Страница 26 из 42
— А он, по-твоему, устраивал бабские склоки в сортире? — заметила Сакура.
Окита посмотрел на неё, как на идиотку.
— Фу, как непристойно. И как я только вышла за такого… — Соджи специально сделал голос чуть повыше и пописклявее. — Наверное, за глаза твои красивые, — он поднял взгляд на девушку и широко улыбнулся.
Сакура подавила желание стукнуть его. Очень больно. Окита не будет отчитывать её за драку, как отец, он просто будет за неё волноваться и страховать. Если надо, давать по морде и получать по ней же.
— Соджи, — вдруг позвала Сакура. — Я после выпуска не буду поступать в полицейскую академию, как хочет отец. Пойду в медицинский.
Окита помолчал некоторое время, а потом утвердительно кивнул:
— Правильный выбор. Будешь бесплатно меня лечить.
Свой подзатыльник он не схлопотал лишь потому, что в тот день сам выступал в роли доктора.
Как ему сказать теперь? Окита, я умираю. Знаешь, друг мой, не неси на мою могилу белые хризантемы. Помнишь, мы договорились, что если до сорока никто не устроится с личной жизнью, то поженимся в Вегасе? Так вот, ищи себе другого компаньона на эту авантюру, потому что я сыграю в ящик. Не лей по мне слёз — я не заслужила.
Сакура зашла в палату совсем никакая, будто робот. Увидела медсестру Сан. Капельницу, которую она ставила. Прозрачную трубку с катетером, что вёл к руке господина в инвалидном кресле. Рецидив глиобластомы. Судьба будто бы насмехалась над ней, подкидывая пациента именно с таким диагнозом. Кидалась камнями, хохотала в голос, прыгала и скакала, как поганый мальчишка, испортивший рисунки мелом на асфальте подошвами порванных кроссовок. Нарушение речи, нарушение слуха, нарушение всей опорно-двигательной системы. Скудная реакция на внешние раздражители. Этому господину недавно исполнилось сорок три. А он будто призрак старика. Взгляд мёртвой рыбы — лишь зрачок помнит, что он ещё принадлежит живому человеку, и реагирует на свет.
Внутренний голос при взгляде на пациента принялся изливаться ядовитыми речами: да, он съеден. Изнутри. Паразитом, что сидит в его голове. И пускает миазмы, будто щупальцами оплетает каждую клеточку. И сдавливает, чтобы те лопнули, как лопаются переспелые виноградины. Болезнь выпьет тебя, как и его. Слизнёт языком, будто корова соль, твою возможность нормально говорить. Ты даже попросить попить способна не будешь. Как слышать, ходить — и это забудешь. Не будешь узнавать ни одного лица, потому что перестанешь видеть в них знакомые черты. Кому ты такая нужна? Оките, у которого вся жизнь наперекосяк? Отцу, который после смерти жены, забыл о существовании собственной дочери? Мидзуки, которая сто лет тебя не вспоминала и не вспомнит? Или Сатору, которому ничего, кроме горячего и влажного места между ног да ещё пока упругой груди от тебя не надо? Просто вколи себе избыточную дозу морфина внутривенно и покончи с этим.
— Сенсей, — позвала медсестра.
Сакура вздрогнула, будто её резко вынули из морозильной камеры сразу в кипяток.
— С вами всё хорошо? Вы так резко побледнели, — медсестра заглянула ей в лицо.
— Всё хорошо. Я просто не обедала, — улыбнулась Сакура.
— Давайте я здесь закончу, а вы сходите в кафетерий. Или купите что-то в автомате, — предложила медсестра.
— Не волнуйтесь, я перекушу. А сейчас давайте поработаем, — сказала Сакура.
Медсестра Сан кивнула.
На телефон Сакуры пришло сразу два оповещения. Одно от Окиты.
Другое — от Годжо.
Его Сакура открыла первым. Чтобы прочитать и не ответить.
Годжо:
Я бы предложил тебе вместе полюбоваться звёздами, но предлагаю заменить их на рыб.
Второе всё-таки заставило Сакуру задуматься над предложением Сатору.
Окита:
Лови момент, пока он есть.
Если парень того стоит, не задумывайся, что будет дальше.
P.S. даже если он секси, надевай удобные трусы.
Сакура невольно рассмеялась, чем вызвала удивлённый взгляд медсестры.
И ответила Сатору «хорошо».
