Родственные души

Дхана Нанд вздрогнул, замерев на месте и ощущая, как его лицо залилось краской. «Ча», «наглец», — вспомнил он, и его сотрясло крупной дрожью.

— Нет!!! — заорал царь так, что своды дворца сотряслись. — Нет на моём теле никакой метки!!!

— А мои ученики, видевшие вас недавно во время тайного омовения в лесном ручье, — ласково заговорил брамин, присаживаясь у ног Дхана Нанда в позу лотоса и складывая руки возле груди, — уверяют, что на вашем правом бедре написано «Ча». Нам всего лишь осталось точно выяснить, являемся ли родственными душами. Вас ведь не затруднит столь ничтожная проверка, Величайший?

«Наглый до беспредела, — вытаращенными от испуга глазами Дхана Нанд разглядывал брамина, устремившего на него свои хитрые очи. — Неужели правда он?! Нет, только не это!»

— Вон! — Дхана Нанд не успел опомниться, как его уста сами приняли решение, раньше, чем это сделал разум. — Пошёл вон! Никаких меток на моём теле нет, не было и не будет!

Брамины, сидевшие в сабхе, с облегчением выдохнули и рассмеялись.

— Да, это точно какой-то безумец, самрадж, не обращайте на него внимания. Мы сейчас выпроводим его отсюда.

Но наглый Вишнугупта и не думал сдаваться. Упираясь ногами в пол, пока двое браминов волокли его к выходу, он выкрикивал скороговоркой:

— Почти с рождения я ношу на теле эту метку со слогом вашего имени! Я так ждал, когда наконец мне откроется истина о том, кто моя родственная душа! И вот дождался! Вы стали царём, а я всегда знал, что моя вторая половина — это непременно царь или царица! Если двух людей связала метка, отношения между ними не считаются адхармой! Да, между нами существенная разница в возрасте, но это не должно служить преградой для воссоединения! Мы отринем потребности тела и будем жить в целомудрии, как учитель с учеником, как отец с сыном, как два брата! Не отрекайтесь от счастья, Величайший! В моём лице вы обретёте всю мудрость мира! Ни один из сидящих здесь не способен дать вам того же, что я!

Извернувшись и вырвавшись из рук браминов, Чанакья пробежал от дверей сабхи до изножия трона, подскочил к царю и вцепился в его накидку.

— Всего одно невиннейшее соприкосновение, чтобы наши имена на телах друг друга проявились полностью, и мы будем жить в чистоте до конца дней!

И Чанакья уже почти облобызал столь желанные ему уста, притянув к себе царя за край уттарьи, но Дхана Нанд оказался проворнее. Огрев безумца золотыми ножнами по голове, он вынудил Чанакью грузно осесть на каменный пол. Заметив, как брамин, охая и стеная, ковыряется на полу, пытаясь подняться, Дхана Нанд наградил его пинком по наиболее выступающей части тела под бурные аплодисменты родных братьев и советников Магадхи. Намотав косу брамина себе на руку, Дхана Нанд потащил Чанакью волоком к выходу из сабхи, через каждые пять шагов роняя лицом в пол и повторяя:

— Я лучше вырежу свою метку до костей, чем свяжусь с таким, как ты! Больше не появляйся здесь!

Однако Дхана Нанд не ведал того, что разум безумцев крайне неустойчив, а горячая любовь, не встретившая взаимности, превращается в ненависть. Усевшись в пыли за пределами дворца, Чанакья поднял к небу кулак и поклялся в присутствии свидетелей, проходивших мимо, что непременно уничтожит всю династию Нандов, отомстив им за своё сегодняшнее унижение.

Но ни царю, ни Чанакье было невдомёк, что в этот самый момент на заднем дворе дома богатого вайшьи по имени Лубдхак сидел в пыли лохматый, чумазый парнишка шестнадцати лет, яростно расчёсывая левую ягодицу.

— Что, опять зудит? — сочувственно спросил у друга второй пацан примерно одних с ним лет, выглядевший в отличие от первого толстым и неуклюжим.

— Ага, — уныло отозвался лохматый. — И ещё как. Чешется, зараза! Вот, спрашивается, зачем мне родственная душа? Я всегда был один и не хочу это менять.

— Дай глянуть! Может, кожа наконец отшелушилась, и надпись прочитается? — заинтересовался ещё один приятель лохматого.

— Да ладно, Индра, — махнул рукой юноша. — Это пятно у меня, сколько себя помню, только набухает и чешется, а надпись никак не проявляется.

