Страница 12 из 128
Однако же правила всё равно нарушались. Не сказать, чтобы совсем постоянно, но довольно часто они нарушались. В первую очередь, разумеется, трушниками. Потом уже всеми остальными.
Однако же вернёмся в тот давний пасмурный декабрьский день, когда я стоял посреди светлой и просторной гостиной, судорожно снимая со своих плеч свою фиолетовую рубашку, – это единственное признаваемое в «Протоне» знамя свободного человека.
Итак, хотя руки мои совсем онемели от сильной тревоги, а сердце бешено колотилось, – я всё же скинул с себя сначала рубаху, а после и скрывавшуюся под ней белую физкультурную майку. Спущенную с себя одежду я тотчас де бросил на диван.
– А ты хорош! – надменно-одобрительно произнесла Солнцева, пронзая меня при этом хищным и очень похотливым взглядом.
Голос её звучал тогда особенно властно. Властность его только усиливалась за счёт той особой позы, которую в тот момент приняла эта девка: она откинулась на спинку дивана, одну ногу водрузила на другую, а руки скрестила на груди. Держащийся лишь за большой палец ноги, резиновый тапок раскачивался в воздухе. Речь, конечно, идёт про тот тапок, который был надет на правую ногу. У Светы именно правая нога тогда лежала на левой другой, а не наоборот.
До сих пор как вспоминаю тот раскачивающийся на пальце тапок, – так сразу же мурашки бегут по коже. Ничего страшного, вроде, а как вспомнишь, – так кажется, будто жуть прямо какая-то.
Внезапно Света поднялась со своего места и приблизилась ко мне. Она положила правую руку мне на плечо. Не знаю, было ли это на самом деле так, но мне показалось, что ладонь у неё была очень тёплая. Возможно, так мне просто показалось из-за того, что меня самого жутко знобило из-за волнения. Руки мои было холодные, а лицо совсем побледнело.
Тут Солнцева как следует ущипнула меня левой рукой прямо за бок.
– Ай! – тихонько вскрикнул я.
– А ты жирненький! – довольно произнесла Света, щупая жирок на моём боку. – А когда ты в одежде, то и не скажешь.
– Что правда, то правда, – ответил я, превосходно зная, что Солнцева только что сказала чистую правду.
– Тебе неплохо было бы сбросить пару лишних килограммов… – томным голосом заговорила оставшаяся к тому времени в одном нижнем белье Соня Барнаш.
Эта последняя приближалась ко мне какой-то небыстрой виляющей походкой. Да, пятой точкой она вертела что надо.
Наконец, прелестная гречанка приблизилась ко мне вплотную, положила одну руку мне на плечо, а другую – прямо на ягодицу, развернула меня к себе лицом и, посмотрев мне прямо в глаза своим холодным, похотливым, насквозь пронизывающим взглядом двух огромных сапфировых глаз, произнесла: «Ну, приступим?».
Я не буду подробно описывать всего того, что происходило дальше. Скажу только, что это было нечто среднее между тем, что зритель может увидеть в таких известных кинофильмах соответствующего направления, как «Большая жратва» и «Сало, или 120 дней Содома».
Однако же кульминационную сцену всего этого чудовищного сексуального шабаша я должен набросать хотя в общих, пусть даже самых приблизительных чертах.
Когда город уже окончательно погрузился в сумерки, а за окном властвовала непроглядная, лишь местами прерываемая едва различимым светом крохотных дальних огоньков темень, – я в очередной, уже, кажется, в третий или четвёртый раз забрался на Свету Солнцеву.
– Молли, открой окно! – крикнула внезапно Света, обращаясь к Барнаш.
Соня тут де подошла к окну и растворила его настежь.
– А теперь, Марат, – обратилась ко мне Солнцева, – делай своё дело и ори! Ори что есть мочи!
– Что орать-то?! – малость растерялся я.
– Как что? – удивлённо и даже малость как-то раздражённо переспросила Света. – Ори во всё горло: «Неограниченная власть!».
– Чего? – совсем уж было удивился я.
– Ты с дуба рухнул?! – совсем злобно обратилась ко мне Соня. – Это же девиз нашей банды! Мы всегда кричим его когда кончаем!
– А, понял! – радостно ответил я, принявшись изо всех сил за дело.
