Страница 25 из 42
Смертью от неё пахло.
Мегуми поморщился.
— Больно? — тут же заметила Сакура.
— Нет, — ответил Мегуми. — Вы со всеми так нежничаете?
— А я с тобой нежничаю? — улыбнулась Сакура. — Мне кажется, я тебя лечу.
— Не примите на свой счёт, но я встречал мало врачей, которые бы так относились ко всем пациентам, — пояснил Мегуми. — Опыт доказывает их избирательность.
Вспомнилась Цумики, которая вечно шутила, мол, в юном теле Мегуми заперли девяностолетнего старика, который всё про эту жизнь и людей уже понял. И ничего хорошего ни от одного, ни от другого не ждёт.
— Я стараюсь найти хотя бы минимальный общий язык с пациентами. Практика показывает, что обоюдное доверие для обоих сторон способствует более эффективному лечению. И это не про «нянчиться», Фушигуро-кун, — пояснила Сакура, сделав последний стежок. — Видимо, ты часто бывал в больницах. Не очень их любишь?
— А их кто-нибудь вообще любит? — спросил Мегуми.
— Да. Те, для кого дом ещё худший ад, — ответила Сакура.
Мегуми усмехнулся. И заметил немой вопрос в глазах Сакуры.
— Вы не сюсюкаетесь со мной, как с маленьким.
— А надо?
Мегуми отрицательно покачал головой.
— Хорошо, — сказала Сакура. — Шов рассосётся сам. Ты просто следи за гигиеной. Костяшки обработаешь самостоятельно. Я дам тебе всё необходимое. Отвести в душ? Или ты всё-таки откажешься от вип-услуг?
Мегуми фыркнул с напускным раздражением. Если она девушка Сатору, то, может быть, он возьмётся за голову хотя бы одной рукой. А может и не быть.
***
Иногда мысли — это потревоженный палкой клубок ядовитых змей. Огромных, вечно переговаривающихся тонким шипением, жалящих по причине и без. В последнее время все мысли Сакуры такие. Что из закромов памяти не вытащи. Да и не только памяти. Про будущее тоже думать тошно. Не тошно — тяжко. С налётом неизбежности. Обречённости даже. Вот и оставалось только настоящее.
Что-то незначительное могло стать точкой отсчёта в её голове. Вершиной, с которой брошенный в шутку снежок сходит лавиной. Иногда так получалось с сообщениями от Окиты — близкого человека из прошлого, настоящего и оставшегося будущего. Они с Сакурой каждый день перебрасывались десятком не особо содержательных сообщений. Давали друг другу понять, что ещё не сдохли и вполне себе на плаву. Большими письмами, в которых делились всем нужным и ненужным, они обменивались по электронной почте раз в две-три недели.
Вот и сейчас, пока Сакура шагала по коридору больницы в палату к пациенту, на телефон пришло сообщение Окиты о том, чтобы она на днях ждала большую поэму. А потом Соджи спросил про планы на следующий месяц.
Окита:
Я приеду повидаться с сестрой и племянниками.
Надеюсь, моё приветствие попортит кровь её муженьку.
Сакура:
ты повидаться с Мицу едешь?
или Тосидзе на нервы действовать?
Окита:
Хочу совместить приятное с полезным.
Но ночевать Мицу меня у них не оставит точно.
Сакура:
так у тебя есть здесь крыша.
Окита:
Которая твоя?
Сакура:
которая моя.
Окита:
Не-не, у тебя там прогресс в личной жизни.
Не хочу мешать.
Я и так уже не надеялся. Думал, придётся жениться: D
А тут такое. Терпения ему, кстати.
Сакура:
оно ему не понадобится, потому что не долго осталось
Только когда она отправила сообщение, поняла, какую глупость сморозила. Окита хоть и тот ещё разгильдяй, но проницательность тысячелетнего лиса была впаяна ему в черепную коробку специально, чтобы по малейшему колебанию воздуха понимать: где находится добыча, которую нужно поймать, а где охотник, от которого лучше спрятаться.
Окита:
Это как понимать?
Сакура, в чём дело?
Ты его бросить хочешь?
Короткая пауза, но длиною в вечность. Окита что-то долго печатал. Потом стирал. Молчал какое-то время. Сакура закусила губу, пожалев, что иногда делает, даже если хорошенько подумает.
Окита:
Или с тобой что-то случилось?..
