Страница 9 из 42
здесь случился небольшой экшн и мама ама криминал,
на самом деле, часть писалась только ради одной сцены,
и если читатели поймут, ради какой, автор будет на седьмом небе от счастья
я тут сделала набросок сакуры, вот: https://pbs.twimg.com/media/FJeTHvLWQAIgrQe?format=png&name=900x900
публичная бета включена
— Вы ужасно выглядите? — раздалось старческое ворчание.
— Благодарю, Итадори-сан. Зато вы бодрячком, — сказала Сакура.
— Оставьте лесть молоденьким кавалерам. Они ведутся на враньё, как дышат, — старик взглянул на доктора из-под густых бровей.
Он напоминал Сакуре демона Тенгу. И не только внешним видом, но и характером. Ворчливый, суровый, вечно всем недовольный. Бубнил себе под крючковатый нос и сверкал сурово тёмными глазами из-под бровей цвета смеси перца с солью.
— Я приму ваш совет на вооружение, Итадори-сан, — Сакура раскрыла папку, ещё раз глянула на анализы.
— Плохое воспитание, — раздражённо фыркнул Итадори-старший.
Сакура улыбнулась, приподняв уголок губ.
— Все почтенные господа в возрасте звучат одинаково, — вздохнула она, краем глаза заметив на подоконнике свежий букет. — Юджи-кун приходил?
— Ещё один разгильдяй! Нет бы, чтобы время в своём дурацком кружке с друзьями проводить, а он ко мне прётся глаза мозолить, — проворчал Итадори-сан.
— Вы не теряете бодрости духа. В вашем возрасте крайне полезная черта, — сказала Сакура.
— А вы, сенсей, сегодня не так остры на язык, — хмыкнул Итадори-сан. — Что, посмотрели мои анализы и счастливы? Либо я скоро помру, либо вы меня выпишите. Но скорее первое, чем второе, да, сенсей?
— Вы хотите от меня правду-матку? — спросила Сакура.
— Разумеется, — заявил старик. — Что за манера у молодёжи мучить старших ненужными вопросами?
— Хорошо, Итадори-сан, — сказала Сакура, посмотрела в папку, а потом на пожилого господина. — Мне не нравятся ваши анализы. Совсем не нравится. С прошлого раза наблюдаются ухудшения. На ваши почки больше не действуют лекарства. А увеличение дозы чревато осложнениями на всю мочевыводительную систему. Я назначила повторные анализы. И если они будут такими же и улучшений не наступит, боюсь, придётся перейти на гемодиализ.
— А улучшения не наступят, да? — спросил Итадори-сан.
— Боюсь, что так и есть, — ответила Сакура, прекрасна зная, что с этим пациентом лучше быть максимально честной.
Итадори Васукэ чуял ложь, как акула кровь в воде — хватало капли.
— Что ж, — спокойно произнёс Итадори-сан. — Я ненавижу гемодиализ, сенсей. Даже не рассчитывайте помучить меня подольше.
— Хотите сказать, что готовы отказаться от процедуры? — приподняла бровь Сакура. — Вы ведь понимаете, что чревато…
— Смертью, — закончил за неё старик Васукэ. — Более чем, Куран-сенсей. И я к ней готов.
Сакура закивала, но скорее машинально.
— Что, начнёте читать мне лекцию про необходимость продолжать игру? — хмыкнул старик.
— Нет, — сказала Сакура. — Я не из тех докторов, кто пытается навязать собственную волю пациентам.
— Но ведь у меня внук, — зло усмехнулся Итадори-сан.
Он всегда проверял лечащих его докторов и медсестёр, что за ним ухаживали, на вшивость. Из-за абсолютно невыносимого характера многие бежали от него, передавали историю болезни из рук в руки. И только у Сакуры даже при всех стараниях Итадори-сана эта папка задержалась на долгое полтора года — именно столько она наблюдала пациента.
— Вот видите, вы сами прекрасно понимаете, какая ответственность лежит на ваших плечах, — сказала Сакура. — Не мне вас жизни учить, Итадори-сан. Конечно, как ваш лечащий врач, я огорчена таким решением. Надеюсь, не окончательным. А как человек, я вас прекрасно понимаю. Хотя, немного в ужасе.
— Вам не доплачивают за вашу честность? — спросил Итадори-сан.
— Нет, к счастью, — ответила Сакура.
— Иначе бы всем говорили правду и только правду, — хмыкнул старик.
Сакура рассмеялась, покачав головой.
— Вы действительно не собираетесь уговаривать меня на гемодиализ? — Итадори-сан был спокоен и серьёзен.
