тебе исполнится восемнадцать, я тебя женю на какой-нибудь царевне, и мы забудем об этой метке, как о страшном сне. И да, — Махападма обвёл тяжёлым взглядом всех царевичей, — каждому из вас, кто заикнётся о том, что вы увидели сегодня, я лично вырву язык. А ты, — он гневно посмотрел на Дхану, — будешь купаться и спать отныне только в дхоти. А если вздумаешь раздеться донага, должен будешь удостовериться, что никто не подглядывает за тобой. Об этой позорной метке никто больше не должен узнать!

— А няня? — робко заикнулся Дхана. — Она часто делает мне массаж и ухаживает за мной, когда я болею… Может увидеть.

— Няня Дайма тебя любит. Кроме того, сегодня я с ней поговорю. Она тоже станет одной из тех, кто будет оберегать твою тайну. Её можно не опасаться. Но всем остальным я строго запрещаю хоть слово говорить о том, что у царевича Дханы появилась метка. Понятно? — царь ещё раз наградил сыновей убийственным взглядом так, что Говишанака чуть не подавился куском банана.

— Думаю, они всё уяснили, отец, — успокоил своего родителя Панду. — Никто не проболтается.

— Вот и хорошо, — негромко промолвил Махападма. — Живёт же большинство людей без родственной души, и ты проживёшь, — сказал он, обращаясь к младшему сыну. — И забудь о том, чтобы искать того наглеца самостоятельно! Я не потерплю даже наглую невестку, а уж наглого адхармика тем более.

— Здесь вы немного не правы, отец, — снова заговорил Панду. — Родственная душа — это не обязательно тот, с кем связывает плотская любовь. Есть связь умов, и это называется дружбой.

— Насколько мне известно, такого рода дружба в итоге всё равно заканчивается полнейшей адхармой! Мои шпионы из Таксилы доносят, у Сикандара из Македонии тоже метка была со слогом «Хе», и он жил у себя на родине спокойно с этим «Хе», пока внезапно вторая метка не нарисовалась со слогом «Пу». Так Сикандар дошёл до самой Бхараты, чтобы своего «Пу» отыскать. Любопытство, вишь, македонца замучило! Да и «Пу» не легче пришлось… Жил себе жил, жениться собирался, а тут вдруг — раз! — «Си» выскочило во всю грудь. Ни краской не замажешь, ни накидкой не прикроешь, ни от невесты не спрячешь.

— И чем всё это закончилось? — полюбопытствовал Кайварта.

— То, что дальше рассказывают мои шпионы про Си, Пу и Хе, не для детских и юношеских ушей. Даже Панду этого лучше не слышать, хоть ему двадцать два уже исполнилось. Поэтому нечего мне модаки на уши лепить, ступайте отсюда! И чтоб никаких поисков за моей спиной не организовывали! Я запрещаю!

На том разговор и окончили. Братья честно постарались забыть про метку, но время от времени они подначивали младшего царевича, заставляя его сердиться и с криком бросаться на них, желая разбить им носы. В результате чаще всего Дхана оказывался битым сам, но не сдавался и продолжал пытаться выиграть очередную безнадёжную драку. Это продолжалось до той самой поры, пока отец не отдал царевичей в ашрам весьма сурового гуру, мигом заставившего юношей забыть не только о метке, но и обо всём на свете, кроме государственных законов, оружия и военной стратегии.

Спустя несколько лет царевичи вернулись в Паталипутру, где каждому из них по очереди удалось побывать на троне в течение года до тех пор, пока Махападма не объявил своим наследником Дхана Нанда и благополучно не отошёл в мир иной вскоре после коронации младшего сына. Женить Дхану он не успел, но про метку за истекшие годы все забыли, включая её обладателя. Дхана Нанд уже давно воспринимал странную надпись как одно из родимых пятен. И это продолжалось ровно до того мгновения, пока однажды ясным солнечным утром какой-то сумасшедший брамин не ворвался в сабху и не упал в ноги Дхана Нанду, глядя на того просветлённым взглядом, показывая крупную метку на своём предплечье и повторяя в экстазе:

— Я нашёл вас, самрадж! О, наконец, нашёл!

Спустившись по ступенькам с трона, царь Магадхи с интересом взглянул на надпись на руке брамина: «Дха», «сечь, повелевать» было написано на руке брамина, а ещё чуть ниже — «Паталипутра, дворец».

— Я нашёл вас! — счастливо восклицал безумный брамин, обнимая ноги Дхана Нанда. — Скажите, где-нибудь на вашем прекрасном теле имеется метка со слогом моего скромного имени? Я Вишнугупта из Таксилы, иначе именуемый Чанакьей.