Страница 24 из 42
— И автоматически проигрываешь, — отозвалась Сакура, у которой всё тяжёлое будто разом схлынуло. — Что-то случилось?
— Да, я к тебе сейчас пациента привезу.
— Опять побитого друга?
— Нет. Сынулю, — сказал Сатору, и на заднем фоне раздоилось плохо различимое возмущение.
— Что-то серьёзное? — спросила Сакура.
— Ну, я б не сказал…
— Вези, — зачем-то кивнула Сакура, будто Годжо мог её видеть.
Она понимала, что влипла. По уши увязла. Кинулась с головой в омут русалочьих глаз. А сирены и русалки, как известно, не самые дружелюбные к человеку создания. За их красивыми улыбками скрывались острые пираньи зубки. Как пила. Несколько секунд и от тебя один обглоданный скелет.
Но Сакура была не против.
Чёрт возьми, она влюблялась в Годжо Сатору.
— Это просто гормоны, — тихо сказала она, убрав телефон обратно в карман халата.
Врать себе Сакура всегда умела хорошо.
Комментарий к Часть 7
1 Кайдан — традиционный фольклорный жанр в Японии, призванный испугать слушателя; рассказ о встречах со сверхъестественным: привидениями, демонами, ведьмами и тому подобным; аналог европейских быличек и историй о привидениях. Сборники кайданов — кайдансю выделяются в отдельный литературный жанр. По отношению к современной японской культуре термин «кайдан» употребляется крайне редко, чаще используется обозначение японские городские легенды.
========== Часть 8 ==========
Комментарий к Часть 8
публичная бета включена
Парнишка напомнил ей волчонка. Так остро и внимательно сверкали его глаза из-под колючей чёлки. Протянешь руку — укусит. Сакура протянула. Её не цапнули. Мегуми сидел на перевязочном столе, терпеливо ждал, пока она осмотрит его рану на лбу. Спокойно отвечал на дежурные вопросы Сакуры, которые она задавала, чтобы понять состояние юного пациента.
— Представишься мне полностью? — спросила Сакура.
— Годжо-сан же сказал моё имя, — мрачно отозвался Мегуми.
На новых людей он реагировал настороженно. Дети себя со взрослыми так ведут по весьма скверным причинам.
— Я прошу тебя повторить, — сказала Сакура.
— Фушигуро Мегуми.
— Сколько тебе полных лет? — она задала новый вопрос.
— Шестнадцать, — ответил Мегуми.
— Какое сегодня число, помнишь?
— Двадцать второе октября.
Он поморщился, когда Сакура осторожно положила пальцы ему на щёку, заставив повернуть лицо пострадавшей стороной к ней.
— Не любишь чужие прикосновения?
— Не люблю.
— Хорошо, Фушигуро-кун, — сказала Сакура. — Полагаю, заехали тебе ногой. Лихой был каратист.
— Не очень, — отозвался Мегуми, вспоминая хулигана, ударившего его с разворота.
— Посмотри на меня, пожалуйста.
Мегуми послушно поднял взгляд зелёных глаз. Отцовых, поняла Сакура. Таких же тёмных, полных малахита, как и у мужчины, с которым она столкнулась на пороге квартиры Годжо. Взгляд не отличался ни чем, пусть даже в первую встречу отец Мегуми по-лисьи усмехнулся. Глаза улыбка не тронула — они оставались такими же острыми и проницательными, очень холодными. Хотя одно отличие всё же было — паутинка морщин в уголках раскосых глаз. Но тут возраст. Он разделил отца с сыном и по габаритам. Сам Мегуми тоньше, изящнее. Не только потому, что не сошла подростковая худоба. Он может ещё и вытянется, но вес наберёт не сильно. Такова конституция его тела. Врачи умели определять такое на глаз.
— Сотрясения у тебя нет, Фушигуро-кун. Это хорошо. На вопросы отвечаешь чётко, себя контролируешь, с реакцией всё в порядке. Но рану на лбу зашивать придётся. Потерпишь мои прикосновения ещё немного?
— А у меня есть выбор? — спросил Мегуми.
— Есть. Можешь просто попросить обработать тебе рану. Но заживать будет дольше, как и болеть, — улыбнулась Сакура, снимая перчатки.
— Он мальчик умный, просто иногда показывает зубы. Так что зашивайте, пожалуйста, Куран-сенсей, — подал голос Годжо.
