Страница 30 из 42
Когда твёрдый член ударился о низ живота, пачкая светлую кожу предэякулятом, Сакура несколько раз провела по стволу ладонью, потом большим пальцем по головке, размазывая жемчужные капельки смазки. Опустилась горячим ртом, взяв только половину, зато не забывая про язык. Жгучее желание сделать Сатору приятно не подпитывало потребность устраивать особое шоу для одного зрителя. Даже если обойдётся малой кровью, а именно смотреть большими глазами невинной лани и улыбаться краешком губ, как делают актрисы в порно. У Сакуры всегда было туго со способностью устраивать представления. Зато с умением отдавать многое всё в порядке.
Годжо был очень отзывчивым. Он сам направлял её своей реакцией, подсказывал. Дыхание его стало частым, иногда разбавляемым хриплыми, тихими стонами. Сакура свободной рукой, которая не участвовала в ласке, гладила его живот, задевая кожу ногтями. Взяла глубже, втянув щёки. Сатору застонал громче. Сакуре хотелось посмотреть на него, но не хотелось отвлекаться. Горячая ладонь мягко легла на затылок, зарываясь в чёрные волосы пальцами. Так он ненавязчиво подсказал ей темп, в котором неплохо было бы двигаться.
— Сейчас… — судорожно произнёс Сатору, отстраняя от себя.
Сакура разомкнула губы, выпустив блестящую, налитую кровью голову и накрыла её ладонь, кольцом пальцев второй руки водя верх-вниз по стволу. Годжо был очень красив, когда наслаждение подарило телу долгожданную разрядку. Запрокинул голову назад, открывая белую шею, острые лини подбородка — рви зубами живую плоть, если хочешь. Пей свежую кровь из этого кубка. Но Сакура лишь поймала губами его протяжный, сладкий стон, будто забирая себе.
Чудовище в броне из чёрной чешуи с утробным урчанием свернулось где-то внутри обоих и задремало ненадолго, позволяя Сатору и Сакуре погрузиться в иллюзию покоя и счастья от близости друг с другом.
***
Первый урок об анатомии человеческого тела Сакура получила не в школе на биологии от вечно бубнящего себе под нос сенсея. И не в университете, где человека и всё, что тот производит, буквально разбирают по косточке да по клеточке. Она усвоила некоторые основы от отца. В те времена, когда он был хорошим, образцовым родителем и действительно мог получить звание «отец года» без ироничного душка. Урок был простой и вместе с тем сложный, но выученный Сакурой на ура. Болевые точки и нервные окончания на теле, удар в которые мог привести к адской волне боли, унижения и негодования.
Всё просто, дочка, начинаем с основ — лицо. Нос и глаза самые уязвимые места. Ударишь по носу направлением снизу вверх, приложив достаточно силы, сломаешь. Уши — удар сложенными в чашечки ладонями. Шея — кадык. Трахея штука нежная, сильного напора не выдержит. Ниже — практически всё, где конечности соединяются с туловищем. Там места очень нежные, полные нервных сгустков. Подмышки, передние мышцы плеча. На самом туловище, разумеется, таких местечек тоже немало: солнечное сплетение, диафрагма, живот чуть ниже пупка, плавающие рёбра, почки. А вот ноги — это вообще кладезь болевых точек. Начиная от паха, заканчивая взъёмом стопы. Бей в голень — там оголено, почти не защищено корсетом мышц. Бей по коленным чашечкам, не жалей. Зачем я тебя этому учу? Всё просто, дочка. Чтобы ты смогла постоять за себя, когда кто-нибудь захочет дотронуться до тебя без разрешения. Я полицейский, всякого навидался. Поэтому хочу, чтобы ты запомнила — не позволяй пользоваться собой. Тот мальчишка, который полезет к тебе под одежду без твоего согласия или не остановится, когда ты попросишь прекратить, не хочет сделать тебе приятно, каких бы сладких речей он при этом не пел. Приятно он хочет сделать только себе. Человек, которому ты действительно будешь интересна не как кусок мяса, будет слушать. Да, дочка. Я говорю достаточно взрослые вещи, но и ты у меня уже большая. Я хочу, чтобы ты могла себя защитить и знала, что мир, увы, не такой приветливый и добрый.