Сакура долго смотрела в экран телефона, не зная, что написать. Стоило бы сказать правду. Предупредить Соджи, чтобы был готов. Чтобы новость о её смерти не свалилась, как снег на голову. С другой стороны, она сейчас его из равновесия выбьет. Заставит переживать. Уподобит его и без того вечную агонию сожалений знаку бесконечности.
Сакура:
я просто опять ни в чём не уверена.
Она ответила и положила телефон в карман халата. С друзьями так не поступают. Не врут. Уклончиво на прямые вопросы не отвечают. Это просто нечестно. Сакура на секунду прикрыла глаза. Вспомнила. Намеренно потревожила ещё один клубок змей, когда-то бывший горсткой самоцветов.
То было уже далёкое детство. Третий класс младшей школы. Окита в недоумении. Ну, где это видано, чтобы девчонка была выше на целых четыре сантиметра? А отметка, оставленная на косяке черным маркером, именно об этом и говорила. Да что там говорила, она вопила о том, что сам Окита Соджи проиграл. И кому? Этой долговязой? Мальчишка разглядывал отметку и с той стороны, и с этой. Но ужасные четыре сантиметра никак не исчезали. Даже под грозным взглядом. Сакура смотрела на него с толикой здорового скептицизма. Они же ещё дети, они же ещё растут. И Соджи непременно догонит или даже обгонит отметку, поставленную чёрным маркером.
— Если дальше так пойдет, — мальчишка покачал головой. — Чтобы измерить твой рост, придется таскать с собой стремянку.
Колпачок от маркера болезненно щелкнул Окиту по лбу. Сакура попала прямо в середину, и теперь Соджи был похож на замужнюю индианку с огромным бинди чуть повыше линии бровей. Будто третий глаз открылся.
Примерно до лет десяти у неё была короткая стрижка под мальчика, поэтому когда они гоняли мяч вместе, а потом дрались с соседскими хулиганами за площадку, мыслей, что рядом с Окитой вообще-то девочка, ни у кого не возникало. Не возникало их и когда дети шли ловить цикад да лягушек. Никто не верещал при виде огромного насекомого или склизкого земноводного. А когда у кого-нибудь уплывал сандалик вниз по течению ручья, рискуя оказаться выловленным где-нибудь в Тихом океане, никто не ревел и не жаловался родителям. В дождевых червей палками тыкали тоже вместе. И колени с локтями обдирали, не сговариваясь. Тогда и сам Соджи не особо обращал внимание на то, что перед ним девочка, потому что не важно, кто стоит с тобой в драке плечом к плечу, главное, что рядом, не против тебя.
Третий класс средней школы. Окита кривился и пыхтел. Несправедливость в чистом виде. Которую демонтировал маркер, но уже ядрено красного цвета. Парень подрос, вытянулся к пятнадцати годам, а все еще ниже Сакуры. Только на целых пять сантиметров. Та улыбалась, скрестив руки на груди. Соджи по глазам видел, что Сакура хочет сказать. Он сработал на опережение.
— У тебя все в рост ушло, а надо было в сиськи, — Окита сделал две фигушки и приставил к своей груди.
— Зато у тебя ничего в мозг не ушло. Голова как была пустая, так и осталась, — заявила Сакура.
Обмен любезностями закончился дракой. А потом совместным мытьём полов в наказание.
Третий класс старшей школы. Окита почти доволен. Но ключевое слово здесь «почти». Он одного роста с Сакурой. Пришлось брать синий и зеленый маркеры, чтобы понять, где и чья отметка красуется все на том же косяке.
— Забудь про каблуки, а то никто такую Эйфелеву башню на свидание не позовет, — проворчал Соджи.
— Кто-то что-то сказал? Прости, с высоты моего роста слышно только чей-то писк, — Сакура приподнялась на цыпочки, уверенно смотря поверх головы Окиты.
Они были друг за друга слишком часто, чтобы обижаться на тупые подколы и едкие словечки.
— Я чувствую себя молодой женушкой, — ворчал Окита, аккуратно проходя ваткой по ободранным до крови костяшкам Сакуры.
— А ворчишь, как бабка столетняя. Ауч! — Сакура чуть руку не выдернула из цепких лап Соджи.
— Острить вздумала? — ну точно дряхлая старуха в облике семнадцатилетнего паренька. — Это вообще-то моя прерогатива. А твоя, похоже, устраивать кошачьи драки в туалете. Сакура, ты уверенна, что не переродившийся Такеда Шенген?