Он сидел на стуле у входа. Наблюдал за тем, как осматривают Мегуми. В основном смотрел на Сакуру за работой. Она отошла от парня, надела новую пару медицинских перчаток, вместо перепачканных. Дезинфицирующий спрей. Ватные тампоны. Хирургическая игла, полупрозрачная леска для саморассасывающегося шва. Каждое движение отработано до автоматизма, чёткое и будничное. Будто Сакура шнурки завязывала, а не собиралась зашивать чужую кожу.
— У вас много свободного времени, раз вы тратите его на такую мелкую рану? — спросил Мегуми.
— Это моя работа, Фушигуро-кун, — сказала Сакура. — Если ты переживаешь, что отнимаешь время у других пациентов, то я тебя успокою: не отнимаешь.
Мегуми посмотрел на Годжо. Тот улыбнулся. Что творилось в голове у парнишки, догадаться не составляло труда. Личная жизнь Сатору для него вызвала интерес. Вовсе не праздный, как бывает у любителей засунуть нос не в свои дела. К таким индивидам Фушигуро Мегуми навряд ли отнесёшь. Так уж вышло, что Годжо стал в его жизни второй отцовской фигурой. Гораздо ближе, чем родная кровь. Поэтому любопытство выпускало когти довольно часто, когда дело касалось Сатору. Но Мегуми был хорошо воспитан и слишком упрям, чтобы переступать через личные границы. Годжо только делал вид, что открыл их и пограничников не поставил. Однако, Мегуми мальчик не глупый. Серое вещество в голове варит отлично, чтобы понять — насколько далеко он от Сатору, несмотря на всю их вполне искреннюю близость. Парадоксально, но факт.
— Вы такая суровая за работой, Куран-сенсей, — протянул Годжо.
— Да. Тех, кто от неё отвлекает, могу и за двери выставить, — сказала Сакура, обрабатывая расшибленный лоб Мегуми.
— Молчу, молчу, — дипломатично заявил Годжо.
И подмигнул Мегуми. Тот закатил глаза.
Раздался телефонный звонок. Годжо достал из кармана брюк телефон.
— Твой отец, — Сатору повернул к Мегуми экран.
— Не бери, — сказал Мегуми.
— Он ведь заявится, — улыбнулся Сатору. — У твоего старика под старость лет включился режим гиперопеки.
— Скажи ему, что мы… не знаю, придумай что-нибудь, — нахмурился Мегуми. — Ты ж не глупый.
— Сомнительный комплимент, но я от тебя и такому рад, — улыбнулся Сатору.
Поднялся со стула одним изящным для своего роста движение и вышел за дверь. В коридоре потонуло весёлое «алло, любимый». Мегуми перевёл взгляд на Сакуру. Он привык, что многие люди бывают весьма любопытными и некоторые вещи склонны истолковывать неправильно. Не из-за любознательности, а из-за любви покопаться в чужом белье даже малознакомых людей. Ох, как много его семья в своё время настрадалась от чужих поганых языков и вечно голодных до событий за чужой дверью глаз. Но доктор Куран не выказала никакой заинтересованности в происходящем. Она подошла к Мегуми, чтобы обезболить рану.
— Я постараюсь недолго. Потом сможешь привести себя в порядок в душевой. Она для дежурного персонала, но в такое время тут уже никого не бывает.
— Вы всех пациентов туда пускаете? — усмехнулся Мегуми.
— Только випов, — в тон ему заявила Сакура. — Меня Годжо попросил, чтобы ты смог привести себя в порядок там, где не побеспокоят. Соглашаться или нет, дело твоё, Фушигуро-кун. Сейчас я начну зашивать. Больно быть не должно, но если вдруг, то скажи. Не терпи.
Мегуми скупо кивнул. Сакура приподняла его голову за подбородок, чтобы на ранку лучше падал свет. И начала зашивать. Мегуми практически ничего не чувствовал, кроме мерзкого зуда под кожей. Будто разом закопошился рой насекомых. Иногда взгляд зелёных глаз с точки в стене скользил на лицо Куран-сенсей. Кто она Сатору? Вот вопрос, который Мегуми старательно отгонял от себя, как лошадь мух хвостом от зада. Потому что не его дело.
У Куран-сенсей кожа тонкая, как японская бумага. Венки видны. Причудливые, изящные узоры на фарфоровой чаше. Она красивая, но уставшая. А ещё… Мегуми не знал, как это объяснить, но веяло от Сакуры чем-то холодным, тёмным, нездешним. Даже отчуждённым. Как от отца в далёкие времена его не самого образцово-показательного поведения.