***
Последний раз она была в океанариуме маленькой девочкой вместе с родителями. Дело было на Окинаве во время отпуска отца. С тех пор много воды утекло в сточные трубы. Годжо пригласил её в океанариум Шинагава. Водный стадион располагался недалеко от одноименной станции метро. Встречу назначили на раннее утро, когда посетителей почти не было.
Немного помятый спросонья Годжо смотрелся забавно и куда более соблазнительно, чем выхолощенный ловелас, маску которого он надевал. Правда, поцелуй в губы у входа в здание был вызывающей акцией, дабы спугнуть старушку-уборщицу, ворчавшую на Сатору ещё до прихода Сакуры. Пожилая дама кинула что-то вроде «срамота» и укатила тележку с моющими средствами, тряпками и шваброй дальше. Причину их стычки Сатору раскрывать не стал, только загадочно улыбнулся.
Место для свидания было удачным. По мнению Сакуры — это лучше, чем любоваться на звёзды на октябрьском ночном небе в холод. Не грозит возможностью отморозить зад.
Первая мысль, которая посетила голову при виде аквариумов: они попали в толщи морской воды. За стеклом длинного тоннеля туда-сюда сновали серебряные пули мелких рыб. Среди них степенно плыли в монотонном полёте скаты с белым брюхом. Сакура задрала голову, чтобы проследить за одним из таких гигантов. Акулы то постепенно двигались, тупыми мордами рассекая воду, то резко меняли направление. Стеклянные своды сходились дугой в тёмно-синем пространстве.
Вода мерцала. Лазурь, ультрамарин, бирюзовая эмаль.
— Ты сейчас похожа на маленькую девочку, — усмехнулся Сатору.
— Я и чувствую себя маленькой девочкой, — сказала Сакура, не отрывая взгляда от проплывающей над головой акулы.
— Только не говори мне, что ты первый раз здесь, — Сатору пристально следил за ней.
Его глаза из-за освещения стали казаться ещё более яркими.
— Здесь — да. В последний раз я была в океанариуме на Окинаве много лет назад, — призналась Сакура.
— Надо же, — хмыкнул Годжо. — Всё дороги ведут на Окинаву.
— Что, прости? — не расслышала его Сакура.
— Я говорю, представил тебя, мелкую, прилипшую к стеклу и разговаривающую с рыбами, — хохотнул Сатору.
— Вот ты смеёшься, а так и было. Отец меня кое-как увёл от аквариума, где плавала китовая акула.
— Эта акула чуть не стала свидетелем моего первого поцелуя, — сказал Годжо.
— Со стеклом её аквариума? — приподняла бровь Сакура.
— Нет, с человеком, — хохотнул Годжо.
Сакура, наконец, посмотрела на него. И ненадолго залипла. Впала в прострацию. Будто бы не морские жители здесь главный гвоздь программы.
— Мы на рыб пришли смотреть, — усмехнулся Сатору самодовольно.
— Я совмещаю приятное и приятное, — в тон ему протянула Сакура.
Они прошли дальше. Сакура заложила руки за спину. А Сатору убрал свои в карманы пальто. Шли медленно и какое-то время молча. На пути попался идеальный в своей геометрии аквариум с экзотичными рыбками-бабочками. Годжо и Сакура разошлись по обе стороны куба, неотрывно следя друг за другом из-за преграды в виде обиталища ярких рыб.
Потом опять пошли рядом, чуть соприкасаясь руками.
— Хочешь что-то спросить? — подал голос Годжо.
— Если ты ответишь, — сказала Сакура.
— Для тебя, моя рыбка, всё что угодно.
— Фу, как пошло. Ты специально, да?
— Разумеется, — просиял Годжо. — Задавай вопрос.
— Почему не поцеловал того, кого хотел? — спросила Сакура.
— Рыб постеснялся, — ответил Годжо.
— Какой вы робкий, господин.
— Да, я сама скромность, — усмехнулся Годжо, а потом, подумав, добавил:
— Испугался, что я в самый ответственный момент чихну и ударю человека в лоб. Или рассмеюсь и глупо пошучу, а я могу это сделать. Или, может, напугала перспектива, быть отвергнутым.
— Ты сомневался во взаимности? — удивилась Сакура.
— Я не был уверен, что человек вообще рассматривает меня… в романтическом аспекте.
— Я зря спросила. Извини.
— Извинения в карман не положишь.
Сакура фыркнула. Они остановились около аквариума с медузами. Каждая из них напоминала движущуюся в небесном пространстве матовую луну, перетекающую в нечто бесформенное. Окружение сияло приглушённым ультрамарином.