— Я бы очень хотела, чтобы вы не уступали костлявой карге хотя бы из вредности, продолжая жить. Если, конечно, видите в этом смысл, — сказала Сакура.
— Вы ужасный доктор, — сказал Итадори-сан.
— Я отвратительный доктор, — кивнула Сакура.
— Предыдущий был ещё хуже, — Итадори-сан скрестил руки на груди. — По его прогнозам я должен был умереть ещё полтора года назад.
— Рада, что не возглавляю ваш антирейтинг докторов, Итадори-сан, — сказала Сакура. — Подумайте про гемодиализ, очень вас прошу. И поговорите с Юджи. Потому что если вы этого не сделаете, то сделаю я.
— Он же из меня тогда всю душу вымотает с требованиями согласиться, — всполошился пожилой господин.
— Именно, — улыбнулась Сакура.
— Какая же вы лисица, сенсей, — хмыкнул Васукэ. — Даёте мне выбор без выбора.
— Я надеюсь на ваше благоразумие.
— А вы уверены, что у меня оно есть?
— Если приглядеться повнимательнее, то можно его увидеть.
— И послал же мне Бог лечащего врача, — проворчал Итадори-сан.
Сакура тихо рассмеялась и направилась к выходу. У самого порога пациент её окликнул.
— Да? — Сакура повернулась к нему.
Он долго смотрел на неё пристальным взглядом. Таким, какой бывает обычно у прожжённых жизнью людей. Смотрел. Сканировал. Пытался соскрести что-то не снаружи — с нутра, с души. А потом спросил:
— Что случилось, сенсей? — по-отечески так, будто не он самый ворчливый и невыносимый старик из всех.
Среди медперсонала даже шутка гуляла, мол, завели себе персонального, огнедышащего дракона.
Лёгкая тень улыбки коснулась губ Сакуры.
— Всё хорошо, Итадори-сан.
«Я просто умираю», — закончила она у себя в голове.
Старик ей, разумеется, не поверил.
Жила-была девочка, сама виновата. Так часто любил приговаривать знакомый старик, державший раменую недалеко от дедушкиного дома. Сакура смутно представляла, какой именно смысл он вкладывал в эту фразу и как понимал её сам, но сейчас она приобретала другие краски. Да, жила-была девочка — сама виновата. Сакуре теперь не шестнадцать. Она чётко осознавала последствия своего выбора и полностью брала ответственность. Нет, Сакура не до конца отказалась от лечения. Завтракать и ужинать таблетками ей теперь придётся ежедневно. Чтобы головные боли не были такими навязчивыми, а тошнота, не приносящая облегчения, переносилась легче. В какой-то степени Сакура даже благодарна своей болезни: та исхитрилась и устроилась пусть и в труднодоступном месте, но проблем с речью, памятью, да просто с тем, чтобы черепушка варила как надо, не устроила. У других больных всё складывалось в разы хуже.
Утром выходного дня у Сакуры потекла кровь из носа. Алые капли перепачкали кухонный стол, стали новым ингредиентом в каше, так и не съеденной за завтраком. Вечером того же выходного к ней через открытое окно пришёл нежданный гость — чёрный кот. Лоснящаяся шуба переливалась в искусственном свете ламп. Жёлтые глаза сверкали на хозяйку квартиры внимательно и почти по-человечески. Только колокольчика на красной ленте, обвивающей изящную шею ошейником, не хватало.
— Я не туберкулёзом больна*, ты ошибся, бродяга, — сказала Сакура. — Но рыбы я тебе всё-таки дам, если хочешь. Только на частую кормёжку не рассчитывай. У этой квартиры через месяца четыре будут другие хозяева.
Сакура достала из холодильника свежее рыбное филе, которое так и не нашла в себе сил приготовить. И, поступив совершенно негигиеничность и не совсем практично, положила её в белое блюдце за неимением кошачьей миски дома. Кот принял лакомство с присущим достоинством бродячего, благородного хозяина улиц, то есть как должное, а потом, наевшись, благополучно устроился у Сакуры на диване.
В далёкие времена вплоть до конца девятнадцатого века с поползновением и в век двадцатый считалось, что чёрные коты приходили за больными чахоточной болезнью, за поражёнными туберкулёзом. Мол, высматривали, чтобы сопроводить в мир мёртвых. Сакура была не суеверной. Совсем. Но с возрастом начала всё больше находить в себе качества дедушки. У того чистый, циничный, рациональный ум уживался бок о бок с тягой к глупым суевериям. По сути пережитками прошлого. Сгусткам инородной здравому смыслу субстанции из догадок и домыслов, попыток объяснить непонятное вне научного или хотя бы адекватного контекста.