Отец ей очень помог тогда этим уроком и ещё несколькими по самообороне. Он был хорошим полицейским. Отличным мужем и какое-то время замечательным папой. Сакура выучила его слова, запомнила, впитала в себя, как верующие впитывают мантры и дышат сутрами. Поэтому ей всегда было сначала удивительно, почему некоторые девочки не дают отпор хулиганам, посмевшим распустить руки. А потом искренне жаль. Она поняла, что такие вещи, как знание цены собственному телу и его неприкосновенности, необходимо прививать с достаточно раннего возраста. Иначе потом возникнут проблемы, слёзы в туалете, потому что старшие не от большого ума сказали: радуйся, что облапали, то есть цена за твою женскую привлекательность; это подтверждает, что ты нравишься мальчикам, нечего жаловаться. Ещё хуже, если заставляли помалкивать и клеймили позором, мол, не рассказывай, чтобы пальцем не тыкали. С-а-м-а-в-и-н-о-в-а-т-а.
Сакуре было мерзко от таких взрослых.
Её родители и дедушка с детства прививали ей необходимость знать себе цену и смотреть на вещи трезво. Поэтому во многом у Сакуры имелись проблемы с личной жизнью. Не была она Ямато-надэсико[2]. Покладистой жены из неё не выйдет. Один раз случилась сильная, взаимная школьная любовь прекрасного человека, перебившая другую — её не взаимную. Задать такую высокую планку со столь нежного возраста — много шишек и оскомин в будущем. Сама Сакура едва ли в том виновата, просто тот молодой человек действительно был замечательным. Не срослось — будто кости у сломанной ноги поставили не под тем углом и они неправильно восстановили свою целостность. Пришлось ломать заново.
Годжо не был похож на того человека, но вызывал не менее сильные чувства. Сакура боялась, что он увидит блеск в её глазах. Не тот, что выдаёт плотский голод и желание, а другой, трансформировавшийся в бутоны распустившейся по зиме камелии.
Они лежали напротив друг друга. Разговаривали. И молчали. Молчали, а потом вновь разговаривали. Темы особой никто не выбирал, пока Годжо не спросил:
— Ты просила тебя не душить. Не любишь такое или боишься, что у партнёра ума не хватит всё проконтролировать?
Сакура на секунду задумалась: стоит ли увильнуть в ответе или всё-таки сказать правду. Хотя бы её подобие.
— Это моя фобия. Очень сильная, — сказала она.
— Какой-то мудак вовремя не остановился? — хотя Годжо и задавал вопрос, но интонация была скорее утвердительной.
— Да, — ответила Сакура, прикрывая глаза.
— Могу спросить, кто это был?
— Можешь, но я не отвечу.
— Хорошо, имеешь право.
Сакура почуяла подвох. Уж слишком легко Годжо дал заднюю. Не в его стиле. Сакура давно поняла, что Годжо видел черту, которую она проводит, но сознательно через неё переступал.
— В конце концов, не каждый может выставлять напоказ свои раны, — добавил он.
— Ты меня упрекаешь или поучаешь? — усмехнулась Сакура.
— И того, и того понемногу, — сказал Годжо. — Просто я один раз уже упустил момент, когда с человеком нужно было поговорить. Всковырнуть его гнойные раны, чтобы потом правильно залечить.
— Не со всеми работает, — Сакура посмотрела на Годжо. — Ты сам-то так делаешь?
Годжо поджал губы.
— Почему мне кажется, что мужчины, которые тебе попадались, все как один были конченные, а? Ты вроде не выглядишь магнитом для неприятностей, — он резко сменил тему.
— Не все, — Сакура решила, что так даже лучше. — Были люди, которые меня очень любили. Но любовь не всегда тождественна отсутствию боли.
— В курсе, — Годжо усмехнулся. — Я всего раз влюблялся по-настоящему. Больше не хочу.
— Потому что не взаимно?
— Да.
— В того человека, о котором ты сегодня говорил?
— Да.
Сакура поджала губы. Но не из-за слов Годжо, красноречиво дающих понять: всё что между ними происходит — это страсть и симпатия, но не что-то близко стоящее к любви. Она иллюзий не питала изначально. И считала, что это хорошо: Годжо не врастёт в неё корнями, не привяжется сильно, чтобы потом вырвать своё сердце в очередной раз.
Она поджала губы, потому что пыталась подавить любопытство.