— А это потому, что ты сам не хочешь её видеть! — осуждающе заметил толстяк. — Чандра, вот что тебе стоит позволить надписи стать видимой? А вдруг там, — толстый мальчишка обрисовал в воздухе контуры женского тела, сладострастно облизываясь, — красавица Субхада? Женишься на ней, станешь богатым…

— С таким-то тестем? — мрачно усмехнулся тот, кого назвали Чандрой. — Да Сукхдэв скорее удавится, чем дочь за меня отдаст.

— А чем ты плох? — подскочил к ним ещё один тощий, как палка, парнишка. — Лубдхак говорит, что ты унаследуешь его дом и все деньги, когда он помрёт. Ты будешь старшим. Сукхдэв на тебя молиться обязан! Чандра, давай, не сопротивляйся. Нам всем интересно. Далеко не у всех надпись проявляется. Многие проживают свою жизнь без родственной души, а тебе повезло, но ты сам не хочешь собственного счастья.

— Какое там счастье, — пробурчал недовольно Чандра. — Сейчас как проявится непонятное, а я буду думать, искать. А вдруг у меня две родственные души? Говорят, такое тоже бывает.

— Совсем редко, — кивнул Индра. — Чаще всё-таки одна. Ну покажи, не томи.

— Да хватит на мою задницу пялиться! — возмутился Чандра. — Оставьте меня в поко…

— О! — неожиданно возопил любопытный Индра, наполовину стащив дхоти со своего приятеля. — А надпись действительно проявилась! Видать, знак судьбы: пришла пора тебе жениться.

— Что там? — Чандра завертелся волчком, пытаясь заглянуть самому себе за спину. — Что?

— Да не вертись! — одёрнули его друзья. — Стой смирно.

Чандра остановился.

— Наклонись. Плохо видно!!! — хором закричали на него.

Юноша замер, согнувшись.

— Что вы тут делаете?! — прогремел Лубдхак, вырастая рядом с ними. — Что за отвратительное зрелище я вижу?

— Э-э-э, мы ничего, — замахали руками все трое. — Совершенно ничего!

— Погодите-ка, — тут и Лубдхак заметил, что на ягодицах его раба проступили некие загадочные символы. — Что там? Неужели метка?

— Она самая, — закивали мальчишки. — Проявилась.

Лубдхак с любопытством присмотрелся. Внезапно лицо его исказилось, и он схватился обеими руками за горло.

— Нет, — прохрипел он, — это невозможно! Только не это.

Толстяк, Индра и тощий уставились на надпись, и Чандра услышал за своей спиной испуганные восклицания.

— Да что там у меня такое? — не выдержал он. — Кто-нибудь скажет?

Он подобрал с земли и торопливо завязал дхоти, устремив вопросительный взгляд на лица своих перепуганных друзей и не менее ошарашенного Лубдхака.

— Почему вы все молчите? Что там?! — прикрикнул он на присутствующих.

— Ты это… Знаешь, Чандра… Лучше не ищи свою родственную душу, а то рискуешь помереть раньше времени. Лучше забудь про эту метку, словно и нет её, — пролепетал Индра.

— Но я даже не знаю, что там написано! — завопил в нетерпении юноша. — Стхул! Ты всегда первым рассказываешь плохие новости. Говори сейчас же! — Чандра вплотную подошёл к другу и схватил его за плечи.

— Ну, — Стхул потупил глаза в землю, — там, знаешь, написано сверху вот так крупно и красиво: «НАНД», а чуть пониже и помельче: «Солнце Магадхи». Только… из всех Нандов «солнцем» называют либо царя, либо его сестру. Стало быть, кто-то из них двоих. Но Чандра, лучше забудь, да? — и Стхул отчаянно посмотрел на своего друга.

Лицо Чандры внезапно осветилось широченной нахальной улыбкой.

— Значит, либо царь, либо царевна? А я как раз царевичем хочу стать, во! Решено. Мне нужен план, как проникнуть во дворец и выяснить, кто из них — моя судьба. И я непременно сделаю это.

Услышав безрассудные слова своего юного раба, Лубдхак схватился за сердце и закатил глаза.

====== Глава 2. Уговор дороже жизни! ======

Все попытки пробраться во дворец, переодевшись разносчиком фруктов, царским охранником, странствующим брамином и даже — от полного отчаяния — дэви не самого тяжёлого поведения, якобы приглашённой в покои императора, не возымели успеха. Каждый раз Чандра был вынужден выкатываться кубарем из дворцовых ворот, сопровождаемый злорадным гоготом настоящих царских охранников.