А теперь попробуйте вообразить себе получившуюся картину. Раздетый наголо пухлощёкий мальчуган занимается анальным сексом с толстой белокожей девочкой двенадцати лет, крепко вцепившись обеими руками в её жирные бока и прямо-таки подпрыгивая от удовольствия. При этом он не столько орёт во всё горло даже, но скорее утробно воет: «Не-е-ео-о-огра-а-ани-и-иче-е-енна-а-ая вла-а-асть!».
И этим счастливым мальчуганом был я. Да, в тот момент я взапрямь ощущал себя самым счастливым человеком на земле.
Чудовищный вопль разрезал холодный, влажный и очень густой, совершенно непригодный для дыхания воздух декабрьской московской ночи. Утробный стон летел над пустынными, погружёнными в кромешную темноту дворами, над крышами таких маленьких, как казалось с этой высоты, хрущёвок, уже подготовившихся к наступающей зиме и нахохлившихся точно продрогшие перепёлки. Крик летел над покинутыми корпусами заводов, над гаражами и железнодорожными перегонами, над разрушающимся западным портом, над рекой и над парком. Несясь сквозь московский воздух на чудовищной скорости, он гулко ударялся о ржавеющие подъемные краны в порту, о гигантские трубы заброшенных котельных, о стены высотных и совсем низеньких домов, разлетался эхом во всех окрестных дворах и подворотнях, наполнял собой воздух заросших диким кустарником пустырей, покинутые исполинские корпуса местных заводов и давно уже брошенные рабочими строительные площадки, где сквозь застилавшие их поверхность бетонные плиты давно уже пророс изобилии пожелтевший и стухнувший к холодам дикий бурьян.
Я занимался анальным сексом с двенадцатилетней девочкой и что есть мочи орал: «Не-е-ео-о-огра-а-ани-и-иче-е-енна-а-ая вла-а-асть!».
Сначала я горланил один. Затем Света не выдержала и тоже принялась орать всё ту же самую фразу. Потом к нам присоединилась Соня…
Когда эта последняя забралась ко мне на спину и стала тоже кричать, – мы все превратились в один сплошной комок жутко воющей белой плоти.
Я орал, изо всех сил вцепившись в жирные бока Светы Солнцевой. Я почувствовал наконец ту самую неограниченную власть.
Да, именно это было самым удивительным за весь тот день ощущением. Именно тогда, в тот самый момент, когда я занимался с девушкой анальным сексом при этом истошно кричал, – я внезапно ощутил в себе невероятный прилив сил. Этот прилив всё нарастал и нарастал до самых пор, пока не перешёл в какое-то странное чувственное наводнение. Да, именно наводнение, потоп: ведь мне казалось тогда, будто нахлынувшие чувства просто лишили меня разума, полностью поработили меня и теперь уже управляют мной так, как им вздумается, а сам я отныне уже над собою не властен. Однако де затем это чувство также исчезло, уступив место совершенно неистовству. Да, именно тогда я понял, что такое настоящее неистовство. Ведь тогда я полностью лишился контроля над собой, потерял всякую способность к рефлексии и трансформировался в какого-то жуткого сексуально озабоченного берсерка, готового изнасиловать бетонную стену. Именно в тот момент я и ощутил, что же это такое, – неограниченная власть.
В нашей школе многие любили повторять это выражение, – неограниченная власть. А Света Солнцева данное словосочетание просто обожала. Равно как и все лидеры той чудовищной банды, которую основала в нашей школе Тоня Боженко.
Знаете, что меня больше всего поражало в возглавлявших этот мрачный подземный орден людях?
Многих (и меня в том числе), конечно, удивляло то, что всё это были люди умные, талантливые, наделённые широким кругозором и глубиной мысли. Это могло удивлять. Удивлять, но не поражать.
Поражало меня в этих людях то, что они вовсе не были одержимы жаждой наживы. Помню, Юлька Аввакумова любила повторять: «Нет ничего смешнее жадного человека.».
Да, эти люди создали настоящую подпольную империю. Они развернули огромный преступный бизнес, постоянно приносивший им грандиозные прибыли. Однако же интересовали вовсе не деньги.
Тоня Боженко часто повторяла: «Я не такая дура, чтобы единственный смысл жизни искать в погоне за деньгами. Деньги интересуют меня лишь как необходимое для достижения конечной цели средство. Конечные же мои цели – немеркнущая слава и не-е-ео-о-огра-а-ани-и-иче-е-енна-а-ая вла-а-асть!».